Мозг Винниченко молнией пронзила гениальная идея: гениальные идеи не выбирают место, где им родиться. Более подходящей оказии вовек не сыскать! Ведь такой тет–а–тет — ежели, конечно, это выражение уместно в данном случае — можно использовать превосходнейшим образом! Нигде, ни при каких обстоятельствах не мог бы Винниченко поговорить с Тома, неотступно окруженным сторонниками Временного правительства, до такой степени по душам!
— Гм! — кашлянул Винниченко. — Приветствую вас, глубокоуважаемый мсье Тома!
— Бонжур! — откликнулся тоненьким голоском из–за перегородки французский министр.
— Глубокоуважаемый мсье Тома! Вас приветствует мсье Винниченко. Ви–ни–шен–ко — заместитель председателя украинской Центральной рады! Приветствую вас официально, а также и просто от всего сердца. Я — тоже социалист, и тоже — лидер партии украинских социал–демократов.
— Очень приятно! Тронут! Мерси! — отозвался Тома. Любезный ответ придал Винниченко смелости, и он перестал стесняться своего плохонького французского языка. Очередная гениальная идея — а гениальные идеи, как известно, коли уж являются, то бомбардируют человека одна за другой, — родилась в его голове: можно отлично воспользоваться афронтом, который только что потерпели большевики там внизу, в вестибюле. Винниченко сказал:
— Я, к величайшему сожалению, был лишен возможности приветствовать вас с трибуны, так как руководители митинга злонамеренно не допустили меня. Ах, мсье Тома, мы говорим с вами совершенно конфиденциально — как социалист с социалистом! И я должен сказать вам, что политика русского Временного правительства, хотя оно и именует себя революционным, фактически продолжает колониальную политику царизма! Адресуюсь к вам, как к представителю свободной Франции, всегда стоявшей на страже идей национальной независимости! От имени украинской Центральной рады умоляю вас поддержать наши притязания и помочь нам создать свое украинское государство!
Альбер Тома в своем отделении сказал:
— Проблема создания новых государств может встать лишь после окончания войны, мсье. Сейчас существует только одна проблема: воевать! Российские фронты должны двинуться вперед! Осуществить сейчас отделение от России части ее территории означало бы ослабить силы союзной коалиции.
Винниченко услышал, что Тома откинул крючок на двери, и еще больше заторопился:
— Безусловно, мсье! Только воевать! Но ведь вы убедились на фронте, что русская армия потеряла боеспособность!
— К сожалению, это так… — печально согласился Тома.
— A украинцы воевать хотят!
— Хотят? — недоверчиво переспросил Тома. — Не может быть!
— Потому что они жаждут завоевать национальную независимость!
— Что вы говорите!
— Украинцев надо выделять в особую армию, мсье министр, и эта армия будет абсолютно боеспособна! Пылающее священным энтузиазмом, наше войско покатится прямо на врага!
— Мсье, — прервал Тома страстную речь Винниченко. — А сколько примерно украинцев в русской армии?
— Четыре миллиона, мсье!
— О!
— Четыре миллиона воинов сейчас распылено по небоеспособным русским частям, но если их собрать воедино…
Винниченко приоткрыл дверь и наконец предстал перед министром Франции. Мсье Тома учтиво его приветствовал:
— Рад познакомиться с вами, гм… лично, мсье! — Тома корректно поклонился.
— Счастлив случаю! — Винниченко почтительно ответил на поклон.
— Так вы говорите, четыре миллиона и… боеспособных?
— Горящих желанием положить живот свой на алтарь…
— Эту информацию и, гм… ваше предложение я доложу премьеру Клемансо и президенту Пуанкаре.
— От имени Центральной рады — великое спасибо, мсье! От имени партии украинских социал–демократов — вдвойне спасибо, дорогой коллега!
— Будьте здоровы, мсье. Рад был с вами познакомиться.
Альбер Тома приветливо улыбнулся и направился к двери.
— Так мы можем надеяться, мсье? — крикнул ему вдогонку Винниченко.
Он увидел, как затылок Тома дрогнул — Тома, утвердительно кивнул головой. Министр спешил: за дверью его уже заждались почитатели и почитательницы. Однако прежде чем дверь открылась, Винниченко успел крикнуть:
— Моя фамилии — Ви–ни–шен–ко! Я заместитель председателя Центральной рады, а председатель наш, мсье Грушевский, немножко, знаете, того… пронемецкой ориентации, говорю это вам доверительно, как коллеге по партии. Так что, значит… Ви–ни–шен–ко!
