чтобы он тоже разместился на дне.
Одна Офка осталась сидеть на скамье. Вечер был тихий и прекрасный, вёсла не нужны; мальчик ловко управлял, сидя боком и вовсе не интересуясь чужаками.
Лодка быстрее стрелы летела дальше. Солнце зашло, начали падать сумерки, на берегах издали видны были разожжённые костры; в окнах хат светились лучины, кое-где в замках окна изнутри сверкали красными огнями; чёлн летел и летел по самой середине реки, сторонясь берегов, словно не хотел быть увиденным. Ночью нужен был опытный глаз, чтобы мог их заметить. Офка, опираясь на локоть, задумчивая, глазами только иногда изучала берега и свет на них. Маленький мальчик, несмотря на темноту, машинально, почти не глядя, умел найти дорогу Упала звёздная ночь, безлунная, чёрная, молчаливая, страшная среди этого водного пространства. Лишь когда людское око с берегов увидеть их уже не могло, поднялся из глубины лодки старик и дал знак Динегйму, что и он может сесть.
– Раньше чем наступит день, мы доплывём до Торуни, – сказал он.
Офка быстро повернулась.
– Нет их там ещё, – сказала она, хлопая в ладоши, – они не могут быть.
Мальчик, молчащий всю дорогу, вздохнул. Толкнул его старый.
– Что с тобой?
– Ничего, – сказал молодой человек, – о ком вы говорите, что их там нет?
– Ведь крестоносцы ещё господа в Торуни? – спросила Офка.
– Нет, – воскликнул мальчик, – наших господ нет, чужой король захватил город.
– Когда? – прервала девушка. – На ферме ничего об этом не знали.
Мальчик немного помолчал.
– Может! – пробормотал мальчик, гоня лодку дальше.
Старик приказал ему остановиться. Офка в отчаянии ломала руки. Лодку, которую быстро несла вода, нелегко было удержать на месте. Мальчик осмотрелся, направился к мели и, сильно оперевшись веслом, остановился.
Начали его поспешно расспрашивать, но из его повести только в одном можно было убедиться: что эту весть принесли рыбаки. Офка была в отчаянии, старик думал.
– Гм! – сказал он. – Замок взят, тогда что же! Ночь, трудно было бы весь берег укрепить. Найдём место для высадки. Генрихов виноградник сходит к Висле, доберёмся через него до дома, а оттуда к себе.
Куно не говорил ничего, но тоже должен был думать, что предпринять и где укрыться. Он был в милости у Офки, которая, как, по крайней мере казалось, беспокоится за него.
После долгих шептаний велели отплывать снова. На реке показалась лодка со светом. Это были рыбаки, которые больше рыбы на огонь брали. С осторожностью к ним приблизились, старик встал и пробормотал какие-то непонятные слова. С лодки ему ответили. Обе лодки приблизились друг к другу. При свете горящего факела они увидели двоих загорелых и раздетых людей, удивлённых ночной встречей. Начался отрывистый разговор, который Офка наклонилась слушать. С равнодушием людей, которые совсем не беспокоились о судьбе страны, рыбаки рассказали о захваченных замках.
– В Торуни чужой король, – сказал один, – а как же! Новых господ мы имеем.
– Нам это всё одно, – смеясь, добавил другой, – кто будет есть рыбу, лишь бы вода была не глубока, а рыбы много!
В молчании чёлн снова направился на середину реки и помчался по течению. Среди этой темноты и тишины ночь казалась веком. Куно чувствовал возле себя Офку, которая, не бросив на него взора, сидела в понуром молчании. Лицо её, обращённое вперёд, казалось, ищет и разглядывает эти стены, к которым хотела пробраться.
Ещё не занимался рассвет, когда вдалеке показались тёмные стены и башни, чёрно вырисовывающиеся на небе. Кое-где как звезда светилось в них окно и ясным поясом отражалось на воде. Высокий берег, заслонённый зеленью и деревьями, постепенно открывался глазам. Лодка свободно бежала. Офка и старый её товарищ стояли в челне, стремясь распознать местность. Тихо повернули к берегу, наконец, на знак, данный мальчику, который управлял, они прибились к берегу и старик выскочил из лодки.
В ту же минуту чёлн отчалил и остановился, скрытый ивой, свисающей над берегом.
Офка, стоя по-прежнему, беспокойно смотрела в темноту. Какое-то время они прождали в кустах. Неподалёку послышался шёрох раздвигаемых веток и шипение. На этот знак лодка подплыла к берегу. Офка выскочила из неё, Куно за ней. Старик дал деньги мальчику, который, завернув под иву, сразу лёг на дно спать. Куно заметил, что они находились в саду, заросшем плодовыми деревьями. Старик вёл осторожно, потихоньку указывая дорогу, и так поднимаясь в гору, дошли до забора и калитки. Более чем в десяти шагах стоял дом, во дворе которого яростно начали лаять собаки. Таким образом, Офка снова должна была остаться, а проводник идти вперёд. Пользуясь этой минутой без свидетеля, Куно хотел подойти к ней; но едва вымолвил слово, почувствовал на зажатых устах её руку, принуждающую к молчанию.
Старик долго не возвращался. Собаки удвоили лай и утихли. Слабый свет промелькнул за окнами домов, скрипнула дверь. Офка уже бежала. Старая женщина, прикрывая лампу ладонью, ждала в дверях, и, едва вошли, закрыла их. В сенях, в которых они очутились, ждал старый проводник.
– Наших господ в замке нет! – сказала старуха пониженным голосом. – Но в городе спокойно, вреда никому не делают. Король, я слышала, строго запретил! Каштеляна посадил в замке и дружину. Они там сидят, пьют и едят, а в город только днём выезжают. Горожане их обеспечивают, что душа пожелает, чтобы тихо было лихо.
Матрона махнула рукой, открывая дверь во вторые сени с улицы.
– На рынок вы легко попадёте.
Офка, дрожа, слушала равнодушные слова матроны с нахмуренными бровями. На улице в проводнике уже не нуждалась, ни на кого не оглядывалась и бежала. Пусто и тихо было в городе, а чем больше приближались к рынку, тем Офка бежала быстрей. Иногда глазами она, казалось, ищет замок, то снова высматривает собственную каменицу. Старик шагал за ней медленно; забытый Куно спешил, дабы его одного где не бросили в чужом городе и под боком неприятеля.
На рынке, к которому вышли маленькой улочкой, была такая же пустота, как и повсюду. В двух домах только светилось из открытых окон, слышалась музыка, шум и пение. Странные тени мелькали на освещённом фоне комнаты. Офка остановилась, ломая руки; она посмотрела, гневная, и бросилась к запертому входу каменицы «Под оленем».
Стук в дверь, который боялись повторять громче, чтобы не разбудить какой стражи, ничуть не помог. Из страха ночного нападения не отворили бы им, хотя бы во стократ сильней били. Старый проводник, подумав, с большой ловкостью и силой взобрался на стену с дворика и исчез. Опираясь на дверь, Офка ждала с опущенной головой и рукой на дверной ручке. Изнутри послышались торопливые
