— Заткнись! — велел ему один из стражников.
— Мне очень жаль, дон Фернандо, но в таком случае мы будем вынуждены прибегнуть к силе.
— Да? А может, вам приказали меня убить?
— Нет, доставить вас в целости и сохранности, к чему я приложу все усилия!
— Попытайтесь! — де Гевара рванул из ножен кинжал, но как только он сделал резкое движение, собака внезапно бросилась вперед и вцепилась в его рукав.
— Господи, помоги! — ахнул слуга. — Цербер взбесился — он напал на своего хозяина!
— Взять его! — велел альгвасил.
Воспользовавшись моментом, стражники навалились на де Гевару и обезоружили. Собаку отогнали ударами алебард.
— Валаамова ослица заговорила, что же удивительного в том, что пес признал в своем хозяине еретика? — философски заметил по этому поводу Федерико Руис.
* * *
Дрожащими руками старик зажег свечу и пристроил ее на хромоногий столик. Причудливые тени заплясали на стенах маленькой комнатушки. С потолка свешивались гирлянды паутины. Кучи мусора и старого, вонючего тряпья валялись по углам, словно здесь никогда не убирали. Сюда никто не мог входить, кроме маленького горбатого крещеного еврея по имени Яго Перальта. Здесь почти не было мебели, за исключением огромных, окованных железом сундуков с массивными навесными замками. Связка тяжелых ключей позвякивала на поясе у Яго, и этот звук казался ему неземной музыкой, приятной, как пение сладкоголосой красавицы, священной, как перезвон церковных колоколов. У каждого человека есть такой потайной уголок, святая святых, если не в подвале дома, то хотя бы в душе. Всем остальным запрещен вход туда.
Кто-то коллекционирует редкие картины, кто-то собирает старинные книги. Яго всю жизнь копил сокровища. Он наживал их долго, мучительно долго, с ранней юности, начав простым менялой в лавочке около собора св. Петра. Затем он стал ссужать деньги под залог. Сперва к нему обращались полунищие студенты, мелкие торговцы, несчастные вдовы. Но год от года дело ширилось. Тех бедняков, что были вынуждены отдавать еврею последние свои вещи, имевшие хоть какую-то ценность, сменили знатные господа. Немало фамильных драгоценностей перекочевало в сундуки Яго Перальты. Ожерелье распутной графини, тратившейся на красавца-любовника, золотой крест епископа, бриллианты игрока и повесы… Яго помнил историю каждой драгоценности, ее вес и стоимость. Несмотря на свой почтенный возраст — шестьдесят лет — он обладал замечательной памятью. Иное дело — должники. Их было слишком много. И они могли надуть. Еще в молодые годы Яго взял привычку записывать, кому какую сумму он ссудил и под какой процент. Пересматривать свои записи он любил почти так же, как и перебирать сокровища. Отрадно было видеть, что выданная сумма, помещенная в левом столбце листа, раза в полтора-два меньше суммы полученной в итоге и записанной в правый столбец. Впрочем, случались промахи. Не все должники оказывались исправными плательщиками. И далеко не всех можно было посадить в долговую яму. Однажды знатный сеньор, который был должен Яго пятьсот эскудо, спустил на него борзых собак. Яго никогда не забудет этот день. Это было страшно, это было унизительно, это было больно. Укусы зажили, от страха он не умер, а к унижениям за свою долгую жизнь еврей привык. Но борзые в клочья разорвали его штаны. А новые штаны, между прочим, денег стоят. Наипервейшее правило: тот, кто хочет нажить состояние, должен избегать лишних расходов. Так что обновку Яго позволял себе раз в десять лет, не чаще. Новые штаны все же пришлось купить. Потому что без них нельзя появиться ни в одном приличном доме. И что мог поделать крещеный еврей со знатным сеньором, который, к тому же, пригрозил сдать его в руки святой инквизиции? Только мысленно посылать ему проклятия и желать всяческих неприятностей и на этом свете, и на том.
Но довольно мрачных воспоминаний! У Яго есть то, что всегда может исцелить его израненную душу. Старик откинул крышку одного из сундуков: тот был полон монет различных достоинств, со времен Римской империи до сего дня. Яго погрузил в них свои крючковатые пальцы. Прикосновение к их холодной, чуть шероховатой поверхности давало Яго почти физическое наслаждение. Испанские дублоны, флорины из города герцогов Медичи, венецианские дукаты, золотые иперперы павшей полтора столетия назад империи ромеев, динары с берегов Леванта, гульдены Северной Европы… О, как мелодично они звенят! Как бесподобно они сверкают! О, этот божественный, неземной свет!..
