Уважаемый человек с той стороны пролива нуждался в наложнице из хорошей семьи. Молодой, красивой и перспективной в плане размножения. Гьот предложил вариант, уважаемый человек счел кандидатку годной, а цену приемлемой. А если двух уважаемых людей сделка устраивает, то какие могут быть возражениия?
Возражения оказались у самой девушки. И у ее жениха, который с помощью брата схитил невесту прямо из-под носа предприимчивого заимодавца.
И совершил при этом противоправное действие вроде нашего: ранил двух милых человеков, которых Гьот отправил за девушкой. Двух ранил, еще одного обратил в бегство, а затем, понимая, что ответственности не избежать, спешно покинул Роскилле. Вместе с невестой и братом.
— … Но я его достал! Копьем! — с гордостью заявил еще один пленник, который как раз и был тем сбежавшим, бросившим раненых товарищей, но считавший себя героем, поскольку хозяин действия одобрил. — И вам бы лучше тоже бежать! — посоветовал он варягам. — Вы — чужаки. Здесь у вас ничего нет. А если останетесь, вам конец. Хозяин не простит.
Молодец. Что думал, то и сказал. Пытался, надо полагать, заработать расположение пленителей. Или стокгольмский синдром взыграл.
Если у Сергея и была мысль оставить кого-то в живых, то после этого откровения она была отброшена как неконструктивная.
— Она хоть красивая? — грустно поинтересовался Машег, осознавший, что познакомиться с десятимарковой подругой не удастся.
— Ага, — подтвердил пленник. — Вот такая коса толстая!
— Не грусти, друже, — сказал хузарину Траин, вытирая окровавленные руки о рубаху пленника. — Будут у тебя девки. Может, и не за десять марок, но за две-три точно.
— Я тебе ее подарю!
О! Законоговоритель очнулся. Нет, скорее всего, очнулся он раньше, но виду не подавал. Прислушивался.
Хорошая попытка. Варит котелок у работорговца.
— И виру за раны просить не станешь? — спросил Сергей, присев рядом с ним на травку.
— Не стану, — заверил Гьот Богатый. — Это же мы на вас напали.
Надо же. Каким толерантным и немстительным становится человек, когда осознает свою беспомощность.
— Какая вира? — Глядя на Сергея чеснейшими глазами, провозгласил Гьот Богатый, не желавший стать Гьотом мертвым. — Могу даже за обиду приплатить. Но это уже в Роскилле. Здесь у меня денег нет. Столько нет, — поправился он, среагировав на красноречивый взгляд Сергея на кошель на поясе. — Вы только помогите мне раны перевязать, а там уж я сам. Кто тебе серебро даст, а твоему другу девку, если я от потери крови умру?
Хорошо сказал. По-доброму. Так и хочется поверить.
— Конечно, мы тебе поможем, — таким же доброжелательным тоном отозвался Сергей. — Слово даю: от потери крови ты не умрешь.
Что-то такое мелькнуло в глазах сёлундца. Что-то злобно-торжествующее. Решил: повелся юнец на посулы.
Впрочем, Сергей не соврал. От потери крови Гьот Богатый не умер. Он умер от дырки в сердце.
Тела варяги раздели и скинули в ближайший овраг. И трупы собак туда же. Волки здесь водились, Сергей видел следы.
Окровавленную одежду и оружие зарыли в километре от места боя рядом с приличных размеров камешком, который и водрузили сверху. Чтоб зверье не раскопало.
С собой прихватили только серебро и Гьотов золотой перстенек, приглянувшийся Траину. Сергей согласился, но обязал сына ярла не надевать украшение, пока они не уберутся с Сёлунда. Вдруг кто признает?
— Варт, а давай ту девку найдем? — заныл Машег, когда с погребением было закончено. — Я же всю жизнь о ней думать буду, если не увижу. Десять марок. За такие деньги мастера-кузнеца купить можно, да еще и останется!
— Давай сделаем это, хёвдинг, — неожиданно присоединился к хузарину Траин. — Мне на нее тоже взглянуть любопытно, а далеко они точно не ушли, девка и раненый.
— Ладно, — махнул рукой Сергей, которому тоже было любопытно взглянуть на девушку. — Только косулю повыше подвесь, чтоб зверье не достало. Мы ее потом заберем, когда найдем беглецов.
— Зверью в овраге поживы хватит, — возразил Траин, но сделал, что сказано. Не то передумает вождь и велит возвращаться, не удовлетворив любопытство.
— Не надо нас искать!
Оп! Явление беглеца варягам.
Молодой. Всего лишь на пару лет постарше Сергея. И по телосложению и осанке сразу понятно: не землепашец. Справный парнишка. И меч правильный. С простой, но порядком потертой рукоятью.
Но главное — не в осанке и не в мече. Главное: сказано было пусть и с жестким нурманским ацентом, но — по-словенски.
— Ты жених? — прямо спросил Сергей.
— Брат. Ранили его.
— Далеко? — уточнил Сергей.
— В Роскилле. Когда мы из гарда уходили.
— Нет, где они сейчас?
— Тут, рядом.
— Пошли пообщаемся, — решил Сергей.
Согласится или нет? Вопрос доверия. А доверие оно такое, обоюдное.
— Пошли, — не раздумывая, согласился брат жениха. — Только можно я косулю вашу заберу? С ночи не жравши, — и поспешно добавил: — Мы заплатим!
— Забирай, — разрешил Сергей. — Траин, отвяжи.
— Меня Хальфдан зовут, — представился брат жениха. — Хальфдан Сваресон.
Косулю Хальфдан вскинул на плечо играючи и пошел с ней будто налегке. Хорош. Сергей бы такого в хирд взял охотно.
Опять-таки доверие парень продемонстрировал: впереди пошел. А ведь видел, как они меньше чем за минуту управились с Гьотом и его пристяжью. Хальфдан, значит. А вторая половинка у него, случайно, не словенская? [15]
Нет, не словенская. Английская. Мама у парня оказалась из нортумбрийских англов, а папа — коренной. И тоже хёвдинг. Умер в прошлом году. А словенский парень знал от бабки, которая хоть и нурманка, но молодость провела где-то в Гардарике.
Впрочем, это было непринципиально. Парень Сергею по-любому нравился. Правильный. И неглупый. Это он придумал фокус с ручьем: изобразить, будто они вверх пошли, а самим отойти на пару километров и схорониться. Только собачек не учел. Собачки, кстати, не ошиблись и по правильному следу шли. Просто у беглецов и варягов маршрут, тропка звериная, совпал.
А вот «десятимарковая» девушка оказалась обычной датчанкой. Симпатичной, но не более. С той же Колхульдой даже и сравнивать смешно. Симпатичной, молоденькой и до смерти перепугавшейся, когда потенциальный деверь вернулся не один.
— Это друзья, — успокоил родню Хальфдан. — Они нас от Гьота избавили.
— Как? — спросил брат.
Был он похлипче старшего, но ненамного. И бледноват. Надо полагать, крови потерял порядочно.
— Я погляжу? —
