«Жив Гриша или мертвый?» — тысяча раз звучал вопрос в сердце матери.
Графине казалось даже, что если она узнает, что ребенок умер, и увидит его труп, то ей будет все-таки легче, чем эта неизвестность об его судьбе.
Разумеется, старику графу сказали, все скрыв от него, что Гриша так слаб, что его нельзя нести к отцу, нельзя тревожить из постели. Софья Осиповна, кроме того, объявила, что если кто-либо слово скажет и пустит молву о происшествии за пределы дома и двора, то будет строго наказан: крепостной — сдан в солдаты, а вольный — изгнан тотчас из дому.
Ребенок, по-видимому, в самом деле не русский, а вроде цыганенка, смуглый, черноглазый, красивый собою был немедленно унесен, конечно, из детской и сдан на попечение одной бездетной семье нахлебников.
По странной случайности судьбы в тот же день за ночь скоропостижно умер ребенок у Норичей, счетом девятый, но как маленький и младший — любимец родителей. Все обитатели палат, да и сами Норичи увидали в этом странное знамение, перст Божий и кару Его!
Игнат Иванович и его жена, давно уже жившие как-то незадачливо во всем, теперь совсем потерялись…
— Вот он, грех-то наш, откупается, — заговорил Норич жене. — Отливаются нам слезки молодого Алексея Григорьевича, что носит силком наше прозвище вместо своего графского, отливаются волкам завсегда овечьи слезки.
А дворня, при известии об их горе, жестоко шутила над ненавистными Норичами:
— Пущай они цыганеночком и заменят покойничка своего. Так им, видно, судьба подменять…
— Перст Божий! — говорил Макар Ильич. — Накликом надысь выдумали, сказ сказывали, а ноне вот оно въяве и воочию навождилося у нас.
Наконец графиня дождалась приятельницы. Баронесса д'Имер приехала радостная… Графиня оторопела, увидя ее, и через силу спросила:
— Жив?
— Жив!.. Я не видала. Он мне не сказал прямо. Но он почти сознался во всем… Ребенок этот из какой-то бедной семьи иностранцев…
— А Гриша у него?
— У него.
— И жив? Жив?..
— Он этого мне не сказал, конечно, но я уверена. Слушайте… Мы отгадали верно. Это кабала! Виновник всего наш враг Норич. Он в уговоре с Фениксом. — И баронесса д'Имер передала графине подробно все, что она будто бы выпытала у Феникса с великим трудом. — В результате было то, что Норич через Феникса требует своих прав… титул, имя и полмиллиона, так как говорит, что у деда состояние выше миллионного.
— И тогда только при исполнении требований этого человека они отдадут мне Гришу? — странно произнесла Софья Осиповна, глядя на Иоанну взором, горящим от гнева и злобы.
— Да, это их условие.
— Спасибо вам, баронесса… Я и так получу моего ребенка, — вымолвила она, вставая. — Этот негодяй Норич не заставит меня… Я еду сейчас же…
— К Фениксу?
— Нет, к другому лицу, стоящему повыше проходимца Феникса… Этого авантюриста и детского вора заставят через полицию возвратить мне ребенка!.. — гневно и грозно произнесла графиня. — Как это умно? Как это хитро? Да что же этот Феникс воображает, что он здесь в России среди дикарей, в стране без законов, без властей?..
— Графиня, ради Бога… — воскликнула Иоанна. — Вы погубите… Вы испортите все дело. Вы потеряете ребенка… Пощадите его и себя самое… Не идите в борьбу. Соглашайтесь на их условия. Послушайтесь совета опытной женщины…
— Никогда… Норич не будет графом Зарубовским. Подкидыш не будет носить имя моего сына…
— Да будет ли у вас этот сын…
— Его заставят возвратить мне ребенка.
— Он откажется от всего. Доказательств нет! Он скажет, что ребенок умер! — воскликнула Иоанна, и, схватив графиню за руку, она отчаянно, чуть не с искренними слезами умоляла ее не идти на борьбу с интриганами, хитрыми и ловкими, а соглашаться на условия их. Но Софья Осиповна, бледная от гнева, озлобленная до ярости, стояла на своем. Теперь она столько же хотела увидеть сына, сколько жаждала отомстить за его похищение и за дерзкую выходку двух, по ее словам, «наглецов и проходимцев».
Иоанна выехала из дома Зарубовских несколько смущенная и поскакала, конечно, прямо к Калиостро. Графиня выехала почти одновременно и сказала ей, что объедет всех лиц «власть имущих», в том числе будет и у князя Потемкина.
Иоанна ураганом влетела в дом на набережной, где жил кудесник, и взволнованная передала результат своей неудачной попытки.
