Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Настало время Алексею IV сдержать свои обещания, оказавшиеся, однако же, совершенно невыполнимыми. Ни православные патриархи, ни греческий народ ни за что не желали признать верховенство Папы, а насильственное обращение их в лоно католичества могло запросто окончиться гражданской войной. Политическая неразбериха до и после свержения Исаака Ангела привела к разграблению имперской сокровищницы, и теперь денег в ней для обещанных платежей явно недоставало. Никому из подданных не пришелся по душе изысканный Алексеем выход: обложив народ новыми податями, он разослал солдат изъять из церквей всю золотую и серебряную утварь. Беда заключалась в том, что сии предметы не только составляли богатства церкви, но и являли собой религиозные символы, необходимые для отправления обрядов.

До самого конца года Алексей IV неустанно изыскивал необходимые средства, а крестоносное воинство тем временем блуждало по городу, предаваясь пьянству и блуду и затевая потасовки. Шайка французских солдат подожгла мечеть местных мусульман, и распространившийся пожар спалил дотла целый район города.

В Византии заговоры против правителей были самым обычным делом, и самый мощный из них возглавил Алексей Мурзуфл, зять свергнутого Алексея III, поднявший мятеж против крестоносцев в январе 1204 года. А пару недель спустя толпа набросилась на посольство крестоносцев, когда то выходило из императорского дворца.

Толпа византийских граждан, стихийно собравшаяся в храме Святой Софии, провозгласила Алексея IV низверженным, а своим новым императором объявила греческого аристократа по имени Николай Канаб. Мурзуфл вовсе не собирался допустить, дабы плоды посеянного им мятежа пожал кто-либо иной, и, собрав банду вооруженных клевретов, ворвался в императорский дворец. Николая Канаба швырнули в каземат, равно как и юного Алексея IV, хотя последнему была уготована иная участь: к нему в темницу заслали палача, дабы тот удавил юного монарха тетивой. Его отца, слепого Исаака Ангела, после жестоких побоев швырнули в другую темницу, где он и скончался через пару дней. А городские ворота закрыли и заложили засовами.

Теперь крестоносцы, стоявшие лагерем под стенами Константинополя, поняли, что эти стены остается брать только приступом. А вместе с гневом росла и их уверенность в собственных силах, поэтому был созван совет, дабы избрать собственного католического императора, каковой воцарится, когда город падет. Венецианцы же выдвинули лишь одно условие: если уж императором станет франкский крестоносец, то патриархом римской церкви непременно должен быть венецианец. После сего перешли к делам серьезным – дележу предполагаемой добычи. Императорский дворец, разумеется, должен отойти к новому императору, каковой также получит четверть столицы и всей державы. Остальные три четверти империи собирались поровну поделить между крестоносцами и венецианцами. О крестовом же походе в Египет или Святую Землю никто и не поминал.

Штурм начался 6 апреля 1204 года и продолжался всего шесть дней. Окончательную победу принесли исключительная изобретательность венецианцев и пожар – по мнению многих историков, устроенный венецианскими шпионами, затаившимися в городе. Крестоносцы атаковали с суши, а венецианцы тем временем подвели свои корабли к тому месту, где городская стена подходила к самой воде, и при помощи рангоута перекинули на них узкие мостки, одним концом опиравшиеся на корабельные мачты, а второй конец, подняв, забрасывали на стену. Пешие рыцари карабкались на мачты по лестницам и перебирались по мосткам на стену под прикрытием арбалетчиков, осыпавших обороняющихся греков стрелами. Как только венецианцам удалось овладеть небольшим участком стены, им на подмогу по узким мосткам ринулись остальные, мало-помалу расширяя плацдарм на внешней стене. Защитники города отпрянули к внутренней стене, но кто-то позади них поджег окрестные здания. Греки, оказавшиеся меж двух огней – между венецианцами впереди и пожаром позади – разбежались, и вскоре ворота города распахнулись перед крестоносной армией. Город оказался в полной их власти. В тот вечер, когда венецианский дож и вожди крестоносцев встретились в императорском дворце, все выглядело чинно и благопристойно. И тут подобно грому среди ясного неба прозвучало заявление, что в награду за перенесенные тяготы и победу войско на три дня получает город в полное свое распоряжение и может вытворять что угодно. Солдатне же было угодно предаться пьянству, осквернению святынь, грабежам, распутству, насилию и убийствам.

