Мать императрица молчала. Ее губы скривились, глаза выражали презрение, сердце ожесточилось. Как осмелился ее сын идти против ее воли? Разве что его поощряла Алутэ, к которой он больше прислушивался, чем к собственной матери. Императрица вспомнила, как их увидел Жун Лу, когда они шли, взявшись за руки, и сердце ее снова пронзил удар, раненное, оно еще больше ожесточилось. Почему же она не может иметь то, что хочет, спросила императрица свое ожесточившееся сердце. Она хочет Летний дворец и сделает его тем великолепнее, чем сильнее сын ее любит Алутэ.
Внезапно, как стрела, посланная с неба, ум ее, окутанный грустными мыслями, поразила ужасная мысль. Если Алутэ принесет сына, а Жун Лу сказал, что она несомненно принесет сына, потому что от сильной любви всегда рождаются сыновья, то тогда она, Алутэ, будет Матерью императрицей!
— Ох, глупая я, — пробормотала императрица, — как я не подумала, что Алутэ намеревается сместить меня? Кем я тогда буду во дворце, как никому не нужной старухой?
— Уйди с глаз моих! — прокричала она евнуху.
Тот немедленно подчинился, ее пронзительный крик пронзил ему уши, а она осталась сидеть, как каменный идол, в одиночестве, строя замыслы, как удержать власть.
Она должна разрушить любовь, которую Жун Лу велел ей сохранить.
Императрица вспомнила о четырех наложницах, которых она выбрала для императора в день его свадьбы. Они жили во Дворце изящества, ожидая, когда их позовут. Но их никогда не вызывали, и было мало вероятно, что когда-нибудь вызовут, поскольку Алутэ завоевала сердце императора. Однако одна из наложниц, как императрица вспомнила, была очень красивой. Трех девушек она выбрала за достойное происхождение, но четвертая была столь прелестна, что даже она была очарована ее свежей и яркой юностью. Почему бы не собрать молодых наложниц вокруг себя? Она так и сделает, сама их будет наставлять и сумеет открыть им путь к императору под предлогом, что Алутэ была слишком серьезной, слишком принуждала его трудиться на благо государства и имела слишком независимый характер для такого молодого и так любящего удовольствия мужчины. Четвертая наложница не отличалась высоким происхождением. Напротив, она пришла из семьи, которая была низкородна даже для наложницы, и только необычайная красота убедила принцев и министров включить ее имя в один список с маньчжурскими девушками. Теперь ее прекрасная внешность должна сослужить службу. Нужно сделать так, чтобы наложница вернула императора к его старым привычкам посещать притоны за стенами дворца. Алутэ потеряет его.
Строя такие замыслы, императрица понимала, что творит зло, однако решительно была настроена поступить по-своему. Разве не была она одинока? Никто не осмеливался любить ее, единственным ее оружием был страх, ведь'если ее не будут бояться, она превратится в старуху, из милости живущую во дворце, и темная вуаль лет будет опускаться на нее, скрывая сердце и ум под высыхающей плотью. Сомнений быть не может: пока она красива и сильна, она, если потребуется, должна завоевать даже трон, чтобы спасти себя от прижизненной смерти.
Ее память вернулась назад через годы. Она увидела себя вновь маленькой девочкой, всегда работающей сверх меры в огромном домашнем хозяйстве дядюшки, где ее мать находилась на положении вдовствующей невестки, а сама она была не больше, чем крепостной. Куда бы она не шла, она всегда несла на спине младшего брата или сестру, поэтому никогда не могла свободно бегать и играть, пока они не стали ходить сами. Поскольку она была расторопной и смекалистой, то всегда помогала в кухне и в платяных комнатах, занималась шитьем или отправлялась на рынок, чтобы сторговать подешевле рыбу или птицу. Ночью она проваливалась в сон тут же, как добиралась до кровати, которую делила со своей сестрой. Даже Жун Лу не мог облегчить ее ежедневные обязанности, потому что был еще мальчиком. Если бы потом она вышла за него замуж, он все равно остался бы стражником, и в его доме она бы снова только работала на кухне и на дворе, рожала бы детей и ссорилась со слугами и служанками, пресекая мелкое воровство. Насколько больше пользы она принесла своему любимому, будучи его повелительницей, а не женой! Однако он не был ей благодарен, он использовал свою власть над ней, только чтобы укорять ее.
