- Тихо ступайте за мной! - сказал сын имама.
Осман и его спутники послушно двинулись за ним.
Зазвучала стройная музыка. Новопришедшие вступили в обширную залу. Стройная музыка, издаваемая дудками, флейтами, накрами в руках искусных музыкантов, лилась с возвышения, помещавшегося над залом и огороженного красивой оградкой... Много людей сидело на полу, устланном простыми коврами, поджав ноги... А посреди зала, освещённого светильниками, укреплёнными высоко, кружились, развевая полы белых одежд, красивые высокие мужи и юноши. Головы их украшены были колпаками белыми, удлинявшими ещё их рост... Одежды их перепоясаны были тонкими чёрными кожаными поясами... Белоснежные руки раскидывались широко... Развевалась белизна... Лица выражали радостный восторг...
Осман, его спутники и их провожатый уселись тихо среди остальных сидящих... Осман хотел бы задать многое множество самых разных вопросов, но понимал, что сейчас ни о чём не следует спрашивать...
Белизна человеческая кружилась, вилась перед его взором... Кружилась, вилась... Кружилась, вилась... Вот ещё быстрее закружились кружащиеся... Неужели возможно и ещё быстрее?!.. Это зрелище вызвало в памяти Османа некое, смутное крайне, видение из детства... Что это было?.. На что похоже?.. Или не похоже?.. Но всё же в чём-то сходное... Он вспомнил! Это был языческий жрец, шаман, которого позвала мать, когда заболела сестра Османа...
Кружение подхватывало... Сделалось чувство такое, будто сердце полетело стремительно вверх, к небу, вырвавшись в страшной боли через рот приоткрывшийся, вырвавшись со своего пололсенного места в груди...
Осман почуял, что лицо его мокро. Вода лилась на его лицо... Он открыл глаза и увидел себя уже не в зале, где кружились люди в белых одеждах, а в малом покое с низким деревянным потолком... Сын имама отставил на пол узкогорлый кувшин, из которого лил воду на лицо Османа; сказал:
- Ты мог бы выбирать в своей жизни! Хорошим вождём ты несомненно станешь, но мог бы стать и хорошим мюридом!..
- Что со мной случилось? - спросил Осман, не вставая.
- Ты лишился сознания, глядя на пляску дервишей...
- Это худо! Я ведь себя знаю как человека здорового...
- А я и не говорю, что ты болен! Я говорю, что ты оказался чувствителен к нашему кружению. А это ведь не простая пляска, это наше таинство единения с Аллахом!..
- Твой отец не говорил мне о подобном таинстве!
- Да я знаю, мой отец учил тебя складывать руки и садиться на пятки, и при этом бездумно повторять непонятные тебе арабские слова молитвы!..
- Да, он учил меня всему этому, но разве это дурно?
- Это вовсе и не дурно, но способствует ли это постижению Бога?
- Да разве это возможно - постичь Аллаха? Я думал, возможно только исполнять всё, что положено...
- И не задумываться при этом исполнении о сути Божественной!..
- Да ведь если всё время задумываться о сути, Божественной ли, человеческой ли, возможно ведь и лишиться напрочь ума!.. Наверное, можно всё время молиться, всё время размышлять о Божественном, но когда жить? Лучше уж попросту исполнять всё положенное, тогда больше времени останется для жизни...
- А что для тебя жизнь? Битвы, кони, еда, женщины?..
- Да... И всё это... И ещё - весна с травою и цветами высокими на лугах; и зима с белым-белым снегом... И заснёшь на траве луговой, а проснёшься - над глазами твоими - небо высоко-высоко... На зелени земной пасутся овцы, а в сини небесной медленно идут своими стадами облака белые...
- Тебе следует стихи сочинять. Душа твоя пригодна для стихов. И всё, о чём ты сказал, всё оно хорошо; только мой выбор - иной! Я избираю наши моления - айин! Их я предпочитаю пресным молитвам моего отца! Мы впадаем в восторг забытья, мы чувствуем Бога всем своим существом! Мы живём в набожности и бедности, собирая милостыню - зекят. Мы хотим достичь истинного спасения. Мы поклоняемся тюрбе - гробнице нашего эвлия - святого шейха Джелаледдина Руми!..
- А что, если и ты прав, и твой отец прав! И прав кто-нибудь ещё, кого я покамест не знаю, кто, быть может, ещё и не родился!.. Правая вера должна покорять всех в державе великой. Поэтому, я думаю, она не должна быть однообразной, должна иметь много лиц, хороших и прекрасных!..
- Выйдет из тебя вождь, а не мюрид! И всё же наш шейх Султан Велед хотел бы говорить с тобой...
