мамусей.
Поэтому она удивилась, когда после небольшой заминки Жозеф улыбнулся ей:
– А знаешь что? Я с удовольствием приду. И принесу с собой материалы.
– Материалы?
– Которые я хотел обсудить с мастером по подделке документов, с Евой Моро. Я все еще не могу поверить, что это ты. – Он погладил ее по голове, как маленькую. – Давай адрес, я обязательно приду.
– Мы живем в пансионе мадам Барбье. Слышал о ней?
– Да. Только запомни, никому не называй моего настоящего имени. – Он покачал головой и снова дотронулся до ее щеки, задержав там на мгновение свою ледяную руку. – Кто бы мог подумать, что маленькая Ева Траубе станет сражаться с немцами? Чудеса, да и только!
Потом он надел свою кепку, замотал шею шарфом, вышел и исчез в ярких утренних лучах солнца.
За все то непродолжительное время, пока они шли обратно к церкви, Ева так и не сказала отцу Клеману, что в прошлом была знакома с Жозефом. Она лишь сообщила, что встреча прошла хорошо, и была рада, что отец Клеман никаких вопросов ей больше не задавал. Оставшуюся часть пути они не проронили ни слова. Он попрощался с ней у дверей церкви, по-отечески поцеловав в лоб, а Ева направилась в библиотеку, прокручивая в голове миллион всяких мыслей.
– Ну что? Ты виделась с Фоконом? – Голос Реми прозвучал так неожиданно, что она даже вскрикнула. Когда Ева вошла, он стоял в тени около книжного шкафа, а она была настолько погружена в свои размышления, что не заметила его. Реми вышел из темноты с хмурым видом. – Он наверняка сказал тебе, что мы здесь все делаем неправильно?
– На самом деле он показался мне довольно милым.
– Я бы точно не стал использовать это слово по отношению к нему.
Она удивленно заморгала:
– Так вы уже встречались?
– Два раза. И если бы он тратил на помощь подполью столько же времени, сколько на свою прическу, возможно, мы бы уже победили немцев.
– Реми, не такой уж он и плохой. – Ева хотела объяснить ему, что человек, которого он знал под именем Жерар Фокон, учился с ней в одной школе, что они были знакомы с детства, что он знал ее мать, а она – его родителей, что он хороший парень, просто немного эгоистичный. Но она не имела права делиться с ним этими сведениями.
– Ладно, все с ним нормально, просто мы не сошлись характерами. Не будем об этом. Так какие там у него претензии?
– Я пока не знаю. Он все объяснит сегодня вечером.
Реми удивленно приподнял брови:
– Сегодня вечером?
– Да. Он… э-э… придет к нам на обед.
На лице Реми появилась обида, и он отвернулся.
– Понятно. Выходит, у вас свидание?
– Нет-нет, конечно, нет. – Не могла же Ева вдаваться в подробности. Она лишь вздохнула и сменила тему разговора: – Значит, вы с ним встречались два раза? Зачем?
Реми грустно посмотрел на нее и снова отвернулся.
– Ева, мне бы хотелось больше участвовать в делах подполья. Я подумал, что он посодействует в этом.
– Но ты и так много чего делаешь. Посмотри, сколько детей мы с тобой спасли.
– Неужели у тебя не возникало желания сделать еще что-нибудь? Иногда я чувствую себя таким бессильным, особенно в последние месяцы, после того, как немцы заняли всю страну. – Он вздохнул. – Несколько недель назад я договорился о встрече с Клодом Годибером. Ты слышала о нем?
Ева кивнула. Этим псевдонимом пользовался лидер Сопротивления в их регионе; она слышала, как отец Клеман и мадам Нуаро говорили о нем.
– Так вот, он прислал вместо себя Фокона, и, похоже, я не произвел на него особого впечатления. Он много расспрашивал меня о нашей работе и пообещал связаться со мной позднее и сообщить, чем еще я могу быть им полезен. От него не было вестей до начала этой недели. Он сказал, что Годибер интересовался, готов ли я участвовать в некоторых операциях.
– Каких именно операциях?
Реми снова взглянул на нее:
– Ему нужны люди, которые сопровождали бы детей через границу. Кажется, им срочно требуется замена, так как недавно арестовали их проводника, одного из участников подполья.
– Но, Реми, это наверняка очень опасно. Ты ведь не думаешь соглашаться? – Ева чувствовала, что в глазах у нее стоят слезы; она поняла, что Реми это заметил, потому что выражение его лица смягчилось, он подошел к ней поближе и коснулся ее щеки.
– Ева, я должен. Должен сделать что-то большее. И я здесь, чтобы сказать тебе об этом. Отец Клеман уже все знает.
– Знает что?
– Что сегодня вечером я ухожу с первой группой детей.
Ева похолодела.
– С-сегодня вечером? Но сейчас зима! И переход через границу – огромный риск.
Он покачал головой:
– Мне сказали, что мы переправляем детей через границу неподалеку от Женевы, через Альпы переходить не придется, поэтому серьезных проблем из-за погоды мы не ждем. Зато она ограничивает перемещение войск, что нам только на руку.
– Но, Реми, а вдруг с тобой что-то случится?
– Я буду осторожен. – Он приблизился к ней еще на один шаг, она чувствовала его дыхание на своей щеке и на мгновение подумала, что он сейчас поцелует ее. Но он лишь коснулся губами ее лба и быстро отступил, словно это прикосновение обожгло его. – Как бы там ни было, желаю хорошо отобедать в Фоконом.
– Реми, я…
Но он уже повернулся к ней спиной и через секунду вышел; дверь со щелчком захлопнулась за ним. Еве хотелось кинуться следом, умолять его передать работу сопровождающего кому-нибудь еще – но разве стал бы он ее слушать? Он ей ничего не должен.
Но как Годибер мог с такой легкостью рисковать жизнью Реми? Если его схватят, их группа лишится искусного мастера по подделке документов. Она пыталась гнать от себя эти мысли, погрузилась в работу над многочисленными документами, которые ей предстояло подготовить за день, но поняла, что не может сосредоточиться. Каждый раз, когда она моргала, перед ее мысленным взором появлялся Реми, замерзший и одинокий, посреди снежной бури, а к его голове была приставлена нацистская винтовка.
– Жозеф Пелетье? – Глаза мамуси радостно заблестели, когда Ева вернулась домой и рассказала ей, что вечером к обеду у них будет гость, но они не должны называть его настоящее имя в присутствии мадам Барбье. За последние месяцы Ева еще не видела мать такой счастливой. – Просто чудо какое-то! Ты не знаешь, что он любит есть, мое сердечко? Мы приготовим для него что-нибудь особенное.
– Мамуся. Думаю, он понимает, какой скудный у нас паек, и обрадуется любому угощению.
– Но это ведь Жозеф Пелетье! Он был самым красивым мальчиком в школе, и к тому же он из хорошей семьи. Я уверена, мы сможем договориться с мадам Барбье и ее другом фермером, чтобы они нам оказали услугу.
Ева хотела ответить, но прикусила язык.
Жозеф пришел с наступлением темноты, на нем был темно-серый шерстяной свитер и
