— Прощу слова!.. Дайте мне слово!.. Я скажу!..
Но председательствующий отмахивался: оратор еще не кончил.
Пересилив шум, Иванов заговорил совершенно спокойно.
— Народу, — сказал он, — вовсе не нужно столько оружия, чтобы у каждого оно постоянно было при себе, но обращаться с оружием должны научиться все. Оружие надо распределить по заводам, a в селах — по Советам, небольшими комплектами. Один день в неделю для военного обучения — этого хватит, чтобы за два–три месяца сделать боеспособными всех пролетариев и беднейших крестьян.
— Верно! — сразу откликнулся Боженко. — Это и я хотел сказать. Отказываюсь от слова.
На эти слова зал откликнулся одобрительным шумом, и Пятаков напрасно звонил в колокольчик.
Особенно шумела небольшая группа большевиков–студентов. Кроме Лии Штерн и Леонида Пятакова в нее входили еще Лаврентий Картвелишвили, Ян Гамарник, Довнар–Запольский, а также Виталий Примаков. Примаков, правда, студентом не был, так как попал в ссылку еще из шестого класса черниговской гимназии. Но, вернувшись в прошлом месяце из Сибири, он сразу принялся готовиться к эстернату на аттестат зрелости и уже приобрел себе новенькую студенческую фуражку. Пламенный оратор, он работал постоянным агитатором при городском комитете.
Студенты сидели тесным кружком — кроме Горовицa, находившегося в президиуме, — и на все реагировали громче, чем следовало бы, с шумным мальчишеским задором.
— Го–ло–со–вать — скандировали они, притопывая ногами.
Кружка студентов держался и Владимир Затонский — преподаватель химии в Политехникуме. Он сам окончил тот же Политехникум незадолго до войны и не отошел еще от студенческой корпорации. Как многие студенты, Затонский носил бороду, — борода у него росла густая, до самых глаз; одет он был в военную форму: мобилизованный в армию, Затонский служил в инженерной части Киевского округа.
Навести порядок Пятакову так и не удалось — с раздражением он отшвырнул колокольчик. Но шум оборвала женщина, сидевшая с ним рядом, в президиуме, одетая в английскую кофточку с высоким воротником и мужским галстуком. Это была Евгения Богдановна Бош, лидер киевских социал–демократов еще с довоенного подполья; недавно она одновременно с Пятаковым возвратилась из эмиграции. Киевские большевики избрали ее руководителем областной партийной организации.
— Товарищи! — гневно крикнула Бош. — Призываю вас к порядку!..
Пятаков воспользовался минутой тишины:
— Ты кончил, товарищ Иванов?
— Теперь мое слово! — снова подбежал к трибуне Боженко. — Я уже давно записался! Моя очередь!
— Я еще не закончил, — сказал Иванов. — Сядь, пожалуйста, Василий Назарович!
Возмущенно пожимая плечами, Боженко вернулся на место.
— В таком случае поторопись, товарищ Иванов. Ораторов записалось много, а время — позднее. Дело нe в том, есть ли патроны, а в том: нужно ли вообще вооружать народ?..
— Нужно! — крикнул Примаков.
— Нужно — нужно — нужно! — проскандировали студенты.
Но Пятаков все же закончил свою мысль:
— Революция развивается мирным путем. Мы призываем кончать войну, а сами возьмем меч в руки?.. Это опасный эксперимент, он только напугает обывателя и отвратит от нас симпатии демократических групп.
— Обывателя не мешает и припугнуть! — снова с места возразил Примаков. — А если отшатнутся меньшевики и кадеты — то и слава богу! Тогда и вы перестанете талдычить о едином фронте с ними!..
— Преждевременно! — выкрикнул Пятаков.
Он застегнул пиджак на все пуговицы, хотя в зале было нестерпимо душно, и поправил пенсне на носу.
— В нашей стране еще не завершена революция буржуазная. К социалистической революции страна не готова. Пролетариата у нас мало, да и тот слаб, раздроблен на несколько партий. Консолидация и международная солидарность пролетариев всех стран — вот наша задача. А без привлечения сил буржуазии мы сегодня еще не сумеем руководить промышленностью. Особенно сейчас, во время войны и военной разрухи…
Он продолжал бы говорить, но с каждой его фразой шум в зале усиливался. Леонид Пятаков кричал: «Оппортунизм! Солдат Королевич: «Меньшевистские теории!» Примаков перекрывал всех: «Мало вам Ленин всыпал на Апрельской конференции!..»
