— Та-а-аню-у-ша-а!!
— Иду, иду! — отозвалась она. Но с места не сдвинулась. Стала Прохора, который к ней прильнул, по головке гладить. И причитать жалостно: — Бедный ты, несчастный, один у меня остался, ты да Даша, обоих люблю, всё ради вас сделаю, жизни не пожалею, костьми лягу…
Мне расхотелось с ней разговаривать. Из коридора появилась старуха с космами врозь и с глазами, как у затравленной собаки, и поманила Татьяну Павловну за собой.
— Иди, иди! — прикрикнула на нее хозяйка, а Прохора оттолкнула. — Ублюдок. Знаете, ребятки, я отцу Кассиану, как богу молюсь. Мне он много добра сделал. И я его как-то спасла: судить его хотели, когда он еще в милиции работал, а я просвидетельствовала, что не он убил. Там темное дело было, от моих показаний всё зависало. А потом… потом мы тайно и обвенчались. Ребенок-то спустя много лет появился, да он его видеть не может.
Заболотный вылупился на нее и вдруг громко захохотал.
— Так Прошка наш от отца Кассиана? — давясь, выговорил он. И даже слезы на глазах вытер. — Ну, батюшка, ну, заступник! Отчебучил, нечего сказать. Каков змий?
— Цыть! — гаркнула на него Татьяна Павловна. — Не тебе нас судить. Зелен еще.
— Судить буду! Именно судить! — не выдержал я. — Вы ведь дочь родную Рамзану продали! Как могли? Да что же это творится такое?
— Та-а-аню-у-ша-а! — вновь завопили из комнаты, а в дверях замаячила зловещая старуха. Заболотный весело поглядывал то на меня, то на Татьяну Павловну. А она после моих слов сначала как-то замерла, будто остолбенела, а затем ткнулась головой в стол и зарыдала. И не понять было, что бормочет сквозь надрывный плач. Что-то о вечном проклятии, о погибели, о любви к дочке и сыну.
— Совсем съехала, — постучал себя по лбу Заболотный. — Нельзя ее такой оставлять. Да и эти обокрасть могут. Ты вот что, поезжай домой, все прочие дела мы завтра завершим, а я тут побуду. Проконтролирую ситуацию.
Я подумал, что Мишаня первым-то к ней в карман и залезет. Но мне сейчас было плевать на это. Пусть, так ей и надо. Жалости у меня к Татьяне Павловне не было. Меня интересовало одно: где Даша? Всё больше и больше беспокойство охватывало, сердце ныло.
— Ты не забыл, что нас сегодня вечером Филипп Данилович Котюков на корабль пригласил, именины его отмечать? — спросил Заболотный, проводив меня до двери. — Я понимаю, тебе сейчас не до этого, но вот именно потому-то и надо отвлечься. Не думать всё время об отце. Там, как я выяснил, интересные люди соберутся. Кое- кого ты уже знаешь. Колдобин будет, скульптор ваш Меркулов, бандюки-бизнесмены всякие. Отец Кассиан, кстати. Иерусалимский вроде бы тоже припрется. Корабль завтра утром по Волге пойдет, а мы, разумеется, останемся. Так что приезжай, цыган хоть послушаешь. В печали — самое первое дело песенки их. Еще Федя Протасов, труп живой, говорил: «ах, как хорошо, если бы не просыпаться!».
— Не поеду я никуда, — угрюмо сказал я. — Мне самому просыпаться не хочется.
Оставив шумную квартиру Татьяны Павловны, я в нерешительности спустился по лестнице. Где теперь искать Дашу? На всякий случай я направил свои стопы в Гольяново, к ее подружке Свете. Может быть, она у нее заночевала? Или звонила. Надежда на это какая-то была. Но она испарилась, едва меня впустили в квартиру, и я задал первый вопрос.
— Понятия не имею, — сказала Света, вертясь перед зеркалом. В комнате кроме нее находился еще знакомый мне очкарик Слава и обкуренная, целующаяся, не обращающая на нас внимания парочка. Светлана примеряла всякие платья, не стесняясь нас, раздевалась, оставаясь в одном кружевном белье, потом снова одевалась. Готовилась куда-то.
— Это мне идет? — спросила она меня, нацепив очередную «кожуру», состоящую из фривольной юбочки и открытой жакетки.
— Смотря куда собралась, — ответил я. — Если на бульвар юных пионерок, то в самый раз.
— Меня один бизнесменчик пригласил по Волге на теплоходе прокатиться, — пояснила она. — Я сама Дашу ищу, хотела и ее позвать.
— Уж не на корабле ли Игнатова? — вырвалось у меня. — Как он называется?
— Не помню я. «Святой Петр», что ли. Какая разница? Там у одного крутого именины будут, а мой бой-френд его приятель. Сказал, что подругу могу взять, а кто в штанах — мимо. Так что, извини, Коля, за бортом останешься. И ты, Славик, тоже.
— Очень надо! — отозвался очкарик. — Кстати, Даша мне звонила вчера.