А ее сын, которому следовало всегда любить ее, как по праву, так и по долгу, любил свою жену больше, чем мать. Нет, она не могла простить, что он даже свою приемную мать, Сакоту, любил больше, чем ее, родную мать, ее, которая провела много утомительных часов с тщедушным императором, никогда не бывшим ей мужем. Зачем она делала это? Только для того, чтобы заполучить трон для него, ее сына. О, те утомительные часы! Она вспомнила бледное желтое лицо и желтые болезненные руки, которые беспрерывно ощупывали ее тело, и ярость поднялась в ней снова.
Как твердо она удерживала трон в течение двенадцати лет регентства, чтобы сын ее, когда станет императором, был огражден от опасностей мятежа и вторжения! Только она одна удерживала белых людей и принудила платить дань даже дикие монгольские племена. Она подавила мусульманские восстания в провинциях Юньань и Шэнси. Император правил теперь в мире и безопасности, однако, хотя знал ее мудрость, не хотел просить наставлений у нее, которая одна могла его наставить на верный путь.
Такие мысли подчинили ее ум темной одинокой силе. Кровь прилила к сердцу, и все ее существо поднялось, чтобы сразиться с нынешней судьбой. Она была так уязвлена, так оскорблена и осаждена со всех сторон, что позабыла любовь и направила свою волю, крепкую и острую как меч, чтобы проложить путь к власти.
Однако императрица по природе своей была слишком справедлива, чтобы безраздельно отдаться мести, и ей пришлось найти другие причины, чтобы оправдать желание вернуть власть. Когда год назад ее сын взошел на трон, империя пребывала в мире впервые за двадцать лет. Теперь же неожиданно возникли новые трудности. На далеком острове Тайвань, который населяли дикие племена, на берег выбросило несколько потерпевших кораблекрушение моряков. Когда дикари увидели незнакомцев, они набросились на них и убили. Несчастные оказались японскими моряками, и когда император Японии услышал об убийстве своих подданных, то послал военные корабли на остров. От его имени было объявлено о правах на остров, а также и на другие острова неподалеку. Когда принц Гун, возглавлявший Иностранный приказ, заявил протест против вторжения, император Японии объявил, что начнет войну против Китая.
И это было еще не все. В течение многих веков императоры Китая правили народом страны Аннам[2], как данниками, и народ этой страны был благодарен им за защиту, поскольку Китай оставлял свободу их собственным правителям и в то же время спасал от нападений извне, и такой могучей была Китайская империя, что никто не осмеливался нападать на ее данников. Никто, кроме белого человека! Французы проникали в Аннам на протяжении ста лет и в последние двадцать лет установили такое влияние торговли и проповедей священников, что Франция принудила короля Аннама заключить договор, по которому забрала себе северо-восточную провинцию Тонкий[3], и китайские бандиты и головорезы ежедневно пересекали границу, чтобы совершать свои недобрые дела.
Все это было известно императрице, но она не хотела, чтобы эти заботы ее касались, она предпочитала заниматься своим новым дворцом. Теперь неожиданно она решила, что ее касается по-прежнему все. Она объявит, что ее сын ничего не делал, принцы предавались удовольствиям, и если не прекратить апатию, то империя падет еще до того, как окончится ее жизнь. Поэтому ее явным долгом было взять бразды правления снова в собственные руки.
В один из дней раннего лета по ее приказанию во дворец слетелись молодые наложницы, как птички, выпущенные из клеток. Они уже распрощались с надеждой, что их вызовут к императору, но теперь их надежда возродилась, и они в своей преданности окружили Мать императрицу, как ангелы окружают богиню. Императрица могла только улыбнуться и порадоваться такому поклонению, хотя хорошо знала, что любовь они проявляют не ради нее, а ради того, на что давно надеются. Ведь только она могла привести их в спальню императора. Жалея их и сделав знак подойти ближе, она сказала:
— Птички мои, я знаю, что не могу привести к императору всех одновременно. Супруга будет в ярости, и он вас отошлет обратно. Поэтому позвольте мне посылать вас к нему по одной, и вполне разумно, чтобы самая красивая пошла первой.
Ей сразу же полюбились эти четыре девушки, которые окружили ее. Такой же девушкой была она, когда пришла жить в дворцовые стены. Она переводила взгляд с одного лица на другое, светлые глаза пристально смотрели на нее с доверием и надеждой, и у нее не хватало решимости ранить кого-либо из них.
