Парень не удержался и крепко обнял старика. Тот тихо замер, отворачиваясь в сторону от чужого счастья.
Тук, Тук. Потом смех. Опять стук. «Когда они угомонятся, — Никифор стоял пред окном терема, выходящим на задний двор и наблюдал за молодежью, балующуюся пальбой из лука. Все парни примерно одного возраста — лет по 17–18. Дети боярские, да княжеские. И сам Алексей здесь. С мальства вместе. Человек пять. Ядро. Надо на всякий случай обратить внимание. Случись, что с князем, ему занимать отцовское место — таков уговор с Владиславом. Он это знает и потому старается не спорить со мной. Тогда и они — эти вчерашние мальчишки встанут рядом с молодым князем — друзьями и помощниками — сотниками, воеводами, советниками. Надо, надо присмотреться, что они из себя представляют. Точно, не слишком набожные. И это еще слабо сказано. Я и не помню, когда видел кого из них в церкви. Упустил молодежь. Непростительно».
Среди высоких, светловолосых, с прямыми честными лицами ребят Алексей, княжеский сын ничем не выделялся. Вот подошла его очередь стрелять. Он принял лук от товарища, не глядя, уже весь сосредоточившийся на мишени. Приготовленная стрела, легла на глухо всхлипнувшую тетиву. Или это Никифору показалось. Жесткий натяг, почти це целясь, княжич отпустил тетиву. Одобрительный гул голосов — протоиерею не видно из окна, куда они стреляют, но и так понятно — удачный выстрел. Стреляют по три стрелы. Два следующих выстрела, похоже, тоже в цель. Кто-то хлопнул княжича по плечу. Тот, улыбаясь, обернулся и что-то ответил. Заржали вместе. Мальчишки совсем еще.
Стукнула дверь за спиной, и Никифор обернулся. Владислав, не глядя по сторонам, прошел до середины светлицы и устало присел на княжеское сиденье. За ним подошли еще трое: двое знатных бояр и воевода Бронислав, и заняли свои места за его спиной.
— Ну, что там у нас сегодня? — голос князя проскрипел, как несмазанная петля.
Или опять показалось? Ну, вот, что не показалось — это одутловатость под глазами и чуть дрожащие пальцы, которые он пытается спрятать в рукавах рубахи. Сдал князь. Вино зеленое, почитай, каждый день пьет. Никифор оттолкнулся от подоконника и мягко прошествовал поближе к развалившемуся на стуле князю:
— Сегодня всего одно дело.
— Толкуй.
— Десятник Микола Тихонов.
— В чем провинился?
— Вел с бойцами разбойника в лес, чтобы тот показал, где спрятал украденное, и упустил.
Князь усмехнулся:
— Хорош боец. Ну, зови.
Никифор выглянул в другую дверь, замыкающую длинный коридор, в который поднималась лестница из подвалов, и кому-то кивнул. И уступил проход.
Вошел Микола. Царапины на его лице покрылись коростами, и оттого прямое и честное его лицо стало как будто угрюмым и злым. Мельком глянув на князя и людей, он опустил голову и стиснул в кулаке шапку. За ним в комнату шагнул дежурный дружинник и остановился поодаль, подняв секиру. Микола оделся по-простому. Не знать, и не скажешь, что воин. Скорее, крестьянин из деревни, пришедший к князю за помощью в своих крестьянских делах.
— Ну, — князь, упер руку в колено. — Рассказывай, как ты его упустил.
Микола помялся:
— Рысь на нас в лесу напала, детенышей своих защищала. Пока, мы с ней, значит, барахтались, он и сбежал, — Микола смело глянул в лицо князю.
«Накажет, так накажет, — читалось в его глазах. — А прощение молить не собираюсь». Владислав легко уловил его настроение. И сам охотник с детства, прекрасно знал, на что способна дикая кошка, защищающаяся потомство:
— Сколько же вас было?
— Трое.
От окна оттолкнулся Никифор:
— Не ври. Четверо вас ушло.
— Фрол с лошадьми оставался. Трое нас было.
— Ну, трое, так трое, — князь откинулся на спинку. — Фрола не наказываем. А что, догнать не пытались?
— Как не пытались? Почитай, неделю по всем окрестным лесам шастали. Под каждую корягу заглянули.
— Значит не под каждую, — он обернулся. — Что, бояре делать с ним будем?
— Да, что с ним делать? — старший боярин Котяра, статный с длинной бородой, почти до пояса и сердитой складкой губ, выглядывающей из густого стога волос, стукнул посохом. — Десять плетей и в рядовые разжаловать.
— Что ты, Бронислав скажешь?
Воевода покряхтел и недобро покосился на боярина:
— Микола — хороший воин. Я бы его вообще не наказывал. Сам, княже знаешь, что такое рассерженная рысь.