— Когда, в котором часу? — поспешно спросил я.
— Поздно, часов в одиннадцать вечера. Странный у нее какой-то был голос. Будто испуганный. Сказала, что на компьютерные курсы ходить больше не будет. И вообще, чтобы не искал — дома не появится. Потом резко трубку повесила или оборвалось что-то на линии. Я и не успел ничего спросить толком. Как-то не похоже это на нее…
Первой моей мыслью было — слава Богу, жива. Значит, за городом с ней ничего не случилось. А потом подумал: но почему не мне позвонила, а очкарику этому? Или я ее чем-то обидел? Или боится говорить со мной? Времени не было? Рамзан ее где-то прячет? Что за чертовщина творится?
— А вот это платье мне как? — толкнула меня в плечо Света.
— Голой отправляйся, голой — ответил я и пошел к двери.
Вернувшись домой, я застал сестру и Юрия. Петровича играющих в шашки. Они даже какое-то легкое красное вино вили. Доктор доказывал, что Женя украла у него «дамку», а та клялась, что ее на доске в помине не было. Просто идиллическая картина. Видимо, подружились в мое отсутствие. Но главное, что сестра вела себя сейчас спокойно, без эксцессов. Юрий Петрович, наверное, был еще и неплохим психотерапевтом. Я вкратце рассказал о своих поездках.
— А я там курицу приготовил, — сообщил доктор. — Иди, поешь. Глоток «хванчкары» тебе тоже не повредит.
— И еще тебе Даша звонила, — добавила сестра. — Сказала, что на корабле каком-то ждать будет. Плохо слышно было — я ничего не поняла.
Я ушел в комнату и стал собираться.
Глава одиннадцатая
Игнатов и другие
На каком корабле она меня ожидает — тут двух мнений быть не могло, разумеется, игнатовский «Святитель Николай». Я и не гадал даже. Вот как только она там окажется, с какой стати и по чьему приглашению? Да и вообще, странно всё это. Но выбора у меня теперь, чтобы ехать или не ехать на теплоход, не было. Напротив, еле ноги сдерживал. Сказав сестре и Юрию Петровичу, что вернусь часика через три, я выскочил из квартиры. А у подъезда меня уже поджидали.
Это был Рамзан, а возле вишневой «Тойоты» дежурил еще один, пузатый с рынка. Я оглянулся по сторонам: никого больше рядом не было. Даже бабки куда-то запропастились. Как он меня вычислил? Наверное, через Татьяну Павловну, телефон мой она знала. Я нисколько не испугался, нет, лишь молнию на куртке застегнул до самого верха и руки в карманы сунул.
— Чего надо? — спросил я шагнувшего ко мне Рамзана.
— Привет! — ответил он вполне вежливо. — У нас с тобой на рынке недоразумение вышло, но ты сам во всем виноват. Зачем драться полез? Не умеешь воевать — не берись. Это ведь наука целая, учиться надо. Сначала разведка, затем проверка боем, артподготовка, обход с флангов, засаду тоже неплохо устроить. Словом, с голыми руками не лезь.
— Еще что? — усмехнулся я. — Ты-то, видать, по засадам мастер. А насчет «голых рук» не волнуйся, найдется и ствол. И «труба» на твою палатку. Разлетится вдребезги.
— Не о том говорим, — покачал головой Рамзан. — Мирно жить надо. Хватит воевать. Я от этого, честно тебе скажу, уже устал. Потому и уехал оттуда.
— Не будем мы никогда с вами в мире жить. Вы обманете. Скажете одно, сделаете другое.
— Зачем так думаешь? Зря. Ты ведь не знаешь, не был там.
— Другие были. Ты что мне на рынке сказал, помнишь? Что мы, русские, исчезнем скоро, что женщин своих защитить не можем, а они нам рожать перестанут. Что подлые мы и трусливые. Ошибаешься. И защитим, и выживем, и потомки наши придут в славе победителями, с Божьим Словом. Так и будет, знай. Не все русские Россию предали. Много сейчас таких — да, которые головы в песок спрятали, а которые и растерялись, не видят впереди ничего, но и иные есть. Зрячие. Сокрушат зубы-то.
— Ты, что ли? — спросил Рамзан, глядя на меня с немалым изумлением. Видимо, не ожидал подобных слов. Желтые глаза его сощурились.
— Павел! — вырвалось у меня, хотя и понимал, что глупо называть имя, которое ему неизвестно. И вообще: в именах ли дело?
— Не знаю, о ком говоришь, — покачал головой Рамзан, озадачившись на пару секунд, но тут же блеснул белыми зубами /фарфоровые они у него, что ли?/: — О пустом толкуем. Это всё Аллах рассудит. Сейчас не о том. Я к тебе по другому делу. Где Даша?
— Ага, Даша. — Теперь мне пришла пора усмехнуться, от всей души. — Потерял, да? А ты ее вообще никогда не увидишь. Забудь. Возвращайся на свой рынок и торгуй помидорами, или чем ты там заправляешь?
