— Так, может, его и нет, раз никто не видел. Брешут люди. Первый раз, что ли?
Князь поднялся со стула и собеседники замолчали:
— Капище — дьявольское место язычников. То, что оно есть — мы точно знаем. Ты, Бронислав, тут не встревай. Никифор правильно действует. Вот то, что наши люди его найти не могут — то плохо. Надо его отыскать и уничтожить. Что тебе Никифор надо для этого?
— Жду, когда чернец совсем выздоровеет, он уже его почти нащупал. Думаю, дня через три он снова с гораками туда отправится.
— Ну, то дело богоугодное, — Князь перекрестился на образок святого Петра, висевший в красном углу. — Если, что надо, на мою помощь рассчитывай.
Никифор согнулся в поклоне:
— Благодарствую, князь. Ну, так что насчет того, чтобы дружинникам косточки поразмять?
— Я подумаю.
— Подумай, подумай. Да и ты сам, князь, извини за прямоту, давненько на люди не показывался. — Воевода опустил взгляд, и Владислав это заметил. — Уже слухи разные по городу поползи.
— Что за слухи?
— Я, конечно, достоверно их не слышал, но люди передают.
— Говори, не тяни, что говорят?
— Говорят, будто князь болеет сильно и оттого в тереме сидит безвылазно.
— Брешут они, — снова встрял Бронислав. — Здоров князь, видишь, же сам.
— Я-то вижу, — Никифор тихо улыбнулся. — Но народ…
Князь, откинул княжеский посох, стоявший у стула. Он загремел, покатившись по гулкому полу.
— Народ, говоришь, — он встал и вплотную подошел к Никифору. — А ты, поди, и рад эти слухи мне передавать?
— Что ты, князь? И мысли такой не было, — Никифор наклонил лысую голову перед Владиславом. — Только о тебе забочусь, об имени твоем.
— Об имени он заботиться, — не промолчал воевода. — О другом ты заботишься.
— И о чем это?
— О том, чтобы в церковь к тебе побольше народу ходило. Да, свечки активней покупало…
Никифор возмущенно надул губы и по-бабьи пискнул:
— Нет, князь, ну, как ты такого богохульника рядом терпишь?
Князь неожиданно развеселился:
— А я против бога от него ничего не услышал. А когда он говорил?
Никифор окончательно обиделся:
— Я дело говорю, а вы…
Князь подошел к нему и приобнял за плечи:
— Ладно, не обижайся на Бронислава. Что с него взять, солдафон, — он незаметно для протоиерея подмигнул воеводе. Тот понимающе опустил голову. — А дело твое мы обсудим, несомненно.
Никифор неожиданно быстро проглотил обиду и совершенно спокойным тоном поинтересовался:
— Вы меня за кого тут держите? Я что, не понимаю ваши игры?
— Какие игры, ты о чем? — возмутился Владислав.
Никифор отвернулся к окну, за которым ребята продолжали стрелять из лука. В этот момент в дверь осторожно постучали.
— Войди, чего надо? — Владислав обернулся на стук.
Дверь медленно открылась, и на пороге вырос дежурный стражник:
— Княже, там это, гораки пришли и эти, Ярькины. Говорят, их побили в лесу.
— Кто?
— То я не знаю.
— Несла сорока, да уронила у порога, — он чертыхнулся и быстро пошел к выходу. Никифор и Бронислав поспешили за ним.
На улице несколько дружинников и человек пять из челяди окружили кого-то в центре двора. Окруженные что-то горячо рассказывали.
Князь остановился на высоком крыльце и упер руки в бока:
— А ну, что за шум? Отставить столпотворение.
Люди, оглядываясь на него, начали, неторопясь, расходиться. Когда толпа поредела, Владислав увидел братьев Ярькиных, которых недолюбливал за склочный характер, и двух гораков. У одного тряпица перехватывала голову.
Бронислав склонился над ухом князя:
— Я их никуда не отправлял.
Никифор услышал его и тут же поторопился оправдаться:
— Ну да, мои люди. Были посланы в слободу привести одного вольнодумца для беседы.
— Знаю я твои беседы, — проворчал Бронислав.
Люди приблизились и остановились напротив, щурясь на солнце, зависшее над коньком крыши.
Из-за угла дома, привлеченные шумом, вышли парни вместе с княжичем и повисли на коновязи, приготовившись слушать.
— Рассказывайте, что случилось.
Вперед выступил один из гораков — мощный крепыш с луком на плече:
— Княже, побили наших в лесу. Троих насмерть. Кто — не знаем. Видели убегающих мужика и парня вроде. Догнать не смогли — больно шустрые. Но, думаю, то Вавила был, кузнец. Кроме него некому. А вот кто ему помогал — то не ведаем.
— Почему так решил?
