По строгой традиции хозяйка не имела права принимать гостей. Обслуживать их должна была служанка. «Троекратных побоев заслужил тот, кто, будучи приглашенным в гости, обращается к хозяину с такими словами: «Позови хозяйку, чтобы она села вместе с нами», — эту поговорку хорошо знали все гости.
Служанка расстелила большую скатерть, принесла угощение.
В этот вечер собралось особенно много гостей.
Пришли три приезжих певца со своими инструментами. Все трое походили друг на друга, потому что у них были одинаково покрашены волосы в шатеновый цвет и одинаково зачесаны по моде на висках вперед,
«наподобие скорпиона, который изогнулся оттого, что подошел слишком близко к пламени щеки», как говорили тогда.
Певцы приехали из Египта, из Мемфиса, и через несколько дней они собирались предстать перед глазами эмира. Вместе с ними в гости пришел богатый купец, «образованный в философии, архитектуре и искусстве человек» — так сказал о нем Абдаллах. Пришли еще несколько человек и с ними старик, приехавший издалека, — Натили, ученый и философ.
Гости расселись, стали есть угощение, пить вино, беседовать. Хусайна отец посадил рядом с собой, разрезал ему персик, косточку бросил в таз для мусора.
Когда певцы угостились, они начали петь. Они пели и сами подыгрывали себе на струнах. Они пели о разлуке, о свидании, о верности и жестокости.
Какая радость слушать сладкие голоса этих юношей! — сказал старик Натили Абдаллаху. — Вероятно, только очень уважаемый человек смог заполучить их в дом.
Абдаллах улыбнулся и развел руками.
Потом, когда певцы кончили петь, их стали расспрашивать о дороге, о жизни в Египте.
Верно ли это, что на базарах в вашей стране принято говорить только правду? И если кто-нибудь солжет покупателю, то его сажают на верблюда, дают в руки колокольчик и возят по городу?
Это и я могу подтвердить, — вмешался богатый купец. — Провинившийся при этом звонит в колокольчик и кричит: «Я сказал неправду и теперь несу наказание, ибо всякий, кто солжет, достоин наказания!»
Такой порядок возможен лишь в стране, где правит истинный халиф, потомок пророка.
Это верно, — сказал богатый купец. — Здесь, в
Шapгe, например, на базаре меня просто обманули. Подсунули поддельную расписку. А когда я на другой день, обнаружив обман, потребовал товар назад, все стали смеяться. «У нас так принято: если обман не обнаружил сразу, товар назад не даем».
Во всех странах, где правят сунниты, выдающие себя за правоверных, царит беззаконие, — сказал один из певцов.
А уж о Багдаде и говорить нечего, — снова вмешался купец. — В Багдаде совсем недавно везир, взяв своего врага в плен, учинил над ним такое, что ни благочестивый, ни даже просто здравомыслящий человек не смог бы счесть за правильное. Везир натянул на своего врага обезьянью шкуру и заставил его плясать во время своих попоек.
Он и пьянством занимается? — удивился ученый старик Натили.
Еще как занимается!
Чего нельзя сказать о нашем халифе ал-Азизе,— заметил певец. — Он высокий и стройный, как кипарис. Отважный охотник, лучше его никто не знает породы коней, он понимает драгоценные камни. А когда он взял в плен своего врага, то велел предоставить ему собственный шатер, лошадей и все, в чем тот нуждался. Халиф возвратил ему даже перстень с печатью и доверенных лиц. А во время первой встречи он приказал подать врагу чашу шербета, и когда увидел, что тот колеблется, боясь отравы, первым отпил из чаши.
Так поступают настоящие благородные люди, потомки пророка, — сказал Натили.
Конечно, если бы в дом пришли посторонние люди, гости были бы осторожнее, говорили бы иначе. Но сегодня все гости в доме у Абдаллаха принадлежали к общей вере. Все они были шиитами. И они с удовольстви
ем ругали своих врагов и хвалили единомышленников.
Чем ты думаешь заняться в нашем городе? — спросил Абдаллах ученого старика Натили.
Я пишу книгу, в которой хочу изложить свои знания по философии, астрологии и некоторым светским наукам. Может быть, меня представят ко двору и я получу содержание.
У тебя есть близкие или знакомые?
Нет, я одинок и все свое богатство ношу с собой.
Но ведь, чтобы закончить книгу, тебе придется некоторое время пожить без содержания.
Я знаю это. Мне много не надо. И может быть, я найду себе ученика или несколько учеников.
Абдаллах задумался.