— И пускай! — спокойно отозвался Калиостро. — Чего же вы волнуетесь? Э-эх, графиня. Я от вас этого малодушия не ожидал.
— Да ведь Норича арестуют, пожалуй, а он даже ничего не знает.
— Его не арестуют. Его допросят.
— Ну.
— И он скажет, что ничего не знает, и это будет правдой. А вы скажете, что вы все это сами сочинили и про Норича, и про меня. Так, зря сочинили, как часто барыни сочиняют, что вам так показалось! Ваше самолюбие женское только временно пострадает — вот и все.
— А к вам если явится полиция?
— Явится. Да. Будут требовать ребенка. А я скажу, что он умер, ибо я его уже умершим взял к себе. На это есть свидетели. И виноваты их доктора, а не я…
— Позвольте! — воскликнула Иоанна. — Если он умер, то пожалуйте его труп…
— Так что же? Убивать, стало быть, живого ребенка, чтобы избегнуть беды.
— Нет. Зачем убивать. Это грех! И у меня духу не хватит на это. Да и пользы нам от мертвого ребенка не будет той же, что от живого. Ну-с?.. Труп пожалуйте матери! — кричала Иоанна, как бы требуя. — Что ж? И тут, что ли, подменом вы хотите…
— «Трупа нет, милостивые государи! — выговорил Калиостро важно, с жестом и оглядывая горницу, как бы перед ним стояла официальная группа людей, а не одна Иоанна. — Трупа нет!» — «Где же он?» — «Он не существует. Он в пространстве, преобразясь в мельчайшие атомы. Я совершил неудачный опыт палингенезиса. Каюсь… Но это не преступление».
— Палингенезис?! — воскликнула Иоанна.
— Да-с. Неудачный опыт палингенезиса. Я по всем правилам алхимии сжег труп умершего, чтобы воскресить его, но опыт не удался.
Иоанна громко, весело расхохоталась.
— И вы думаете, что мы отделаемся этим заявлением от властей.
— Конечно. Я не простой медик, а алхимик и маг.
— И затем что же делать? Опять к графине с условиями торга.
— Так точно-с, очаровательная баронесса д'Имер. Вы предложите ей самой сделать все, чтобы…
— Сделать тоже палингенезис! — весело воскликнула Иоанна. — Но удачный. Не огнем, а презренным металлом воскресить труп ребенка к новой жизни.
— Именно. И стоит того, ей-Богу, прелестный мальчишка. Глупенький, болезненный, но хорошенький… Но слаб, правда, донельзя, по милости вашей ныне далеко уже путешествующей Розы. Много она ему уже подсыпала зелья. Можно было и поменьше… До сих пор не может он у меня оправиться… Случись с ним теперь какое-либо осложнение, ну хоть бы лихорадка простая, не вынесет, умрет. Вот тогда все у нас и пойдет прахом. Надо бы скорее покончить переговоры с этой упрямой графиней.
— Не упрямой, а скупой… Она деньги больше сына любит.
Графиня Зарубовская объехала в один день всех высокопоставленных лиц, объясняя невероятное происшествие и прося заступничества. Все единогласно советовали ей обратиться к всесильному вельможе — Потемкину, так как он один мог быстро решить все дело.
Графиня направилась в Аничков дворец, где жил вельможа, но не была принята им. Секретарь ходил докладывать князю и вынес ответ:
— Если вы приехали с тем, чтобы исполнить то, о чем вас Григорий Александрович просил недавно, заезжая к вам, то он заранее благодарит и просит пожаловать к нему после форменного исполнения его просьбы. Если же вы пожаловали по какому другому делу, то он извиняется недосугом.
— Скажите Григорию Александровичу… Передайте ужасное приключение… Я прошу заступничества по закону…
И графиня кратко передала секретарю всю суть своего приключения и преступного деяния господ Феникса и Норича.
— Скажите, я прошу не милости исключительной, а простого покровительства законов против злодейства, как на то всякая подданная российская имеет право, будь она хоть простая баба крепостная.
— Слушаюсь.
Графиня прождала недолго. Секретарь вышел обратно из апартаментов вельможи и, видимо смущаясь, подошел к ней и заговорил запинаясь:
— Григорий Александрович приказали сказать вашему сиятельству, что российские законы не про вас писаны, потому что…
— Что-о? — изумилась графиня.
— Потому что, кто их сам сугубо нарушает, тот на них при нужде и ссылаться не должен… Вот-с… Извините… Князь приказал в точности свои слова пересказать.
Графиня вышла и отъехала от Аничкова дворца пораженная, но все-таки озлобленная… Она велела ехать к полицмейстеру столицы Рылееву, чтобы просить его доложить об ее деле самой государыне…