Горак поднял растерянные глаза на Никифора, словно сомневался — говорить или нет. Князь проследил его взгляд и сурово посмотрел на священника, который тут же смешался и опустил поднятую уже руку. Горак, так и не получив ответа на свой бессловесный вопрос, все еще колеблясь, заговорил:
— Ну, так это. Мы же его жёнку вели с сынком.
Князь нахмурился:
— Как это вели? И куда?
— Так, — он опять неуверенно глянул на Никифора. Тот демонстративно отвернулся. — Это. Велели нам ее привести. Чтобы, значит, Вавилу того выманить. А-то он, варнак, скрывался где-то. К нам не выходил.
Князь спустился на пару ступенек:
— Это мне понятно. Не понятно, зачем вам баба с дитем понадобилась, а? — он обернулся к Никифору. — Мы что, уже и с бабами воюем?
— Никто с бабами не воюет, — проворчал священник. — Просто поговорил бы, да и отпустил.
Бронислав громко усмехнулся. Парни у коновязи недобро переглянулись. Алексей прищурился на священника и что-то прошептал. Князь спустился еще на две ступеньки и очутился на земле:
— Так что, воюете с бабами?
Гораки дружно повертели головами. Ярькины истово перекрестились:
— Да, чтоб мы.
— Да чтоб я…
— Чтоб мы, чтоб я, — передразнил их Владислав.
— Конечно, Вавила к вам не вышел. Он, что дурак к вам выходить. Вы ж его под белые рученьки, поди, и сразу к отцу Никифору на беседу? Так?
Горак пожал плечом:
— Ну, так. Так, приказ у нас.
— Ладно, с этим разобрались. Как побили-то вас? Объяснить можешь?
— Подманили они нас. Типа рысь в лесу мявкала. Мы и решили, что шкура ее нам не помешает. Трое пошли, остальные на дороге остались. Этих охранять.
— Бабу с дитем, — подсказал Бронислав.
— Ну, да, их, — не уловил горак сарказма. — Подманили и из засады порешили. А когда мы подоспели, они уже далеко были. Конечно, мы в погоню за ними сразу. Да только не догнали. Они, — он кивнул на опустивших головы Ярькиных, — в болотце угодили. Пока вытаскивал, тех и след простыл.
— А где баба-то с дитем? — Бронислав шагнул вперед и сложил руки на перила крыльца. — Куда дели?
— Нету их, — горак обреченно шмыгнул носом.
— Вижу, что нету, — Владислав ухмыльнулся. — Так где?
— Пропали.
— Как так?
— Ну, когда мы вернулись, этот, — он указал рукой на молчаливого горака с повязкой на голове. — Без сознания на дороге валялся, а их не было.
— Заставь дурня Богу молиться… — Никифор бросил на своих подчиненных презрительный взгляд. — Обвели вас вокруг пальца, как… детей неразумных.
Ярькины и гораки, полные ощущения вины, перетаптывались на месте и не смели поднять глаз.
— Пошли вон отсюда, — князь вытер ладошки о штанины, словно стирал с них прилипшую скверну. — Бронислав, — он оглянулся на воеводу, который сразу выпрямился. — Готовь два десятка, прошвырнемся по дорогам малость, — он нашел взглядом сына, замершего у коновязи. — И вы, молодежь, собирайтесь. Завтра выходим. Никифор, а ты сам не хочешь с нами прогуляться?
К исходу третьего дня Рядок вышел к реке. До этого он же перебирался через две мелких речушки. Первый раз перешел по перекинутому бревну, второй — просто перепрыгнул в самом узком месте. Но в этот раз река, к которой он спустился по каменному склону, несла воды широко, и напрочь отрезала его от противоположного берега. Не лезть же в ледяную воду голышом? Замерзнешь, как цуцик, еще и не дай Бог простынешь, а это в диких местах чревато ранней смертью. Рядок присел на утопленную наполовину в галечник корягу на берегу и задумался. Вот уже три дня, как он решился уйти с хутора. Мог бы жить и дальше, разных зайцев, тетеревов и куропаток в окрестных местах хватало с избытком, но заела тоска. Почему-то никто из княжеских людей по их следам не пришел, хотя он ждал их и надеялся до последнего. И Рядок решил добираться до жилых мест самостоятельно. Старик, перед своим внезапным исчезновением вместе со всеми людьми, встретившимися ему здесь, оставил ему кресало, нож, кое-какие продукты, самым ценным из которых он посчитал соль, так что Рядок не бедствовал. По большому счету он чувствовал себя обязанным всем этим людям и больше всех старику — ведь не бросили раненого, выходили и даже потом не прикончили, хотя сам бы он наверняка на их месте не оставил свидетеля в живых. А они оставили, рискнули. Теперь, Рядок даже из одной простой вежливости гостя, отведавшего хозяйский хлеб, ни за что бы не выдал их Никифору. Правда, они же этого не знали. Или знали? Этот старик какой-то уж очень умный. У варяга иногда складывалась такое ощущение, что он понимает тебя лучше, чем ты сам себя.
