Скифские мужчины были мужественны и благородны, скифские женщины были преданны и красивы. Этими же достоинствами обладали и таврские мужчины и женщины. Хозяева и гости телесно и духовно были близки, хотя отличались по обычаям, поклонялись поначалу разным богам. Очень скоро у северных предгорий возникло новое сообщество племен, которых историки более позднего времени назвали тавроскифами. Некоторый антагонизм между потомками тавроскифов и коренных тавров достиг даже наших дней, но этот антагонизм никогда не был кровавым, а оставался на уровне конфликта между невесткой и свекровью.
Камилл обозревал Крым с высоты полета горных орлов. Он уже уяснил, что в своей внетелесной ипостаси он может перемещаться с большой скоростью. Но куда перемещаться? Тот, кто обеспечивал ему посещение прошлого, не снабдил его картой и компасом. Однако оказалось, что достаточно сознанию Камилла пожелать очутиться в какой-нибудь местности, как он тотчас там оказывается. Он пролетал над горным Крымом, опускался к зубцам Ай-Петри, пронесся на Аю-Дагом, где наблюдал за церемонией в храме богини Орейло – Артемиды Таврической. Затем проскользнул над Гераклейским полуостровом и снизился в районе довольно большого города-порта, который в более поздние времена получит название Кёзлю-Эв, а потом будет переименован в Евпаторию. Он был приятно удивлен увидев, что пляжи здесь были подобны тем, на которые его в детстве привозили родители – тот же мелкий золотистый песок, тот же низкий прибой прозрачных чистых волн. Однако купающихся на пляжах не было, если не считать нескольких балующихся на песке мальчишек.
Он повернул назад к горам, пролетел над нынешней Ялтой, обратив внимание, что с той поры, когда он впервые побывал на южном берегу Полуострова во время попытки пирата Фока высадиться у левого прибрежья Аю-Дага, количество селений здесь возросло. Хотелось спуститься и посмотреть на жизнь тавров вблизи, но цель его появления здесь была иной.
Взмыв вверх и продолжая свой полет на восток, Камилл обратил внимание на большое поселение, расположенное там, где горы будто бы раскрывают свои уста к морю - на месте нынешней Алушты.
Проносясь над теперешней Судакской бухтой, он увидел, что и здесь на побережье тесно от строений. Он свернул немного на север и перед ним раскинулись обширные виноградники. Тут он ощутил, что ему не возбраняется спуститься к селению, что он и сделал. Скользнув над покрытыми красной черепицей крышами, Камилл пристроился на скале, нависшей над плетнем большого двора, наблюдал и слушал.
Была пора сбора винограда. Мужчины, женщины, дети снимали тяжелые кисти с лозы, наполняли высокие плетеные корзины и отвозили их на свои дворы. Работа шла весело, с песнями (Камилл уловил несколько знакомых мелодий), юноши заигрывали с девушками, девушки кокетливо им отвечали – все как всегда. «Только экология здесь иная», подумал Камилл. Он получил бы удовольствие, если бы мог зачерпнуть ладонями воду из небольших крымских рек и напиться, но в его бестелесной форме это было недостижимо.
Виноград тавры давили в выдолбленных в камне углублениях с отверстием для вытекания сока. В потоке незнакомой речи (смысл которой, как известно читателю, он досконально улавливал) ему встречались некоторые знакомые слова. «Тарапан» слышал он - так и в его нынешнем языке называется виноградодавильня.
Позже Камилл не без удовольствия узнал, что река его детства Салгир такое название получила от тавров.
Приближался вечер и наш отважный путешественник – или времяшественник? – возжелал, как было предусмотрено начальным планом, очутиться во дворце в городе Неаполе Скифском.
В одном из малых покоев царя скифов Скилура шло совещание самых приближенных вельмож. В совете участвовали Главный военачальник скифского войска, Главный визирь и Главный дипломат. И присутствовал невидимый Камилл.
- Торговля зерном и вином нынче в наших руках, - говорил царь Скилур. – Теперь, когда наш флот господствует в морях и пираты-сатархеи не смеют приближаться к берегам Полуострова, нам необходимо выработать стратегию по отношению к Херсонесу. Говори ты, - обратился Скилур к Главному военачальнику.
- О, царь царей, - начал военачальник. - Купцы Херсонеса затаились, они ждут подходящего момента, чтобы убедить власть колонии соединить силы с Боспорским царством и отвоевать Ольвию. Я убежден, что мы должны и на море, и на суше, совместно с царем тавров, продолжить захват бухт Полуострова и соседнего побережья. Иначе …….