Свет! Он полоснул еврея по глазам внезапно и резко. Он хлынул в этот тайник, в это укромное убежище через настежь распахнутую дверь.
— Кто посмел?! — крикнул старик.
Или только хотел крикнуть? Крик замер у него на устах. Жуткое, отвратительное видение появилось в дверном проеме.
Яго не мог ни закричать, ни пошевелиться, ошарашенный, раздавленный, скованный. Перед ним, в смрадных облаках серного дыма, стоял Люцифер. В лохматой, когтистой лапе он сжимал пылающий факел, с которого стекала едкая смола. Безобразную голову, похожую на волчью морду, венчала пара рогов. Черный голый хвост свешивался из-под черного плаща.
— Я пришел по твою душу, — пророкотал дьявол. — Ты готов?
— А… — пошевелил еврей непослушными губами. — Э…О-o!
И это было все, что он на первых порах мог произнести.
— Что? — не понял дьявол.
— Не готов, — ответил еврей.
Первый шок прошел, и изворотливый ум старика стал лихорадочно перебирать варианты, как ему выкрутиться из неприятной ситуации, в которую он попал так нежданно-негаданно. Конечно, золото, серебро — это самое ценное, что есть на свете, за исключением одной вещи — собственной жизни. И, прежде всего, надо каким-то образом спасать эту самую драгоценную жизнь. Черти — существа порочные, следовательно, корысть им тоже не чужда.
— Послушайте, сеньор дьявол, — поспешно залепетал Яго. — Зачем вам старый, бедный, несчастный еврей? Что дурного, если я еще на годик-другой задержусь на этом свете? А? Сеньор дьявол, я же не сделал вам ничего плохого…
— Я пришел за тобой! — грозно повторил Люцифер.
Он сделал шаг по направлению к старику. Еврей задрожал.
— Сеньор дьявол, — еще быстрее заговорил он, — я могу откупиться. Вот, смотрите! Дублоны, полновесные золотые дублоны! Возьмите, сколько хотите… Нет? А дукаты? Они ценятся от Лондона до Александрии… Тоже нет? Талеры, франки, динары!.. Ну, вам просто не угодишь! В таком случае, может быть, вам выписать переводной вексель на генуэзский банк?
Дьявол медленно наступал, а старик также медленно отползал на коленях, трясущимися руками открывая один сундук за другим.
— Не хотите денег?.. Тогда драгоценные камни… Изумруды, гранаты, рубины… Разве они вам не нравятся? А ювелирные изделия? Они созданы руками венецианских мастеров… Их не стыдно надеть самой королеве. Они и вам будут к лицу, великолепнейший, прекраснейший сеньор дьявол. Вы только примерьте!
Он швырял под ноги дьяволу золото, серебро, драгоценные камни. Он просил, умолял, плакал, настаивал, скулил, визжал и все отступал, пока не заполз в угол и не уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда.
— Ты, мерзкая тварь, вздумал торговаться со мной?! — взревел дьявол. — Твоя жизнь — вот моя цена!
Дьявол воткнул факел прямо в сундук с монетами. Еврей скрючился в углу — маленькое, жалкое, уродливое существо, больше похожее на кучу старых лохмотьев, чем на человека.
Мохнатая, когтистая лапа дьявола вцепилась в костлявую руку старика. В другой лапе Люцифер сжимал кинжал. Холодная сталь полоснула по руке еврея. Брызнула кровь. Старик не почувствовал боли, только всепоглощающий, леденящий ужас. Яркие языки адского пламени заплясали у него перед глазами, и ему показалось, что он проваливается в преисподнюю.
* * *
Бартоломе задумчиво рассматривал странный документ. Сказать, что инквизитор был озадачен, это означало ничего не сказать. Он был просто изумлен. Разумеется, ему были знакомы тексты договоров с дьяволом, но лишь на страницах трактатов по демонологии. За время своей почти двадцатилетней службы в трибунале брат Себастьян успел повидать многое. Он видел помешанных, которые были убеждены, что общаются с самим Люцифером, что заключили с ним соглашение. Но существование такого соглашения всегда только подразумевалось. А поскольку сами договоры так никогда обнаружены и не были, то Бартоломе, посмеиваясь про себя, решил, что они, вероятно, хранятся в адской канцелярии.
Настоящий договор с дьяволом Бартоломе держал в руках в первый раз. И он никогда не поверил бы в существование такого рода соглашений, если перед ним сейчас не лежала бумага, где черным по белому было написано:
«Я, Яго Перальта, отрекаюсь от Бога, Девы Марии и всех святых, в особенности же от моего покровителя святого Яго, и от святых апостолов Петра и Павла, Тебе же, Люцифер, кого я лицезрею перед собой, предаюсь целиком и без остатка со всеми делами моими,