Кивнув, Тома открыл дверь, — шум с площадки ворвался в курилку с новым взрывом возгласов «вив ля Франс», «вив Альбер Тома», «Вив ля гep»[29], — Тома переступил порог, шум заглох, и Винниченко остался один.
— Уф!
Дело сделано, и сделано, кажется, неплохо!
Пускай теперь утрется своей бородой, не солоно хлебавши, этот старый пентюх! Винниченко может доложить Малой раде, что грандиозный скандал, едва не разразившийся из–за недомыслия Черномора, он блестяще предотвратил, а кроме того — и тоже по личной инициативе — вступил, так сказать, в прелиминарные договорные отношения с Французской республикой.
В приподнятом настроении Винниченко вышел из курилки и стал спускаться с лестницы.
Франция требует активного участия в войне? Что ж, — это логично с ее стороны; она воюет — следовательно, заинтересована в победе. Франции необходимо любой ценой побудить к активным действиям русскую армию? Тоже совершенно логично. А если всю русскую армию заставить воевать невозможно, то стоит заставить воевать хотя бы какую–то ее часть. Разве не логично? А если эта часть численностью почти равна всей армии самой Франции, то… такой аргумент не может не убедить тигра Клемансо и этого добряка, президента Пуанкаре! И будет вполне логично со стороны Франции сделать надлежащий дипломатический нажим на русское Временное правительство, касающийся удовлетворения требований Центральной рады! Что ж, во имя этого разве не логично бросить создаваемую украинскую армию в бой, на войну против этого самого немецкого империализма?
Война!
Гм! Вообще, в принципе, Винниченко был против войны и с первых дней провозгласил себя непримиримым пораженцем. Из–за этого он и должен был всю войну скрываться под чужой фамилией то в Петрограде, то в Москве, то в подмосковном санатории: царская охранка охотилась за ним, чтобы бросить в тюрьму.
Однако пораженцем Винниченко стал, собственно, потому, что победа Австрии и Германии создала бы подходящие условия для отделения Украины от России — пускай и под протекторатом той же Австрии или Германии.
Но так было раньше — до того, как произошла в России революция. После Февральской революции социал–демократ Винниченко пришел к выводу, что революционная Россия сулит Украине больше, нежели императорская Австрия и кайзеровская Германия. Поэтому он поспешил изменить свое отношение к войне и стал революционным оборонцем. Разве не логично?
Правда, если Временное правительство не согласится удовлетворить требования Украины относительно ее независимого государственного существования, Винниченко — разве логика этого не подсказывает? — сумеет еще раз изменить свое отношение к войне и снова стать пораженцем.
Но если демократическая Франция поможет Украине стать суверенным государством, тогда дело иное: тогда Винниченко будет и далее отстаивать войну до победы.
Разве не логично?
4
Окруженный бурлящей толпой, Тома уже спустился по лестнице, но вынужден был остановиться, так как между колоннами сгрудилась делегация фабзавкомов и профсоюзов, все еще не закончившая препирательств с Боголеповым–Южиным. Увидев у себя за спиной высокого гостя, штабс–капитан звякнул шпорами и поспешно отступил.
Глава делегации, металлист Андрей Иванов, немедленно воспользовался нежданной, хотя и желанной встречей.
— Господин министр! — закричал Иванов, правда, по–русски, так что Тома не смог понять ни слова. — Распорядители торжественного чествования вашей особы не допустили нас, рабочих, в зал, где происходила эта трогательная церемония. Но мы очень рады, что слепой случай дал нам все же возможность обратить к вам и наше пролетарское слово!
Боголепов–Южин отошел: депутация пролетариата, видимо, не имела никаких дурных намерений.
Евгения Бош продолжила речь Иванова по–французски:
— Мы, пролетарии, пришли не затем, чтобы приветствовать вас, господин министр! Мы пришли заявить, что шлем наш привет революционному пролетариату Франции через головы министров буржуазного французского правительства! Вас, господин Тома, мы считаем предателем рабочего класса — точно так же, как и наших министров–социалистов, которые, подобно вам, вошли в коалиционное буржуазное правительство! Долой интернационал социал–патриотов, шовинистов! Да здравствует пролетарская международная солидарность!..