- О, великий царь царей, - вступил в обсуждение Главный дипломат, - То, что говорит Главный военачальник, на первый взгляд соблазняет своей простотой. Действительно, нашему флоту и нашим сухопутным силам ни Херсонес, ни Боспор не могут противостоять. Но царь Боспора имеет сношение с царем Понта Митридатом Евпатором. Если все эти греки объединятся, то нам будет трудно устоять против них.
- Каждый скиф стоит двух греков, - напыщенно произнес военачальник.
- А каждый тавр сильнее троих греков, - воскликнул с гордостью Главный визирь, который происходил из семьи таврского вельможи.
- Ну, разумеется! – улыбнулся Скилур, и все по-доброму рассмеялись. Действительно, мускулистые таврские воины отличались силой и мужеством, что признавали и союзные с ними скифы.
- Никто здесь не собирается оспаривать вашу поговорку, что тавры происходят от скал этих гор, - Главный дипломат повернул голову к визирю. Потом он отвесил поклон Скилуру:
- Однако, царь царей, те же законы арифметики говорят нам, что пятикратное превышение воинов на поле битвы не оставляет шансов малому множеству одержать победу над множеством большим. А воины у Митридата опытные и закаленные.
- Так что ты советуешь? – на лике царя не осталось следов от недавней улыбки.
- Я и мои советники предполагают, - отвечал Главный дипломат, - что сегодня нам нельзя идти на обострение отношений с греческими колонистами. Надо малыми уступками и недорогими подарками привлекать на свою сторону основную массу небогатых греческих торговцев, разоблачать захватнические стремления понтийцев.
Царь Скилур выслушал своих высших сановников и погрузился в долгое раздумье, потом сурово произнес, четко выговаривая слова:
- Мое решение будет таким. Продолжать выяснение настроений среди населения греческих колоний, прослеживать их связи с Митридатом. И вместе с тем безотлагательно готовить поход галер на Тир и послать отряд тавров на Каркиниту. Галер у нас немало, но нужно построить еще. Сына моего Палака я нынче же пошлю к сарматам для заключения соглашения о совместном нападении на гордого царя Понта.
И резко встав, царь царей скрылся в соседней комнате дворца. Вельможи отвесили низкие поклоны вслед уходящему владыке, и неспешно покидали дворец. Главный дипломат не убирал со своего лица выражение сомнения в правильности услышанного решения.
Камилл был всецело на стороне царя Скилура, потребовавшего продолжить нажим на коварных соседей, не довольствующихся предоставленной им возможностью держать колонию на Полуострове, а пытающихся взять под свой контроль всю торговлю соседних племен. Но и правоту Главного дипломата, своего предка, он тоже признавал, ибо знал, что в формировании нации теперешних крымских татар греки сыграли тоже не последнюю роль.
Титул «царь царей» не был метафорой. Действительно, скифы Полуострова назывались царскими скифами, и их царь главенствовал над царями других скифских племен.
Отцвели абрикосовые и персиковые деревья в садах, окружающих дворцы Гиреев. Теплым душистым вечером, набросив на голову белое шелковое покрывало, вышла через калитку в соседний сад молодая гиреевна, дочь младшего сына властвующего Гирея. В счастливой семье, сама еще не вполне это осознавая, жила царевна Лейля. Отец ее еще в молодые годы порвал все пути к политической карьере, отказавшись от дворцовых должностей и занявшись изучением наук. Обучался он астрономии в Генуе и Падуе, в математике совершенствовался в Кордове, углублялся в сокровища восточной поэзии в Багдаде и Тавризе. Посещал он и Истамбул, но совершенствоваться в политических интригах там не стал. И теперь спокойно, вдали от придворных козней обитал с единственной любимой женой и с тремя дочерьми в малом дворце, подаренном ему еще дедом. Две старшие дочери были сосватаны и осенью должны были состояться две свадьбы. С третьей же свадьбой родители не спешили – их любимице только шел семнадцатый год, и увлечена она была, как думал отец, только астрономией и поэзией.
Так думал отец, а дочь нынче вечером отправилась на свидание с красавцем мирзой, полгода назад прибывшем ко двору из Кафы. Молодой мирза пробыл два года в Польше, набрался там опыта в турнирных боях, закалил тело, но оставался невеждой в общепринятых знаниях и в поэзии. Он был знатного рода, блистал на ристалищах Бахчисарая и Карасу-Базара, терпеливо, пытаясь скрыть скуку, высиживал на соревнованиях поэтов в Хан-Сарае. И половина женского населения высших слоев ханства была в него влюблена.
