«Может и Натали снизойдёт до меня… Ежели не простит, то хоть станет общаться», — сам укладывал вещи в чемодан.
Вошедшая в комнату Ирина Аркадьевна с любовью глядела на сына. Зябко обхватив плечи руками, она вдруг с грустью поняла, что больше не нужна ему… Что если вдруг надумает поехать с ним, то сын расстроится и воспротивится этому: «Он, конечно, любит меня… Но стал взрослым и самостоятельным… У него своя жизнь и свои интересы, где уже мало места остаётся мне, его матери… И я буду только мешать ему в Москве, — ужасно захотелось курить. — Нет. Коли бросила, то не следует и начинать. Спасибо Максиму Горькому. Отучил…»
— Акимушка, когда же домой приедешь? — спросила у сына и, разъяв руки, хотела помочь ему с вещами.
— Мама, я сам. Приеду второго. Вчера в офицерском собрании выиграл у полковника Ряснянского в карты четыре выходных.
— Ты стал картёжником? — поразилась мать.
— В азартные игры на деньги у нас в офицерском собрании запрещено играть. Вот и играем на интерес. Не волнуйся, шашку не проиграю, — хохотнул Аким.
— Глебу передавай привет, — вздохнула Ирина Аркадьевна, — и поцелуй его за меня.
— Ага! Щас! — как говорит наш фельдфебель.
— Раньше ты поэтов цитировал, — улыбнулась мать.
— Так раньше я и фельдфебеля с Ряснянским не знал, — ответно улыбнулся сын. — А где отец?
— Сказал, что в штабе. Но, думаю, это кодовое название ресторана. Генерала Драгомирова, как ты знаешь, в прошлом месяце государь назначил членом Госсовета. Стар стал руководить Киевским военным округом, вот и отмечают новую должность.
— Должность «госсоветовского старца», как называет её Михаил Иванович, — пробормотал Аким, захлопывая чемодан.
— Годы.., — философски произнесла Ирина Аркадьевна. — Прожил долгую, насыщенную и интересную жизнь…
— Так он и сейчас живёт. Сама говоришь, в «штабе» с папа заседают… Не карту же Киевского военного округа там разглядывают.
— На этуалей старцы скорее всего глазеют, — улыбнулась мать.
Утро последнего дня 1903 года Аким встретил в Москве.
В 10 вечера, на лихаче, мчались с братом к дому Бутенёвых—Кусковых.
— Дмитрий Николаевич снял на ночь кабинет в ресторане «Яр». Там и встретим Новый год. У москвичей, оказывается, так принято. Дома в новогоднюю ночь не сидят.
— И Натали поедет, — обрадовался Аким, не заметив в темноте, как брат покраснел.
— Ну конечно. С трудом уговорил её, — ответил он. — Я у них часто обедаю. Завтракаю у себя в Собрании, а на обед к Бутенёвым. Вот и приехали…
Извозчик–зимовик резко остановил сани напротив подъезда, неподалёку от неповоротливой фигуры городового.
— Запишу! — солидно проинформировал его скучающий страж порядка.
«И запишет, статуй, — перепугался возчик. — Оштрахуют тады».
— Иван Силантьич… Это… С наступающим тебя новогодьем, — подлизнулся возчик.
— Да ладно, геншель, прощён, — миролюбиво забурчал городовой.
— В Питере «ваньки», а здесь «геншели», — хмыкнул Глеб. — Пойдём Веру Алексеевну с Константином Александровичем поздравим, — потащил брата в подъезд Глеб. — А ты здесь нас жди, — велел возчику.
Когда через полчаса вышли обратно, рядом с городовым стояли ещё одни сани.
— Молодец! — похвалил подбежавшего с докладом денщика Кусков. — Просторные сани раздобыл. Завтра весь день свободен, — подошёл к вытянувшемуся во фрунт городовому в заснеженном тулупе. — Силантьич, ты на посту сегодня? Эк, повезло тебе… Да ладно, ладно, не тянись… Вольно. Завтра после службы загляни ко мне… Поздравлю тебя с Новым годом. Замёрз? — разговорился, начавший уже отмечать праздник подполковник.
— Никак нет, ваше высокоблагородие. Мне и большой мороз нипочём, а нынче — тьфу. Не мороз, а морозец. Вот когда Балканы переходил в шинелишке на рыбьем меху, да в худых сапогах, тады да-а. Зяб! А ныне в полушубке стою, да в валенках… А главное, некогда зябнуть… Потому как — служба-а…
— Ну, служи, служи Силантьич, — похлопал по плечу разговорчивого городового Кусков, видя, что компания разместилась в санях, и ждали только его.
Миновав Тверскую заставу, многие десятки саней выстроились в длинную вереницу и, скрипя полозьями, мчались по Петербургскому шоссе к загородным ресторанам «Яр» и «Стрельна».
Остановились среди множества саней у зубчатой стены.
