Замычали коровы. Скоро Сайфутдин пригонит овец. А коров к тому времени загонят в сарай.
Муиминат с ведром направилась доить. Старший сын и дочка побежали к воротам высматривать овец.
Самый подходящий момент. Касум сразу поспешил к веранде.
Саад, стоя на коленях на разостланной посреди комнаты козьей шкуре, совершал намаз. Касум остановился у двери – не станет он нарушать молитву.
Саад, как бы задерживая входящего, громко произнес:
– Ассаламу алайна, ва ала…[45]
Затем снова понизил голос, провел руками по лицу в знак окончания молитвы и, мельком взглянув на Касума, спросил по-русски:
– Что тебе?
– Мне нужны деньги. За два года моей работы.
Саада будто кто подкинул. Он вскочил и рванулся к стулу у двери, где положил ремень и кинжал в серебряных ножнах.
– Стой на месте! – крикнул Касум и вытянул свой кинжал.
– Не говори глупостей и не хорохорься попусту! – презрительно бросил Саад. – Живым тебе отсюда так не уйти!
– За свои деньги я готов умереть у твоего порога, но и ты не останешься жить!
Трехлетняя дочка Саада, испуганно разглядывавшая Касума, кинулась к отцу и обхватила его ноги. Отец отстранил ее и снова бросился к стулу. Но кинжал Касума преградил ему путь.
– Вернись, Саад, и сядь на свое место! Иначе я проткну тебя насквозь!
Взглянув на перекошенное от ярости лицо Касума, Саад повернулся и сел на козью шкуру, сказал:
– Ты поджег мое сено, ограбил племянника, а теперь в дом пришел? Стыда у тебя нет!
– Сено поджег не я!
– А кто же?
У тебя много врагов, угадать трудно. Не любят тебя люди, по тому и сделали такое. А я не виноват. Отдай мои деньги, лучше будет.
– Убери кинжал. Я не из пугливых, ты это знаешь.
– Уберу, когда отдашь долг.
– Хорошо! Отдам! – вдруг изменился Саад. Он явно что-то задумал. – Сколько тебе?
– Сам знаешь сколько!
Саад полез в карман, отсчитал несколько бумажек и протянул Касуму.
Касум не верил Сааду.
– Клади сюда! – И он показал на свой кинжал.
Взяв с конца кинжала деньги, Касум, не считая, засунул их в карман. Затем, кивнув в сторону двора, сказал:
– Эти двое не знают, что я за человек! Их не трогай! – И, схватив со стула кинжал Саада, в мгновение ока выскочил из комнаты и закрыл за собой дверь.
Саад кинулся за ним, но дверь не открывалась – Касум про дел через ручку его кинжал. Саад бросился к окну. Касум, успевший уже вскочить на лошадь, что стояла у коновязи, был в воротах, когда услышал звон разбитого стекла.
Саад добежал до комнаты для гостей – там было его оружие: офицерская винтовка и семизарядный наган. Последний он всегда носил при себе и, как назло именно сегодня оставил его дома.
И здесь Сааду не повезло. Дверь оказалось запертой. Он дергал ее изо всех сил.
– Вададай, что ты делаешь? – крикнула Муиминат, прибежавшая на звон стекла.
– Какого черта ты заперла эту дверь! – заорал Саад.
Муиминат в испуге с трудом нашарила в кармане ключ. Саад схватил винтовку и вихрем понесся к воротам. Навстречу ему бежал сын.
– Дади, он уехал на нашей лошади! – кричал мальчик.
Не говоря ни слова, Саад повернул в сарай, вывел неоседланную лошадь, вскочил на нее. Но в это время овцы вломились в ворота и через минуту запрудили весь двор.
– Чтоб вас съели на похоронах! – заревел Саад слезая с коня.
Куда теперь поедешь. Касума и след простыл. Под ним конь – что лань.
– Вададай, зачем ты засунул этот кинжал в дверную ручку?! – крикнула с веранды Муиминат.
– Чтоб язык твой болтливый отрезать! «Зачем, зачем»?!
Был на исходе четверг. По обычаю, в ночь с четверга на пятницу соседи подносят друг другу сага.
Раньше, когда жизнь еще не так скрутила семью Беки, Кайпа специально готовила для этого чапилги – лепешки, начиненные творогом или картошкой. Сейчас об этом и думать нечего. В доме ни муки, ни масла. Корова уже совсем не дает молока.
– Хусен, снеси хоть соли соседям, – говорит Кайпа, подавая сыну тарелку с тремя равными кучками соли. – Оно, конечно, не ахти какое подношение, зато соль белая.[46]
Хусен нехотя берет тарелку. Ему совестно нести людям одну соль.
– Не кривись, иди, – подтолкнул его Хасан. – Что делать, если нам больше нечего дать людям?
– Вот сам бы и отнес, – невольно буркнул в ответ Хусен. – По чему это всегда я должен ходить.
Мать перебила их:
– Ты младший, потому тебе и идти.