Константинополь был богатейшим городом на свете. Девять веков по крупице собирал он сокровищницу искусства, бравшего свое начало в искусстве и ремеслах древних греков и римлян. Ведая о том, венецианцы устроили четко организованный грабеж, похищая вещи, каковые могли увезти во славу родного города. Но армия, лишенная подобных побуждений, относилась к произведениям искусства, как к сору, разбивая скульптуры, полосуя полотна клинками и раскалывая иконы тончайшей работы в щепу. Книг было загублено без счета, а бесценные иллюстрированные манускрипты пускали на подтирку. Не пощадили ни одного дворца, ни одной церкви, лавки или жилища. Упившиеся вином вояки насиловали женщин, обратив монастыри в бесплатные дома терпимости. Всякую монашку, осмелившуюся дать отпор – или слишком старую, чтобы заинтересовать даже пьяную солдатню – убивали, а тело ее вышвыривали на улицу. Кровь проливали повсеместно – не оказывающих сопротивления убивали наравне с теми, кто отважился постоять за себя. Если солдат натыкался на мать, сжимающую в объятьях свое невинное чадо, он задумывался лишь о том, кого убить раньше.

Монументальный собор Святой Софии – чудо архитектуры, величайший дом Божий на свете – обратили в величайшую в мире пивную. Все мало-мальски ценное либо похитили, либо уничтожили, вино лилось рекой. Некая хмельная блудница, подняв наполненный вином потир, уселась на патриарший трон иод ликующие вопли французской солдатни, распевая разухабистую песню на их родном языке.

После трехдневного разгула войско более-менее призвали к порядку, хотя многие и противились приказу доставить всю добычу на сборные пункты, устроенные в трех храмах. Греческих граждан деловито пытали, вызнавая, куда они попрятали сокровища во время штурма города. Похоть сменилась алчностью, и один французский граф повесил своего собственного рыцаря только за то, что тот попался, припрятывая кое-что из захваченных трофеев.

Из награбленного наконец-то уплатили долги Венеции, после чего остатками сокровищ поделились с венецианцами поровну. В армии скарб распределили следующим образом: одну долю пешему ратнику, две – конному сержанту, а рыцарю – четыре. Стоит ли удивляться, что доля дворянина многократно превышала рыцарскую. После раздачи долей в военной казне осталось еще четыреста тысяч дукатов – как отметил один из летописцев, в семь раз больше годичного дохода королевской казны со всего Английского королевства.

Венецианцы тщательно упаковали и уложили произведения искусства, подлежавшие отправке домой для прославления города. Нынешние туристы, любуясь в Венеции четверкой великолепных бронзовых коней над входом в собор Святого Марка или парой грандиозных мраморных колонн у Гранд-каната близ дворца дожей, лицезрят лишь мизерную часть константинопольских трофеев.

Датыпе речь зашла о дележе земель, каковых имелось предостаточно, поелику раздать предстояло целую империю. Командующему Бонифацию де Монферра достались обширнейшие территории, включавшие и остров Крит. Венецианцы с радостью пустили в дело часть своей доли трофеев, дабы выкупить его, сделав впоследствии одним из важнейших центров своей торговли.

Шестнадцатого мая 1204 года венец императора Византии возложили в восстановленном соборе Святой Софии на чело Балдуина, графа Фландрии и Гино. Тамплиеры отправили на церемонию из Святой Земли целую депутацию – не столько ради участия, сколько ради страстной мольбы вспомнить об изначальном предназначении крестового похода. Однако посланников ждало немалое разочарование, когда папский легат издал официальные декреталии, разрешавшие всякого участника крестового похода от обета посетить Святую Землю, дабы оный мог остаться в Византии во упрочение великой католической победы, – и перед таким они спасовали.

Утрата крестоносного воинства была не единственным ударом судьбы, постигшим тамплиеров и прочих предводителей Святой Земли. Рыцари и бароны Святой Земли, проведав, что греческие земли раздают за просто так, покидали край один за другим. Спасение на том свете обождет, а сейчас есть шанс обогатиться на этом, и незамедлительно. Теми же мотивами руководствовались и новые крестоносцы, только-только прибывающие из Европы, сменившие пункт назначения с Акры на Константинополь. Новому императору латинян нужна была вся помощь, какую он только мог заполучить – а земель у него имелось в достатке, чтобы расплатиться за нее, так что всех отступников ждал его теплый прием. Заморье же увидели только те, кого завербовали тамплиеры и прочие военные ордена. На плечи орденов легло более тяжкое бремя защиты Святой Земли, нежели когда-либо ранее.