— Как так не наказывать? — Никифор пригладил жидкие волосенки на макушке. — Так все разбойников начнут упускать. А, может, он его и не упустил, а отпустил, откуда мы знаем?
Микола возмущенно вскинул голову, но Бронислав могучим басом перекрыл его прыгнувшее было с губ возражение.
— Ты, чего городишь, Никишка? Так и меня можно в чем-нибудь заподозрить, и боярина, — он кивнул в сторону бояр. — Если уже своим людям на слово не верить, то кому тогда вообще верить?
— Нет, ну ты воевать, конечно, силен, — Никифор снисходительно усмехнулся. — Но в душах человеческих ничего не понимаешь.
— Ага, ты понимаешь.
Князь поднял руку, останавливая словопрения:
— Думаю, сделаем так. Пяток плетей и пусть идет дальше служит. Все-таки, он виноват — упустил разбойника… А что за разбойник-то? — Владислав упер вопросительный взгляд в Никифора, — чего натворил-то?
Протоиерей не выдержал вроде бы мягкий взгяд. Отвернулся к окну:
— Книги из костра очистительного вытащил и спрятал в лесу.
— Так это он за книгами моих воинов в лес водил?
— Ну, да, за ними — дьявольскими письменами.
Князь хмыкнул и поднялся. Бронислав сурово глянул на священника из-под бровей. Бояре многозначительно переглянулись.
— Пожалуй, я сегодня не буду никого наказывать, — Владислав махнул пальцами стражнику. — Уведи его и отпусти. Пусть возвращается в казарму. Нам на днях в поход выходить, а он на лошадь сесть не сможет — как-то не по-хозяйски это.
Микола без эмоций развернулся и вышел вперед дружинника. Закрылась за ними дверь, и Никофор, раздувая щеки, и стараясь не выдавать собственного неудовольствия, проговорил:
— Слишком ты, добрый, князь.
Тот, слабо улыбаясь, обернулся к Никифору:
— Иногда доброта полезнее строгости, скажи, Бронник.
— Истину говоришь. Не за что его было наказывать.
Протоиерей почтительно склонил голову:
— Ты, князь, тебе и решать.
— Знамо, мне. Кому же еще? Ну, все, бояре свободны. Никофор и ты, Бронислав останьтесь.
Бояре, шумя длинными платьями, двинулись к выходу.
Дождавшись, пока они покинут горницу, князь обвел рукой пространство вокруг себя:
— Садитесь, мужи тугоумные, будем с вами совет держать.
Бронислав и Никифор отошли к стене и уселись на длинную лавку, проходящую через все помещение, в отдалении друг от друга. Князь крутанулся по светелке и снова уселся на стул.
— Никифор, слушаю тебя.
Бронислав с легким удивлением глянул на священника. Для него оказалось неожиданностью, что инициатива их нынешнего совещания исходила от священника. Тот же с готовностью поднялся и сложил пухлые ручки на животе:
— Беспокойство меня гложет последнее время, — Никифор говорил сладко, словно перед народом на площади. — Не спокойно на наших дорогах. Разбойники вконец обнаглели.
Бронислав хмыкнул, перебивая:
— Книги из костров таскают.
Протоиерей не обратил на его реплику внимания, только подождал, когда он закончит. Князь, не дождавшийся ехидного ответа от священника, заметно разочаровался.
— Итак, я продолжу мысль. В то же время наши дружинники, только и делают, что груши околачивают. Пора бы им уже и по дорогам размяться походить. Порядок хоть немножко навести. Вот княжич, сынок твой, каждый день то из лука стреляет, то на мечах дерется, а то и просто так на кулачках с товарищами лупится. Дело, оно, конечно, хорошее. Да только…
— Что, да только? — Владислав нахмурился.
— Да только настоящего дела он не знает, — Никифор ни сколько не смутился. — Пора бы его в поход по землям княжеским отправить. Пусть развеется, народ посмотрит. Авось, и правда, каких татей Господь поможет ему споймать. К том же, вот давеча дружинники с чернецом вернулись все израненные, так ты ничего не велел предпринимать.
— Так, а что там нужно делать-то было? — Бронислав, вскинулся. — Ничего не ясно же, кто напал, где? Они же никого так и не увидели. Или твой чернец лукавит, когда говорит, что никого не видели?
— Ничего он не лукавит. Еле отошел человек от тяжелого ранения, а ты туда же, с вопросами. Видеть, и правда, не видели, но кто — догадываются.
— И кто?
— Так волхв же, скорей всего, Белогост, что капище Белбога хранит.
— Ты его видел?
— Кого, Белогоста?
— Да нет, капище?
— Не видел. Так его никто их христиан не видел.
