– Зато прыгать не будешь, а пойдешь себе скромненько, – приговаривала она.
В этот день Алеции все представлялось таким странным и необычным. Казалось бы, выходишь из своей комнаты, которую знаешь наизусть, проходишь через дворик на мужской половине дома, слуга открывает двери на улицу, и ты спускаешься вниз по дороге к колодцу, где ходишь каждый день то с Филис, то с Юнис. Но теперь все по-другому. На ногах тяжелые поскрипывающие сандалии, ты идешь чинно и спокойно, держась за край туники отца, ты даже не останавливаешься у колодца, а когда встречаешь соседку, которая спешит за водой с кувшином, ты не знаешь, можно ли с ней поздороваться, ведь она просто рабыня…
Сначала Ала собиралась поздороваться и уже начала улыбаться, но соседка прошла мимо с таким видом, будто вообще никого рядом с Кононом не было. Ала покраснела и отвернулась. К счастью, у нее не было времени, чтобы расстраиваться по поводу этого случая. Они с отцом быстро миновали колодец и погрузились в новый мир.
Наверное, он не казался бы Алеции таким непохожим на ее собственный, если бы Юнис не запугала ее своими предостережениями. Ала уткнулась лицом в полу отцовского плаща, чтобы спрятаться от взглядов встречных прохожих, которые, по ее мнению, только и смотрели на нее, приговаривая: «Что это за малышка вышла на улицу? Посмотрите-ка на нее! Как же замечательно воспитали ее родители, как чудесно она одета!»
День клонился к вечеру, но узкие улицы были полны народу. Мужчины возвращались домой с военных учений, рабы спешили по делам своих хозяев, возвращались домой крестьяне, которые несли пустые корзины или вели за собой осликов без поклажи. Рынок закрылся еще утром, но они провели часть дня в пересудах и разговорах. Алеция и Конон с трудом пробирались в толпе, когда же им навстречу двинулось стадо коз, они вынуждены были встать в дверном проеме какой-то лавчонки. Темнокожий хозяин тут же бросился к ним, схватив Конона за руку, начал громко расхваливать свой товар:
– Купите амулет для служанки Артемиды, купите ей браслет в приданое! Красавица, давай я тебе погадаю! О, господин, давай предскажу тебе судьбу! Всего один обол! За одну медную монету ты получишь всю мудрость Востока!
Конон оттолкнул навязчивого торговца, и тот разразился злобными проклятиями, которые еще долго разносились по улице, пока не потонули в уличном шуме. Ала испуганно прижалась к отцу, а тот, не обратив ни малейшего внимания на случившееся, быстрым шагом направился вперед. Когда они оказались на улице, где жили и работали оружейных дел мастера и где до сих пор не стихал стук молотков, Ала, наконец, опомнилась и огляделась по сторонам. И тут оказалось, что никто не обращал на девочку никакого внимания. Все были заняты своими делами, и даже когда Конон встречал знакомых и те останавливались, чтобы переброситься несколькими словами, они даже виду не подавали, что заметили Алецию. Большинство из них произносили одну и ту же фразу: «Идешь смотреть танцы?» Об этом было нетрудно догадаться, ведь за Кононом следовал раб, который должен был освещать дорогу на обратном пути.
Танцы устраивали на Акрополе, огромном холме, расположенном в самом центре города, на котором возвышался мраморный храм Афины Паллады. Конон с дочкой были уже у самого подножия холма, когда к ним подошел еще один знакомый, рядом с которым тоже вышагивала дочка. И пока мужчины беседовали, девочки с интересом разглядывали друг друга, не выпуская из рук края отцовских плащей.
Алеция робко улыбнулась голубоглазой светловолосой незнакомке, а та в ответ подмигнула ей. Ала на всякий случай отвернулась. Она была в недоумении. Наверное, у девочки тик, и у нее дергается глаз, не может же она в этот торжественный момент вести себя так легкомысленно. Но когда Ала вновь взглянула на нее, незнакомка хихикала и строила гримасы. Алеция прикрыла рот рукой, чтобы самой не рассмеяться. На такой случай Юнис не снабдила ее никакими указаниями. К счастью, мужчины двинулись вверх по холму, прежде чем что-нибудь случилось. Теперь девочек разделяли могучие фигуры отцов, и они не видели друг друга.
Их окружало множество пар: отцы вели своих дочерей на праздник. Каких только девочек тут не было. Белокожие, выросшие в городе, и загорелые на раскаленном солнце в деревнях и испуганно озирающиеся в городе, высокие и низкорослые, хорошенькие и не очень, красиво одетые и неряшливые, все они были тихи и молчаливы, понимая торжественность момента.