– «Младший, младший»! – Хусен выскочил из комнаты и от злости так хлопнул дверью – стены задрожали.
Отдав всю соль семье Гойберда, Хусен скоро вернулся. У ворот стояла Эсет. Она всякий раз с нетерпением ждала четверга. В такие дни мать снимала свой запрет и девочка отправлялась к соседям разносить сага. Без причин у Кабират не больно-то вырвешься из дому.
Эсет протянула Хусену три больших куска сахару.
– Зачем так много? – удивился Хусен. Давно у них не было столько сахару.
– Это же сага!
Эсет тоже, как и Хусен, должна была отнести сага в три дома. И если мальчик не сделал этого только потому, что стеснялся идти к людям с одной солью, то Эсет совсем не потому отдала все три куска Хусену. Будь ее воля, она бы целый ящик принесла, и не только сахару.
– На, возьми и это, – сказала Эсет, запуская руку за пазуху.
– Что там у тебя?
– Тише, – она прикрыла рот ладонью, – это я еще из Владикавказа принесла. Бери.
Она протянула ему полную горсть конфет.
Хусен стоял в нерешительности и не знал, то ли взять, то ли отказаться от подарка…
Эсет поманила Хусена пальцем, приникла к самому его уху и, как великую тайну, замирая, прошептала:
– Дади сказал, что купит вам лошадь.
– …
– Понимаешь, лошадь! И даст вам арбу кукурузы.
– Зачем?
– Потому, что у вас нет лошади и кукурузы.
Эсет не решилась рассказать все, как было. Ведь Соси грозил голову оторвать, если она хоть словом кому-нибудь обмолвится. Даже Кабират ничего не знает о дорожном происшествии. Про винтовку ей сказали, что в пути потеряли – упала, мол, с арбы.
– Не нужна нам его лошадь. Мы сами купим, – буркнул Хусен, придя наконец в себя.
– Нужна, – хлопнула в ладоши Эсет. – У дади денег много, а у вас нет.
Девочка говорила, а сама все оглядывалась – не подслушал бы кто.
– Подумаешь, деньги! Не гордись своими деньгами! – поджал губы Хусен. – Скоро у всех будут деньги… и лошади будут!
Эсет даже рот раскрыла от удивления.
– Откуда все их возьмут! Вороны, может, накаркают?
– «Вороны, вороны»! – передразнил ее Хусен. – Скажи лучше, какие вороны тебе накаркали, что отец твой купит нам лошадь?
– Вот увидишь. Может, даже завтра купит. Он завтра в Пседах едет, на базар!
С этими словами Эсет побежала к себе домой.
– Вададай, откуда ты взял столько сахару? – удивилась Кайпа.
– Эсет принесла.
– Спасибо им. Как это Кабират так много прислала? А ну, сбегай в сад, сорви сливовую веточку. Надо чаю заварить, раз есть сахар.
Хусен неотступно думал о том, что сказала Эсет. С чего это Соси вдруг купит им лошадь и даст арбу кукурузы? Соси, который с умирающего сдерет копеечный долг, который с великой неохотой, будто душу из тебя тянет, дает закат для сельских сирот?
– Два-три дня будем пить сладкий чай, – радуется Кайпа, раскалывая тупой стороной ножа куски сахара, – спасибо соседям. Уж очень надоел пустой чай. И молоком не забелишь с такой коровой.
– Нани, а не лучше ли продать корову? Какой с нее толк? – вставил Хасан.
У него своя забота. С тех пор как Дауд у Исмаала говорил о том, что у каждого должно быть оружие, Хасан не раз собирался завести с матерью разговор о продаже коровы.
– Многие советуют продать ее и купить лошадь. Говорят, лошадь вернет корову. – Кайпа с грустью посмотрела на нары, где лежал Султан, и добавила: – Что мне лошадь, если я и за ворота не могу выехать!
– Выходит, так и будем любоваться на эту корову, пока Султан не выздоровеет? А он, может, никогда не поправится?
Кайпа помолчала.
– Жена Алайга говорит, надо выспросить, кто будет скотину резать, снести туда Султана и подержать его в только что вспоротом брюхе. Тогда, говорит, обязательно выздоровеет.
– Только навозом ты его и не лечила, – ухмыльнулся Хасан.
– А что делать? Мучается ведь! И меня мучает. Кручусь вокруг него, словно наседка, на шаг не могу от дома отойти.
Мысли Кайпы и Хасана были далеки друг от друга, как небо от земли.
Хасан понимал, что о покупке винтовки и думать нечего. Придется ждать, может, Дауд выполнит свое обещание и принесет ему ружье. А не принесет – тогда надо что-нибудь придумать.
Хусен, сидя в сторонке, молча слушал разговор матери с братом и вдруг ляпнул:
– Не надо продавать корову. Завтра Соси купит нам лошадь!
– Что? – расхохоталась Кайпа.
– Он спит и видит сон! – покосился на брата Хасан.
– И никакой это не сон! – рассердился Хусен. Кайпа подошла к мальчику, погладила его по голове.