Лаврентий Картвелишвили с места держал целую речь:
— Я предлагаю перенести обсуждение на заводы, прямо на собрания рабочих! Пусть пролетариат поведет нас за собой, если мы, партия пролетариата, не умеем пойти в авангарде! Пролетариат за вооружение — в этом можете быть уверены!
Владимир Затонский протискивался к президиуму с листком бумаги в руках:
— Вот резолюция! Я набросал проект! Мы требуем осуществления решений Центрального Комитета!
Тут и Бош уже не могла навести порядок, хотя она поднялась и что–то страстно кричала взбудораженной аудитории.
Пятаков был главой организации — крупный партийный деятель старой закалки. Бош тоже пользовалась общим уважением: ее революционные заслуги были всем известны. Авторитет обоих в организации был бесспорен. Да и пути социалистической революции в России только–только начинались — еще неизвестно было, что готовит пролетарскому движению завтрашний или послезавтрашний день. Но молодой задор юных большевиков, которые только что пришли на смену поколениям революционеров, погибших на виселицах и в царских тюрьмах, их беззаветная готовность, если потребуется, отдать и свою жизнь за революцию, за ее взлелеянную в мечтах победу, — были все же сильнее, чем преклонение перед боевыми заслугами старших товарищей. И молодежь протестовала. Она была нетерпелива и непримирима: кто выступает против битвы, тот следовательно, против самой революции!
Шум на скамейках, где теснилась молодежь, не прекращался.
Пятаков добавил еще:
— Социалистическая революция в одной стране невозможна! Для нее придет пора, только тогда, когда вспыхнет восстание во всей Европе.
2
Пока в зале не унимался шум, Иванов хмуро наблюдал за Пятаковым.
Почти три месяца живет Пятаков в Киеве, возвратившись из эмиграции, — и на десятках партийных собраний, заседаний, совещаний буквально ни единого раза не сошлись они с Пятаковым во взглядах ни по одному вопросу.
Вспомнить хотя бы дискуссию об Апрельских ленинских тезисах.
Ленин призывал к братанию на фронте, как к действенному средству против войны: трудящиеся всех воюющих стран, одетые в солдатские шинели, должны вместе выступить против своих империалистических правительств.
A Пятаков разглагольствует, что братание — утопия, а к тому же — и анархия!
Ленин говорит о руководящей роли пролетариата в революции.
А Пятаков доказывает, что крестьяне не пойдут за пролетариатом.
Ленин выдвигает идею власти Советов.
А Пятаков: диктатура пролетариата сейчас невозможна.
Ленин предлагает не доверять Временному правительству, которое продолжает политику империалистической войны, тянет с конфискацией помещичьих земель и зажимает рабочие организации, потому что состоит из министров–капиталистов и соглашателей из мелкобуржуазных партий, пошедших на союз с буржуазией.
А Пятаков: трудящиеся еще не в состоянии утвердить свою власть; поэтому надо поддерживать Временное правительство, внося лишь коррективы в его деятельность. Свержение правительства равносильно захвату власти, a это, мол, противоречит мирному развитию революции, которое отстаивает сейчас партия.
Наконец, Ленин провозглашает марксистский принцип самоопределения наций, доказывая, что только право свободного отделения может привести нации бывшей Российской империи к свободному, не вынужденному, а значит, и наиболее крепкому интернациональному единению в борьбе за социализм.
А Пятаков толкует о каком–то надуманном «слиянии» наций — во имя торжества идей интернационализма; уверяет, что освободительное национальное движение уже сыграло якобы свою революционную роль еще во времена буржуазных революций против феодализма, а ныне, в условиях империализма, может играть только роль контрреволюционную, ибо действует, мол, лишь на руку национальной буржуазии.
Но ведь каждому, даже не теоретику марксизма, ясно, что в условиях бывшей Российской империи, где многие нации были угнетены царским империалистическим режимом, позиция Пятакова фактически продолжает царскую великодержавную политику, утверждая превосходство великороссов над остальными нациями, и, таким образом, — провоцирует национальную рознь, восстанавливает все нации против великороссов, толкает людей, стремящихся к национальному освобождению, под знамена буржуазии, подрывает пролетарскую интернациональную солидарность.
Используя свой авторитет руководителя организации, Пятаков сумел добиться того, что в Киеве почти до самой Апрельской конференции «повисли в воздухе» ленинские тезисы. Когда киевские большевики начали их горячо обсуждать, явно поддерживая ленинскую позицию, Пятаков, чтобы спасти свой престиж, хитро организовал позорную историю с Петровым–Савельевым.