— Вы меня не в Кремль привезли? — стал вылезать из саней Аким, но ответа не услышал.
Его брат метнулся к саням, где ехала Натали, и подал ей руку.
«Прыткий кавалерист», — пошёл вслед за четой Кусковых и Натали с братом к одноэтажному зданию, украшенному оригинальной башенкой.
— Какая красота, — воскликнула Натали, когда услужливый швейцар раскрыл дверь и, сняв одежду, они прошли в огромный белый зал, увешанный гирляндами разноцветных роз.
— Новогодняя ночь тонет в цветах… Смотрите, какое чудо, — указала на купол из роз под потолком зала Зинаида Александровна.
— И ёлка — красавица! — захлопала в ладоши Натали.
«Как ребёнок радуется», — залюбовался девушкой Аким.
— С наступающим Новым годом, господа, — подошёл к ним мужчина во фраке. — У вас стол зарезервирован или кабинет?
— И не просто кабинет… А Пушкинский кабинет, — важно ответил Кусков, на что метрдотель понятливо поклонился.
Зинаида Александровна смешливо фыркнула, наблюдая за мужем и фрачным мужчиной.
— Прошу следовать за мной, господа, — повёл тот их мимо тесно стоящих столиков, за многими из которых уже вовсю встречали Новогодье. — Сегодня уплотнились… Очень много желающих встретить праздник у нас, — по пути объяснял он, обращаясь в основном к Кускову. — Двести столиков и двадцать два кабинета забиты до отказа… В вашем, Пушкинском, вы уж простите, будут отмечать праздник первогильдийные купцы с жёнами. В тесноте, как говорится, да в веселье и радости. А я — главный распорядитель ресторана, Натрускин… Если что–то не понравится, обращайтесь ко мне, — провёл их в просторный кабинет с лепным карнизом, на котором виднелись красочные изображения героев пушкинских сказок и поэм.
«Как у нас в казарме, только со своей спецификой», — уселся за стол Аким, с любопытством разглядывая бюст поэта в переднем углу, и мраморные страницы, на которых золотыми буквами сияли пушкинские строфы.
— Сразу видно, что владелец ресторана — большой поклонник поэта, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс Аким, собираясь отодвинуть стул и усадить на него Натали, устроившись рядом с ней, но его опередил Глеб.
С другой стороны от неё бухнулся на стул подполковник Кусков.
Акиму пришлось расположиться рядом с Зинаидой Александровной.
К столу лёгким галопом прискакал другой метрдотель, чином помладше, с двумя официантами по бокам.
— Они примут ваш заказ, господа, — ловким бегемотом упорхнул из помещения Натрускин.
— Что господа желают? — напополам склонился метрдотель, держа в одной руке блокнот, в другой карандаш, а официанты разложили красочные карты меню.
— Так, так, так, замечательно, сейчас сочиним меню — просмотрел карту Кусков.
Аким с Глебом глядели не в меню, а на Натали.
— Во–первых, водки, коньяка и шампанского, — только и успел высказать свою точку зрения на новогодний ужин Дмитрий Николаевич, как его супруга взяла власть в свои нежные руки:
— Будьте добры, запишите севрюжку барон. Затем судак бордолез.
— Куда лез? — спросил у старшего брата младший.
— В бордо. Вино такое французское или городишко, — развеселили Натали.
— На жаркое утку и по рябчику. Соленья не забудьте. Потом парфэ кофейное и суфле новрежен.
— А мне ростбиф с соусом тартар, — успел вставить подполковник.
— Пирожные, — высказала своё девичье мнение Натали.
— Нам с корнетом тоже по ростбифу, — дабы не подумали, что немой, негромко произнёс Аким.
— Нормальная русская кухня без французских прикрас, — произнесла Зинаида Александровна. — Ну и всякую закуску: икорку чёрную и красную, окорока, колбасы, сыр.., — и тут под предводительством Натрускина в кабинет ввалились первогильдийные купцы с супругами, сходу плюхнувшись за соседний стол.
— Здрасте всем господам–соседям, — произнёс необъятных размеров детина с такой же буйно–необъятной бородищей.
— Всех мамзелей с наступающим Новым годом, — поклонился Зинаиде Александровне с Натали его приятель с аккуратной бородкой и вполне приличного европейского вида.
«Делают вид, что они ближе нас к простому народу, — улыбнулся Кусков. — Ну–ну».
Супруги их пошевелили пальцами, чтоб соседские бабы оценили блеск бриллиантов.
— Что будете заказывать, ваши степенства? — в позе вопросительного знака обратился к купцам метрдотель, когда Натрускин ушёл.
— Тихо! — рыкнул на приятеля бородатый толстяк. — Я угощаю… Перво–наперво, напитки: водку, коньяк, шампанское…
Зинаида Александровна с улыбкой глянула на супруга.
Все внимательно слушали, что закажет их степенство.
