Все свободны. Напечатай, я подпишу. И отнеси им. Пусть попробуют не направить! – это обращаясь к Светлане Васильевне.
– Ну, а ты что замер? Рад?
– Очень! Спасибо, Владимир Фёдорович! – Ромка не верил происходящему, но в слово «спасибо» вложил всю душу! Видимо, у него был настолько обескураженный вид, что Майер довольно расхохотался:
– Ладно, давай спортсмен, не подведи!
– Не подведу!
Ромка, как пьяный, брёл по коридору, бессмысленно улыбаясь, когда к нему подскочил начальник курса Дунаевский:
– Романов, что вы там с Майером за беспредел устроили?!
– А я не в курсе. Вы лучше у Владимира Фёдоровича спросите. – Ромка был сама простота. Дунаевский в сердцах махнул рукой, круто развернулся и пошёл прочь. Ромка продолжал бессмысленно улыбаться. За окном расплескалось лето, свежая зелень и вся жизнь впереди! Страна стремительно катилась в пропасть. Это было лето 1990 года…
* * *
Занятый своими проблемами, Ромка тем не менее старался следить за происходящим вокруг. А происходило много необычного. Республики Прибалтики ещё весной заявили о суверенитете! С ума сойти, они собирались выйти из СССР – это не укладывалось в голове! Ходили слухи, что туда отправили танки. На окраинах империи начинало полыхать. Ни в газетах, ни по телевизору не сообщалось, но те же слухи доносили, что между Арменией и Азербайджаном чуть ли не война началась! И туда тоже отправили войска. И в это верилось с трудом. Это же советские республики, какая война?! Куда смотрят политбюро и генеральный секретарь Горбачёв? Почему тот не наведёт порядок одним телефонным звонком? Впрочем, наводить порядок следовало не только там. Беспорядки имели место также в Душанбе, столице Таджикской ССР, в Ошской области Киргизской ССР и других местах – все они происходили на межнациональной почве, нередко сопровождаясь человеческими жертвами. И туда тоже посылались войска. Да что говорить про окраины, если в Москве 1 мая прошла альтернативная официальной демонстрация с антисоветскими лозунгами! Перекрасившийся в оппозиционера бывший первый секретарь Свердловского обкома партии, а потом и Московского горкома Борис Ельцин избран Председателем Верховного Совета РСФСР вопреки предложениям Горбачёва! Советский Союз трещал по швам. И дело не в том, что не хватало войск: численный состав Советской Армии составлял более четырёх миллионов человек – больше всех в мире! И ещё пятьдесят пять миллионов запасников! Дело в том, что не хватало воли у одного-единственного человека!
В такой обстановке Ромка решил не ходить на назначенную встречу в гостиницу «Россия». Никакой реакции не последовало. Настроение улучшалось. У него впереди было три года гарантированной прописки в Москве и отдельная комната в ГЗ МГУ! Вау, отдельная комната на Ленгорах! Размером всего семь квадратных метров. А зачем больше – ещё и Женька поместится, если рядом с одноместной кроватью расстелить матрас на полу. Правда, входная дверь при этом не открывалась, но это уже мелочи. Учёба в аспирантуре никакая – вступительные экзамены и пара лекций в неделю на первом году. А потом два года на написание диссертации. Масса свободного времени, престижный статус аспиранта МГУ – перед ним открывались неплохие перспективы. Он не думал, чем конкретно будет заниматься, но что-то подсказывало: в той неразберихе, что творилась вокруг, он точно не пропадёт – главное, не надо ехать в Пензу!
Удивительно, как тонко женщины чувствуют ситуацию даже на расстоянии. Почти три месяца, пока у него дела шли хуже некуда, от Вики не было известий. Сам Ромка звонил несколько раз, каждый раз переступая через собственную гордость, и каждый раз попадал на тёщу. Та сухо сообщала, что Юлечка себя чувствует хорошо, папу не вспоминает, и на этом давала понять, что разговор окончен. Каждый раз, опуская трубку, он испытывал противоречивые чувства – радость за дочку и разочарование, что не услышал Викин голос. Это произошло, как только у него всё наладилось, – раздался телефонный звонок:
– Привет! Нам надо встретиться, поговорить!
– Что-то случилось? Что-то с Юлькой?
– Это не телефонный разговор. С Юлькой всё в порядке.
У него отлегло от сердца.
– Приезжай, если хочешь, – он старался не проявить нахлынувшего возбуждения и произнёс последнюю фразу подчёркнуто нейтрально.
– Хорошо. Как будет свободное время.
Ему показалось или она действительно ждала от него более эмоциональной реакции?
Вика приехала на следующий день. Он увидел её в фойе спортклуба, выходя с тренировки. По-прежнему яркая, длинноногая, с распущенными волосами цвета старинного золота, она приковывала взгляды всех присутствующих. Приходящие и уходящие спортсмены, не стесняясь, сворачивали шеи, цокали языками, но никто не пытался знакомиться – здесь знали, чья это жена, а новички, глядя на старожилов, чувствовали, что не стоит пытать судьбу.
– Привет!
– Привет!
Они замолчали, будто заново изучая друг друга.
– У папы проблемы на работе.
– Какие проблемы?
– Не знаю, он не говорит, но много пьёт. Мама издёргалась вся. С ней стало невозможно, она постоянно на всех срывается. То есть на мне в основном.
Он видел, что ей нехорошо, но не понимал, как себя вести и что сказать. Раньше он бы просто погладил её по щеке или по волосам, она бы прильнула и затихла, положив голову ему на грудь.
– Как Юлька?
– А что Юлька? Юлька лучше всех!
– Меня вспоминает?
– Первое время всё повторяла: «Папа, папа…» Сейчас уже нет.
У Ромки так защемило в груди, что он отвернулся – боялся, как бы на глазах не выступили слёзы. Вика, казалось, этого не заметила. Складывалось впечатление, что она не чувствует его состояния.
Они пошли гулять по Ленгорам. Вика всё время говорила. Рассказывала какие-то эпизоды из жизни за последнее время. И у Ромки впервые сложилось впечатление, что семья, частью которой он себя чувствовал ещё совсем недавно, никогда не была его семьёй. Точнее, он не был её членом. Это была семья Зинаиды Алексеевны, и только она решала, кого в неё принять, а кого нет. Так вот, его она сразу не принимала. Он был как бы на испытательном сроке, который не прошёл. Не прошёл, потому что имел собственную точку зрения. А это было запрещено! А он не понял. Да если бы и понял, всё равно не смог бы изменить себя. Он резко остановился.
– Слушай, давай начнём всё сначала! Переезжай с Юлькой ко мне в общагу. У меня теперь отдельная комната.
Вика какое-то время стояла, глядя ему в лицо широко раскрытыми глазами, а потом повисла у него на шее. Когда они отдышались после бурных долгих поцелуев, она сказала:
– Только Юлька с мамой сейчас на даче. Давай не будем её тревожить, ей там хорошо. Потом заберём.
Это звучало разумно, и Ромка
