Фаина Гримберг - Хей, Осман!

   - Твой ли ум - не ищущий!

   - Ты и сам знаешь, что мой поиск - иной. Твоё учение - для поиска духовного*. А меня волнует земное... Но я хотел бы побеседовать с тобою не один ещё раз! Ты позволишь мне?

   - С охотой! - отвечал искренне сын великого Руми.

И они встречались ещё несколько раз и беседовали дружески...

Султан Велед рассказал своему гостю о многом и сам дивился острому уму Османа...

Рассказал своему гостю Султан Велед о цветущем некогда государстве султанов сельджукских...

   - ...Они были тюрками, они и сейчас тюрки. Но тюркский язык они презирали и называли «наречием людей базара». В Конье писали по-арабски и на персидском языке. Мой великий отец также писал на персидском. Он ведь был пришельцем в Конье, сюда привёз его мой дед, его отец. А произошёл на свет Мевляна великий в городе Балхе, там говорят и пишут на языке персов...

   - Но ведь сами вы - тюрки?

   - Я - несомненно тюрок по языку! А кто может разобрать, чья кровь с чьей кровью соединилась...

   - Я всё хотел спросить... Ты зовёшься Султаном, так зовут тебя... Твои предки были знатны, правили царствами?

   - Нет. Мои предки не правили ни одним земным царством, а только лишь неизмеримым царством духа!.. А имя моё - Мухаммад Бахаэддин Султан Велед...

   - Мой отец Эртугрул запомнил встречу с твоим отцом Мевляной и рассказывал мне о нём. Он и сейчас помнит...

   - Нет, мой отец ничего не говорил мне о своей встрече с вождём Эртугрул ом.

   - У меня нет обиды. Я знаю, многие люди искали общения с Мевляной. И если он не запомнил молодого вождя одного из родов племени кайы, я не могу быть в обиде!..

   - Зато я не забуду встречу с тобой! Вот послушай стихотворение, которое я сложил в твою честь:

   - 

Осман улыбался и сказал:

   - Только пойми, как я благодарен тебе! Только пойми, как мне радостно слышать красивые стихи на тюркском языке!.. Но как это вышло такое, что отец твой и дед переселились в Конью?

   - Думаю, у наших с тобой предков - одна причина переселения - монголы!

Осман нахмурился, а Султан Велед продолжал:

   - Конья - многоязычный город. Здесь живут греки, иудеи, франки. Ты, должно быть, приметил в своих разъездах по городским улицам и площадям людей в самых разных одеждах?

   - Да, я приметил.

   - Одна из жён моего великого отца, Кира-хатун, была гречанкой. Моя кормилица была гречанкой. Персидский и греческий языки - языки моего детства. Греки написали множество книг, это прекрасные книги!..

   - Да, - сказал Осман, - греки мудры. В грядущей большой державе, где многие веры будут вокруг нашей правой веры, как лепестки цветка вокруг его сердцевинки, греки будут ведать верой христиан!.. Я бы так хотел...

   - Аллах гёнлюне гёре версии! - Да исполнит Аллах твои желания!

   - Буду надеяться на это! Но я восхищаюсь тобой! Ты решился пойти против тех, которые презирали тюркский язык и полагали его грубым базарным наречием, не достойным дворцовых щёголей и учёных богословов из медресе! А ты показал, как возможно сделать этот презренный язык языком красивых стихов!

—Не хвали меня излишне! Были славные тюркские поэты и до меня. И я ведь зачитывался стихами Ахмеда Ясеви...

   - Мог бы я увидеть этого поэта и говорить с ним?

   - Нет, увы! Уже более ста лет не обретается он среди живых!

   - Значит, стихи на тюркском языке писались уже давно?

   - Да. Ты теперь разочарован во мне как в первенце? Я не первенец в тюркском стихосложении.

   - Я очарован тобою ещё более как честным человеком. Я слышал твои прекрасные стихи. Я не могу согласиться с твоим пониманием божественного, но стихи твои — хороши. Мог бы я услышать, как ты проповедуешь? Ты ведь и проповедник, я знаю!

И Султан Велед просил Османа прийти через три дня в мечеть медресе Ширази.