Согласится ли этот ученый старец с благородной внешностью стать учителем Хусаину. Было бы очень хорошо, если бы согласился. Тем более что он шиит.
Абдаллах не знал, что у старца не было денег и за весь день до прихода к Абдаллаху старец съел только то, что ему подали, — кусок ячменного хлеба да пиалу воды. Он не знал, что старец, едва войдя в дом и увидев Хусайна, чуть не подпрыгнул от радости. «У образованного человека и дети должны учиться, — подумал он. — Может быть, меня возьмут учителем к сыну?»
Для моего сына нужен учитель, — сказал Абдаллах. — Я не хочу обидеть тебя своим предложением, но, если ты согласишься, я бы с радостью принял тебя в мой дом.
«Конечно, соглашусь», — подумал Натили, но вслух сказал другое:
А достаточно ли преуспел в учении твой сын? Ведь логика, и геометрия, и те другие знания, которые
я ему стану преподавать, очень сложны для юного ума.
Ты измеришь глубину его знаний, если согласишься поговорить с ним, — ответил Абдаллах.
Вечер кончился.
Красавцы певцы забрали подарки и пошли в дом, где они остановились.
Богатый купец ушел ночевать к другу.
Другие гости разошлись по своим домам.
Натили остался ночевать у Абдаллаха.
На следующее утро отец пошел по служебным делам. Махмуда отвели в школу — мактаб — учить коран. А старый Натили и Хусайн сели рядом.
У Натили были три книги. Одной из них он гордился особенно. Она была сочинена Порфирием Тирским и называлась «Введение в логику».
Логика — это мерило всех истин, — любил повторять Натили запомнившиеся ему слова мудрецов.
Итак, мальчик, я понимаю твои волнения и страхи перед этой наукой, — решил успокоить Натили Хусайна.— Я тоже смущался когда-то, и смущение мое не исчезло до сих пор. Я слышал, ты хафиз, знаешь коран наизусть. Память ребенка бойка, но непостоянна. В детстве я тоже мог стать хафизом. И те словесные науки, которые ты изучил, даже законоведение и индийский счет — все это только первый шаг на пути к познанию. Наука широка, границы ее скрываются во мраке неведения, и только логика помогает нам на пути к знанию. Натили помолчал. Он был доволен таким вступлением. — Ты понял все, что я сказал тебе?
Да, я все понял.
Хорошо. Тогда приступим.
Натили осторожно перелистал несколько страниц.
Так, это посвящение. Это вступление. Вот, вот здесь... Объяснения рода, вида и видового отличия. Это тебе покажется трудным сначала, но потом, я надеюсь, ты все-таки поймешь. Я сам постигал разницу между родом и видом, когда учился, две недели. Слушай, я читаю тебе. — И он начал читать, водя пальцем вдоль строк: — «Род — это то, что говорится о многих вещах, различных по виду, в ответ на вопрос «что это?». Не понял? — спросил он Хусайна.
Мне кажется, я понял.
Нет, ты подумай. Хочешь, я прочитаю тебе еще раз или еще несколько раз. Или на, только осторожнее, не порви страницы, прочитай сам.
Я уже понял, — сказал Хусайн.
Ты не волнуйся, я сам обдумывал это понятие две недели...
Мы говорим: дом и дворец. Мы знаем, что каждый дворец — это дом, но не каждый дом — дворец. Значит, понятие «дом» — это род, а понятие «дворец» — это вид. То есть более широкое понятие является родом по отношению к менее широкому.
Как? Как все это ты сразу понял? — удивился Натили. — Неужели это я тебе так хорошо объяснил?
Это нетрудно. Животное и верблюд. Животное — род, верблюд — вид. А еще... — Хусайн засмеялся. — Человек и дурак. Человек — род, дурак — вид.
А если верблюд и верблюжонок? — Натили хитро прищурился. — Или, например, дворец и дворец эмира.
Тогда верблюд и дворец — это род, а верблюжонок и дворец эмира вид.
Что же нам с тобой теперь делать? — удивился Натили. — Я думал, что у нас на это уйдет неделя. Ну хорошо, будем учиться дальше.
Они изучили объяснение определения и описания; объяснение того, что такое суждение, объяснение отношения противоречия суждений и двигались все дальше. И уже Натили не пытался объяснять своему ученику. Он только читал ему определения. А ученик мгновенно постигал смысл этих определений и сам объяснял учителю. При этом Хусайн объяснял так понятно, доходил до таких тонкостей, о которых у учителя не было даже представления.
После третьей молитвы пришел отец.
Ты доволен прилежанием моего сына?
Натили стоял, забыв все слова... Он даже заплакал от волнения.
