Кайпа ласково и не без гордости посмотрела на сына. Вырос. И очень.
Ну а что до Хасана, вели ему сейчас и мать – никуда бы он не пошел. Разговор с Исмаалом заставил его задуматься. К тому же и завтрашний сход занимал его.
Хасан не знает, что скажет пристав, что ответят ему люди и чем все это кончится. Мысль вдруг переносится на Саада. Ведь и он будет там! В последнее время Саад чувствует себя не так вольготно, как прежде. На улицах Сагопши появляется редко и обязательно с оружием.
Хасан раза два-три по пятницам заходил в мечеть, но Саада там не встречал. Завтра-то он наверняка почтит пристава.
Винтовки у Хасана нет, но что же делать, как быть, если встретится с ним?
Исмаал говорит – час расплаты еще не настал. Хасан и сам это понимает. Но… «Уж лучше бы этот мерзавец не пришел завтра на сход!» – думает Хасан.
6
Сельская площадь была похожа на разворошенный муравейник. Люди пришли сюда, бросив все свои дела. Одни надеялись услыхать от пристава что-нибудь доброе – это те, кто всегда ждет милостей от царя и от бога и никогда не получает их. Другим просто любопытно встретиться со знакомыми, обменяться новостями. Были здесь и те, кто знал, что от властей добра не дождешься.
Саада не было. Хасан обошел всю толпу. Для полной уверенности он даже собрался влезть на дерево, оттуда посмотреть, и вдруг кто-то потянул его за рукав.
Обернувшись, Хасан увидел перед собой улыбающегося Дауда. Без бороды, чисто выбритый и очень от этого помолодевший, он был почти неузнаваем. Неподалеку от него стояли Исмаал и Малсаг. Хасан уже открыл рот – хотел что-то сказать, но Дауд движением руки остановил его и предостерегающе повел вокруг глазами.
– Едут, едут! – послышалось со всех сторон.
Вслед за тем донесся перезвон бубенчиков. Этот звон знаком всем. В целой округе только копи пристава и были с бубенцами.
Все смолкли и посмотрели в одну сторону. Фаэтон приближался в сопровождении пяти-шести всадников.
Словно из-под земли вырос Ази. И хотя вокруг было тихо, он заорал, выказывая свое усердие:
– Тихо, люди!
Фаэтон въехал на площадь. Вооруженные всадники плотно окружили его. Пристав поднялся с места, оглядел толпу. Он кивнул, и Ази тотчас заговорил:
– Люди, пирстоп приехал, чтобы поговорить с нами.
Пристав уже не обратил внимания на то, что старшина искаженно произносит его титул, привык, видно, или рукой махнул. А ведь как злился!
Повернувшись к Ази, Сахаров что-то сказал ему и стал внимательно всматриваться в народ. Ази начал переводить.
– Большинство из вас, люди, – сказал старшина, – живут честным трудом и преданы власти. Так говорит пирстоп…
В толпе зашумели.
– Хитро закручивает!
– И давно он так говорит?
– Не мешайте, пусть скажет…
Ази силился всех перекричать:
– …Но семья не без урода, говорит пирстоп, и среди вас есть такие, говорит пирстоп…
– Ну вот, опять завел свою старую зурну! – сказал Исмаал. – С этого бы и начинал!
Ази на этот раз сдержался, не ответил. Он не успевал и пристава переводить, и народ слушать.
– Пирстоп уверен, что вы выполните его требование.
– Что же он требует? – закричали со всех концов.
– В наши села прибудет на постой военный отряд. Пирстоп говорит, всем известно гостеприимство ингушей, он…
– Это он верно говорит, гостей мы принимаем…
– Только тех, кто приходит к нам с добром…
– А такие гости нам не нужны…
– Незваный пес ушел не евши.
– Тише, тише, – поднял руку Ази. – Пирстоп не требует, чтобы вы усадили их за свои столы да на почетное место…
– А что же ему от нас надо?
– Вы должны обеспечить зерном и сеном их лошадей.
– Где мы возьмем зерно? У нас дети сидят голодные! – крикнул Гойберд. – Клянусь богом, голодные.
– Не перебивайте! – взмолился какой-то старик.
– И что за народ! – добавил Шаип-мулла. – Воллахи-биллахи, с ними нельзя говорить по-хорошему.
Недалеко от Ази стояли владельцы больших отар – братья Гинардко и Инарко. С ними был и Соси. Он крикнул:
– И сена дадим, и зерна дадим!..
