в любое время захватят Мариенбург.
– Никогда! – отпарировала девушка. – Плауен там уже со своими людьми с границы. Там и те, что сбежали в тот несчастный день. Ягайло запоздает и не будет его, не будет.
Она неожиданно обратилась к нему:
– Мой дядя здесь? – спросила она.
– Его Брохоцкий задержал.
– Он в замке господин?
– Король дал его ему во владение.
Девушка задумалась.
– Вы должны мне помочь вырваться отсюда, – промолвила она. – Орден нуждается в услугах сестёр, равно как и братьев; я тут оставаться не хочу, не могу.
– О! – воскликнул Дингейм, складывая руки. – Если бы я не дал рыцарского слова, сам бы с вами бежал.
– А кому же вы его дали? – спросила Офка.
– Тому, кто взял меня в полон.
– Они слова не держат, – прервала горячо Офка, – им тоже нет необходимости его сдерживать.
– Да, но рыцарское слово себе самому нужно сохранять, кто не хочет себя опорочить.
Офка посмотрела на него и села, указывая на табурет. Мещанка слушала разговор и удивлялась девушке с открытыми устами.
– Поможете мне в побеге? – спросила она.
– Я сделал бы это от всего сердца, если бы вас, как раньше, не любил, – отозвался Дингейм, – не могу вас выставлять на напрасную опасность. Что вы думаете? Скажите мне. Не лучше было бы отдать себя дяде и вернуться к матери.
Вскочив со стула, девушка заломила белые руки, опустив их.
– А! Да! Да… вернуться к матери, кудель прясть и песенки петь, и заплетать волосы, и улыбаться мазовецким медведям. А да! Да! – восклицала она. – Это было бы самым лучшем. Но я сестра, я принадлежу Ордену, я за него кровь должна отдать.
– И чем же эта кровь поможет? – спросил Дингейм.
– Там, где сто тысяч людей не сделают, там малый червь что-то может, когда Божья воля с ним.
Дингейм рассмеялся, а Офка возмутилась.
– Мне теперь не до матери, в Торунь нужно; они нападут на наш город и готовы его также забрать: Торунь не имеет той защиты, что Мариенбург.
– Ради милого Бога! – прервала, до сих пор слушающая в молчании, горожанка. – Что у вас в голове? Что же вы сумеете там, где столько и таких мужей, и такая мудрость и сила.
Офка, казалось, не слушает, не обращает внимания на слова мещанки; прохаживалась по комнате.
– Я попалась тут, как мышь в ловушку, – проговорила она задумчиво. – Я ехала из Мальборга в… не знаю сама куда… но у меня были приказы, было необходимо освободить Салцбаха; я вырвала было его из их рук… а тут меня это нападение в этом Морунге захватило.
– Ведь это знак, что вам следует отречься от всевозможных напрасных мыслей, – изрёк Дингейм, – и вернуться.
Офка топнула ножкой, чтобы он замолчал. Её мрачное лицо прояснилось, она улыбнулась, голос её смягчился.
– Мой граф, – воскликнула она, – дам тебе снова колечко; дай мне свободу.
– А с колечком сердце? – спросил Дингейм.
– У меня с сердцем и рука ходит! – сказала она наполовину тихо. – Ты же граф.
– Будешь моей женой? – воскликнул в запале молодой парень. – У меня нет семьи, кроме одного брата. Он почти выгнал меня из дома; ни повиновением, ни любовью я ему не обязан! Соберём людей, получим Дингейм; я там знаю каждую тропинку, ты будешь на Дингейме королевой.
– С прялкой в руке, в пустом замчике! – рассмеялась Офка. – Нет, я этого не хочу. Видите, вы возле перца и шафрана не выдержете в Торуне, доспехов вам захочется и турниров, а я на Дингейме не выдержу со стаей голубей и многочисленных воронов на башне.
Дингейм стоял молча.
– Полгода ты из-за меня, полгода я из-за тебя буду мучиться. Бог свидетель, мы поженимся.
Горожанка, слушая, то закрывала свои глаза, то хлопала в ладоши, то отворачивалась к стене, то снова поворачивалась к девушке и рыцарю.
– Мой граф! – воскликнула Офка. – Вы думаете, что я так хочу быть большой госпожой? Чтобы мне кололи в глаза, что я простая мещанка; чтобы меня брат презирал, а невестка ненавидела?
– Но я же вас за всех любить буду, – сказал Дингейм.
Девушка рассмеялась, но без чувства и радости.
– А! Хорошо! Свадьбу сегодня не сыграем, – начала она живо, – а потом посмотрим! Первым делом мне нужно отсюда сбежать.
– Куда?
– В Торунь! В Торунь! – воскликнула девушка. – Мне необходимо быть там.
– Но попадём ли мы туда? В ту сторону пошли войска Ягайлы.
– Нужно прокрасться, дабы их опередить.
Дингейм перестал говорить, видя, что обезумевшую девушку побороть не сможет. Горожанка стояла остолбенелая. Вдруг Офка повернулась к пленнику и схватила его за обе руки.
– Ты готов мне изменить и выдать дяде! – вскричала она. – Для тебя речь идёт о богатой жене.
Дингейм возмутился.
– Да, – сказал он, – о жене, но не о твоём богатстве, и от него я готов отказаться.
Девушка снова долго смотрела ему в глаза и, словно проверив свою власть над ним, смело сказала:
– Как отсюда убежать? Под замком проходит единственная дорога, тем путём нельзя; нас могут схватить.
– Да, тем путём ходить не полагается.
– Через грязь и болота? Лодкой. Ведь должны быть рыбаки? Ведь лодки найдутся?
– А за болотами и прудами? – спросил Дингейм. – Там весь край уже сдался Ягайле; замки в его руках; нас могут схватить.
– Пусть хватают, – промолвила она задумчиво, – и это бы не было плохо. Ягайло простил бы меня, взял бы меня снова ко двору, потому что ему, конечно, не поведали, кто я есть… На третий день я пустила бы ему каплю в кубок и Мальборг был бы свободен.
Дингейм и мещанка молчали от испуга, слыша эти слова, которые принимали за безумие. Офка действительно была как бессознательная. Ломала руки и ходила по комнате.
– А! А! – говорила она. – Нескоро воротятся наши добрые времена, когда Орден рос, господствовал и прославлялся; когда мы под его опекой жили спокойно и одной ногой стояли на груди Ягайлы, другой на голове его брата. Витольд нас слушал, Мазовецкие нам кланялись: Ульрих всё потерял!
– И сам погиб, – сказал Дингейм, – но, милостивая госпожа, командуй скорее, ведь мне нужно возвращаться, в замок.
– Ты должен помочь мне в побеге: в Торунь нужно.
Соглашаясь, Дингейм склонил голову.
– Ни сегодня, ни завтра этого не достигну, нужно искать способы.
Горожанка слегка приблизилась к его уху.
– Посоветуйтесь с Абелем, ведь он в замке остался; Абель поможет.
Сильно удивлённый Дингейм отвернулся с улыбкой недоверия; ему казалось насмешкой, чтобы человек, который выглядел, как создание без мозга, мог помочь.
– Но это простой и немудрый человек! – воскликнул он.
– Он? Немудрый? – крутя головой влево и вправо, начала горожанка. – Но это же был наимудрейший