А когда Осман в тот вечер возвратился в хороший караван-сарай, где были отведены хорошие помещения для него и для его спутников, оказалось, что его дожидается посланец везира Муинеддина Сулеймана Перване, того самого, который потом казнён был монголами. Везир прислал приглашение Осману, гостю султана. Медресе, построенное для богослова Кутбеддина Ширази, чтобы он имел место достойное для наставления и обучения своих учеников, открывало свои двери спустя три дня.

И вот миновало трёхдневие, и Осман явился в новую мечеть, которая называлась Кайсери и помещалась при новом медресе...

Осман оказался среди многих знатных гостей и благородных учёных. Говорились многие речи, речи умные и изысканные. Осман разглядывал чалмы, повязанные щегольски и словно бы преображавшие это блистательное собрание в цветник... Речи следовали одна за одной; и чем далее, тем менее понимал Осман... Но вот взял слово Султан Велед. Он говорил о толковании Корана, а затем вдруг произнёс:

   - А сейчас я прочту одно стихотворение моего великого отца, Джелаледдина Руми! Это стихотворение об устроении Рая, скажет вам о Рае гораздо более, нежели все возможные толкования мудрых богословов...

И после этих своих слов Султан Велед начал произносить строки стихотворения... Осман встрепенулся. Он знал эти стихи! Это было то самое стихотворение о Рае, которое некогда читал Эртугрулу Руми!..

   - Тюркские стихи! - невольно воскликнул Осман. - Я знаю их! Великий Руми читал их моему отцу!..

Чалмы, подобные пышнолепестковым головкам цветков, заколыхались, заоборачивались, повернулись к Осману, будто цветки на стеблях длинных, поколебленные весенним ветерком...

   - Кто это?

   - Кто это?

Голоса зазвенели, зашелестели. Глаза глядели - чьи-то с любопытством добродушным, а чьи-то с любопытством презрения - на молодого кочевника... Осман видел и понял эти взгляды...

«О Аллах! - подумал он. - Такими же взглядами окидывали моего отца в дни его молодости, когда он приехал в Конью! Я позабыл, как это произошло: то ли султан призвал его, то ли он сам решился приехать в стольный город... И где же она, та смена времён, о которой толкует мне отец? В дни его юности презирали его в Конье как невежественного тюрка, а сейчас точно так же и меня презирают! Что изменилось? У меня волосы заплетены в косы, так же, как у моего отца. А здесь никто не ходит с таким кочевничьим убором волос!.. Аллах, что мне делать?! То ли нарядиться в здешнюю одежду и убрать голову, как здесь убирают; или же напротив — нарочно, назло всем этим презрительным взглядам, одеваться так, как одевались мои предки, и так же убирать волосы?..»

Султан Велед простёр руку:

   - Это гость султана и мой гость! - сказал он, указывая на Османа. - Он прибыл в наш город послом от своего отца, мудрого вождя Эртугрула. Имя нашего гостя - Осман, по одному из праведных халифов. Осман - человек ищущий, мятущаяся душа. Я призываю вас, мои сотоварищи, принять его в нашем собрании как своего! Он горячо воспринял стихотворение о Рае, одно из стихотворений моего отца, написанных на тюркском языке. В далёком от стен нашего города становище Эртугрула помнят стихи моего великого отца и передают из уст в уста, из поколения в поколение...

И все послушались слов Султана Веледа. Теперь на Османа смотрели с большим дружелюбием и участием. Он пожимал руки, протянутые ему дружески, и не скрывал своей простой искренней радости...

Султан Велед дочитал стихотворение до конца, затем ещё какое-то время говорил, после чего уступил место Кудбеддину Ширази. А после речи Кутбеддина раздались клики, обращённые к везиру Муинеддину:

   - Сегодня пятница! Сегодня пятница!

   - Пусть Его Высочество Султан Велед прочитает пятничную проповедь!

   - Просите его! Просите!..

Султан Велед не соглашался, говоря, что видит здесь богословов, куда более достойных для произнесения пятничной проповеди. Но всё же внял словам везира и поднялся на возвышение - мимбар. Поднявшись на мимбар, он сдвинул набок свою чалму и начал красноречиво говорить торжественную проповедь - хутбу. Затем он сотворил молитву и продолжил свою речь...