– Кто даст? – спросил Алайг.
– Я дам, ты дашь. И все, кто живет в этом селе! – ответил Соси. – Никто не может не подчиниться приказу властей!
– Эй, Соси, не у всех, как у тебя, сапетки полны кукурузой…
– Если бы ты не мотался по чужим краям да не крутился вокруг своей Маруси, а работал в поле, у тебя тоже сапетка не пустовала бы.
Алайг кинулся на Соси, но люди разняли их.
– Веди себя смирно! – набросился на Алайга Ази. – Не прыгай выше своей головы.
Пристав что-то быстро заговорил. Старшина весь обратился в слух. Потом перевел:
– Пирстоп недоволен. Он говорит, где ваше гостеприимство, где ингушская сдержанность? Он пришел поговорить с вами по-хорошему, а вы?…
– Пусть хоть до судного дня не говорит с нами по-хорошему. Как-нибудь переживем! – бросил еще не остывший Алайг.
– Переживете? Не очень ли много ты на себя берешь? – оскалился Ази. – Не отдадите по-хорошему, силой возьмут у вас то, что надо. Вам же будет хуже.
Толпа опять зашумела.
– Это мы еще посмотрим!..
– Как бы кое-кому не пришлось распрощаться с белым светом!
– Пусть приходит в мой двор тот, кому жизнь надоела.
Ази вышел из себя и заорал:
– Угрожаете? Псу под хвост ваши угрозы. Двое-трое не дадут сена, от этого их лошади не подохнут. Пирстоп верит, что большинство из вас – люди честные и преданные. Они и отряд примут, и сделают все как надо. Вот такие, как ты, – ткнул он пальцем в Исмаала, – дождетесь. Я не сын своего отца, если говорю неправду!
– Не кричи так сильно, Ази, – ухмыльнулся Исмаал, – а то еще случится с тобой такое, как в присказке об утке, что задумала гоготать гусыней, да и лопнула.
В толпе засмеялись. Ази смешался. Посмотрел на пристава. Тот снова заговорил.
– Ах, как плохо ведут себя люди, – пожаловался Шаип-мулла, подобравшись поближе к Торко-Хаджи. – Хаджи, ты бы сказал им, пусть перестанут! Это же позор. Не дают старшине говорить.
Но тот улыбался и одобрительно смотрел на Исмаала.
– А чего им молчать? – сказал он. – Люди затем и собрались, чтобы поговорить, высказать все, что у них на душе.
Дауд незаметно кивнул Малсагу, и тот направился в сторону Ази – там было возвышение, лучше видно говорящего.
– Я хочу спросить, – сказал Малсаг. – Зачем идет к нам этот военный отряд?
– Караулить могилу моего отца! – заорал старшина.
– Ну тогда дай им сена и зерна. У нас нечего караулить.
– Вас самих надо караулить!
– Слышите, люди, – Малсаг повернулся к толпе, – что он говорит? Мы что, скот или звери, чтобы нас охранять? Как они охраняют, нам известно. В нашем селе и раньше стояли на постое. Помните, военные стояли?
Чуть не каждого второго обвиняли, называли абреком. А сколько семей оставили голодными – забрали для коней последнее зерно. И вот теперь нам навязывают новых мучителей.
– Не соглашайтесь! – крикнул кто-то из толпы. – А то получится, как в пословице: «Курица сама нашла себе нож».
Ази с трудом успевал слушать Малсага и переводить его слова приставу.
– Арестовать его! – зарычал вдруг Сахаров.
– Вот ты и нашел себе нож! – ехидно кивнул Ази.
Двое конных казаков стали пробиваться сквозь толпу к Малсагу.
– Беги! Не поддавайся им! – кричали из толпы.
Но Малсаг не тронулся с места. Люди вокруг расступились, и, когда к нему подъехали стражники, он стоял, готовый на все.
– А ну, иди вперед! – крикнул один из всадников.
Малсаг не двинулся с места.
– Кому говорят, иди! – казак направил коня прямо на Малсага. Тот схватил его за уздцы и остановил.
Народ заволновался. Одни кричали, что Малсаг сам виноват – не нужно было дразнить пристава, другие говорили, что это насилие – он и сказать-то, мол, ничего не успел. Казалось, подпали спичкой – и площадь вспыхнет. Были в толпе такие, кто готов костьми лечь, а не дать приставу сделать свое черное дело.