- Я охотно буду говорить с ним. Когда это возможно? Я хоть сейчас говорил бы с ним!..
Но этого нельзя было совершить тотчас. Шейх назначил время для беседы, и Осман согласился.
«Мне ведь интереснее говорить будет с ним, нежели ему - со мной. Он - учёный, я - невежественный тюрок... Пусть он будет ведущим в наших беседах, а я соглашаюсь быть ведомым...»
* * *
Спустя несколько дней шейх Султан Велед принял Османа в одном из покоев обители. Прежде всего бросилась в глаза вошедшему великолепная резная подставка, на которой раскрыт был Коран. И листы этого Корана были белы и плотны. А буквы бежали прекрасным узором загадочным... Осман поклонился святой книге... Затем перевёл взгляд на сидевшего неподалёку от подставки с раскрытым Кораном шейха...
Был Султан Велед ещё молод, и лицо его казалось очень смуглым, а борода и усы - чёрными. И глаза его были чёрными и задумчивыми. А его одежда была белой, но чалма была из голубой ткани...
Гость и хозяин приветствовали друг друга, как положено у правоверных. Слуги принесли айран в кувшине, чашки и лепёшки на блюде...
«И здесь меня угощают скромно, как у имама в Силле» - подумал Осман и со словами «Бисмиллях!» - «Во имя Аллаха!» - принялся за еду...
После еды хозяин произнёс, как полагалось:
- Аллах берекет версии! - Благодарение Аллаху!
Осман осушил чашку и, в свою очередь, проговорил:
- Эльхамдюлиллях! - Хвала Аллаху!..
Затем, после трапезы, началась беседа.
- Ты искал обитель Мевляны, Осман, сын Эртугрула? — спросил первым шейх.
- Я слышал о твоём почтенном отце, но искал я... - Он назвал имя сына имама. - Однако я рад, что в конце этих поисков очутился здесь! Меня прежде наставил в вере имам из селения Силле, но вот его сын во многом не соглашается с отцом. А ведь его сын - твой ученик!..
- Это верно, мой ученик. А чему же учил тебя его отец? Как понимал он внутреннее духовное видение - ал-Басира, видение сердца, помогающее постичь Господа?
Осман нахмурился:
- Старый имам ничего такого не говорил мне...
- Я так и полагал! О чём же он говорил, чему учил?
- Он говорил о всемогуществе Аллаха. И учил меня, как надо правильно совершать молитву.Это доброе старое учение. Но я давно уже понял, что не оно приближает к самым важным и тайным истинам веры.
- А что же к этим истинам приближает? Хотел бы я узнать...
- Что приближает? Путь Божественного привлечения - ал-джазба. И на этом пути - духовная связь с Аллахом. Но сам не придёшь к ней. Нужен посредник-шейх, он обладает духовным сердцем-зеркалом. Он открывает способность к Божественному привлечению. И в итоге мы достигаем духовной связи через восторг забытья...
- Должно быть, я как раз это испытал, когда лишился чувств, глядя на кружение людей в белых одеждах? Но я говорю тебе откровенно: пугает и настораживает меня подобный восторг. Не лучше ли простые молитвы, которым учил меня старый имам?
- Как для кого! Быть может, для тебя - лучше! Я же избрал иной путь, я иду по дороге моего отца...
- Я тоже люблю моего отца. Он - первый мой наставник в правой вере. Но я невольно завидую тебе! Твой отец проторил для тебя просторную дорогу, похожую на ту, что ведёт к этой обители. А мой, которого я люблю неизменно, всё говорит мне, что его время кончилось и начинается моё время! И для этого моего времени он сберёг наш малый народ. Он своё сделал. А дальше я должен действовать. И торной дороги нет передо мной!..
Султан Велед слушал внимательно, затем сказал:
- Та дорога, по каменным плитам которой ты ехал сюда, это ведь очень старая дорога. Но плиты, коими она вымощена, ещё старше. Я скажу тебе, какие это плиты. Это плиты-камни, оставшиеся от пути совсем древнего, от дороги, сделанной древними румийцами...[214]
- Я слыхал о древних румийцах. У них была великая держава.
- Да, и от неё ничего не осталось, она канула в вечность!
- Нет, нет, не канула! От неё осталась империя византийцев и, должно быть, что-нибудь ещё, о чём я не знаю....
- Но всё это мирское...
«Что-то подобное я слышал в монастыре христиан, - подумал сын Эртугрула. - Отец Николаос говорил о мирском, земном, и небесном, духовном...»
Но сказать о монастыре Осман побоялся. Он помнил, как разгневал старого имама, упомянув о своей беседе в монастыре...
- Имам, отец твоего ученика, научил меня словам молитв. Это ведь правильные слова?