На вершине холма, на большой лестнице, которая вела к святым местам, стояли продавцы специальных сладостей, которые девочки должны были принести в дар богине. Это были маленькие фигурки зверюшек или птиц, вылепленные из теста, в которое добавляли шафран, поэтому они были ярко-желтого цвета. Пока Конон покупал для дочки фигурку лани, чтобы девочка могла принести ее в дар богине, Ала перехватила взгляд другой маленькой девочки, тоже стоявшей рядом с отцом. Как только она поняла, что на нее смотрят, девочка состроила ужасно смешную рожицу, засунув пальцы в углы рта, растянув ноздри и уголки глаз и высунув язык.
Прежде чем Ала решила, как ответить этой кривляке, Конон наклонился к дочери со словами: «Помни, что эта маленькая лань, которую ты положишь на алтарь богини, – знак того, что ты служишь ей, и что однажды ты должна будешь принести ей больший дар, твой собственный». После этих слов к Але вновь вернулось торжественное настроение, и она склонила голову в знак согласия.
Для танцев отводилась площадка перед святилищем Артемиды, и хотя у богини было свое священное место на Акрополе, где была установлена ее мраморная статуя, выполненная великим скульптором в строгом стиле древних времен, деревянное изваяние богини, когда-то упавшее с небес, находилось не здесь, а в Бравроне, небольшом поселении на морском побережье. Это оно повелевало верховной жрице храма, в котором обитал дух Ифигении, отправляться в Афины и благословлять танцы. Праздники в честь Артемиды проходили каждый год, но раз в четыре года торжества были особенно великолепными, и этот год был как раз четвертым годом цикла. По окончании танцев верховная жрица, изображавшая Ифигению, уводила процессию обратно в Браврону для совершения священного ритуала, Великой Тайны, в честь которой устраивались спортивные игры и декламация стихов.
Ала с любопытством огляделась по сторонам. Позади площадки для танцев и немного в стороне был установлен шатер, плотно укрытый зелеными листьями лавра и увешанный гирляндами. Перед ним на алтаре горели сосновые поленья, их аромат был особенно приятен богине. Солнце садилось, и хотя вокруг площадки горели факелы, Ала могла разглядеть только неясный силуэт верховной жрицы, неподвижно, как статуя, сидевшей на троне внутри шатра.
Никаких медведей не было. Перед алтарем стояла жрица, ее голова была обвязана священными шерстяными лентами, знаком ее высокого положения. Другие жрицы двигались сквозь толпу, собирая желтые фигурки в большие корзины. Ала положила свою лань наверх и увидела, что корзину сразу же унесли прямо к алтарю. Здесь жрица взяла одну фигурку и раскрошила ее над пламенем, прося у Артемиды милости для тех, кто ей поклонялся. После этого корзину поставили перед шатром рядом с другими.
Солнце уже опустилось к горизонту, сейчас оно напоминало огненный шар, скользивший по краю холмов, окружавших западную равнину. Толпа вокруг площадки становилась все плотнее, и Конон посадил Алу на плечи, чтобы она могла лучше видеть, что происходит вокруг.
Верховная жрица медленно поднялась со своего трона, протянув руки перед собой и раскрыв ладони к небу. Ее голова была увенчана высокой короной, белое с серебром одеяние было просторным и собранным на талии. Широкая юбка, такая, какие носили в древние времена, спадала мягкими складками. Кожа великой жрицы была так отбелена, что она сама скорее напоминала статую, чем живую женщину.
Так она стояла неподвижно, обозревая замершую перед ней толпу. Все разговоры стихли, и только чириканье воробьев, которые с незапамятных времен оккупировали храм Афины, нарушало торжественную тишину. Когда же солнце скрылось за грядой холмов, верховная жрица повернулась к востоку, где высилась гора Химеттос, освещенная последними лучами заходящего солнца, воздела руки к небесам и запела молитву.
Ей так много надо было рассказать богине Артемиде, ведь у нее было множество имен и так много обязанностей. Это она – светлая Феба, сестра Аполлона, летящая над землей на своей лунной колеснице, это она – охотница, пробирающаяся по заросшим лесом холмам, это она первая танцовщица среди кружащихся в лунном свете нимф. Когда богиня гневается, она посылает из своего серебряного лука стрелы, несущие болезни. По зову рассерженной Артемиды выходят из северных лесов свирепые волки и нападают на стада, принадлежащие провинившимся перед ней смертным. Но она не только карает, она и исцеляет. Артемида – богиня деторождения, она облегчает страдания при родах женщинам и животным. Она охраняет стада овец и коз, пасущиеся в горах, и пастухи считают ее своей покровительницей. Под ее защитой находятся и дети, и детеныши животных, но особенным покровительством Артемиды пользуются маленькие девочки и молоденькие девушки, которым еще рано выходить замуж. Согласно древним легендам, именно она каждый год помогает весне появиться на свет и прогоняет зиму. Она может управлять штормами, ведь погода во многом зависит от фаз луны. Так что царь Агамемнон не случайно должен был именно у Артемиды выкупить попутный ветер.
