– Неосмотрительно брать в нукеры людей, не зная, кто они такие на самом деле… Надо еще посмотреть на них…
– Но ведь я сам с ними разговаривал, – возразил было Тэмуджин, – и узнал, какого духа эти люди…
– Ты должен советоваться с нами…
– Я сам выбираю себе нукеров, – поняв, к чему тот клонит и возмущаясь про себя, сказал Тэмуджин. – И никто другой не может подбирать их для меня.
– Это право нойона, – примиряюще снижая голос, сказал Мэнлиг. – Просто я боюсь, что рядом с тобой могут оказаться негодные люди, от которых толку будет только то, что живут рядом и кормятся с твоей руки. По молодости поверишь им, подружишься, а они окружат, будут лишь мельтешить перед глазами, а как дойдет до дела, так подведут… Ведь часто бывает, что свяжешься с кем-то, а потом и не знаешь как отделаться…
– Об этом пусть твоя голова не беспокоится, – сухо сказал Тэмуджин.
– Ладно, – кивнул тот, притупив взгляд. – Хорошо.
– Я хотел узнать твое мнение, не пора ли мне возвращать отцовский улус.
Мэнлиг снова недовольно нахмурился, будто услышал что-то неладное. Помявшись в раздумье, он высказался решительно:
– Улус забирать сейчас не время.
– Почему? – спросил Тэмуджин.
Тот долго молчал. Тэмуджин ждал, требовательно глядя на него.
– Понимаешь ли… Я только что с большим трудом договорился с джадаранским нойоном Хара Хаданом, чтобы он укрыл войско твоего отца в своих владениях, – тяжело подбирая слова, стал говорить Мэнлиг. – Потом я сам съездил на Агу и уговорил тысячников перейти на Керулен, под защиту большого рода, пока их не перехватил Таргудай. Если мы будет дергать войско то туда, то сюда, это никуда не годится, так мы лишь людей разозлим… Да и не пойдут они сейчас к тебе, потому что мал ты еще, а пора в племени сегодня не мирная. Если войско сейчас встанет под твое знамя, Таргудай первым набросится всеми силами и еще других натравит. Что тогда будешь делать? Людей только погубишь…
– Подожди, брат Мэнлиг, – Тэмуджин остановил его, – как это тысячники не пойдут, когда их зовет наследник Есугея со знаменем в руках? Разве они могут не идти?
– По закону, может, они и должны идти, но кто их заставит, если закусят удила? Сейчас время такое, что каждый старается выжить в этой суматохе… А тебе еще не исполнилось тринадцати лет, ты еще не взрослый нойон, а это им оправданием может послужить.
– И что же мне делать? – Тэмуджин внимательно смотрел на него.
Мэнлиг равнодушно развел руками.
– Ждать, когда все утихомирится.
Тэмуджин долго молчал. Новость о том, что тысячники могут отказаться идти на его зов сильно ударила его по нойонской чести. Чувство бессилия и тревоги о своем улусе теперь смешивались в нем с вспыхнувшим вдруг подозрением к Мэнлигу: Тэмуджину показалось, что тот о чем-то недоговаривал ему или врал про тысячников, которые сейчас держали войско отца.
– Губить людей я и сам не захочу, – сказал он наконец. – Если нужно, то и подожду, но то, что тысячники могут не послушаться меня, я такого не ожидал услышать.
Мэнлиг пожал плечами.
– Но потом ведь ты поможешь мне вернуть улус? – настойчиво спросил Тэмуджин.
– Потом – да… только пусть пройдет время и утихомирится вся эта смута в степи.
«Ладно, видно, сейчас не время говорить с ним об этом, – Тэмуджин с усилием заставил себя думать о другом, отметив лишь: – Он что-то скрывает от меня».
– У меня есть другое дело к тебе, – сказал Тэмуджин, испытующе глядя на него.
– Какое? – Мэнлиг снова настороженно посмотрел на него.
– Я еду за своей невестой и прошу тебя поехать со мной.
– За своей невестой? – изумленно протянул тот и пристально всмотрелся в него. – Да ведь это уже совсем никуда не годится.
– Почему?! – чувствуя, как в нем поднимается то же раздражение, что при разговоре с матерями, сказал Тэмуджин.
Тот, округлив глаза, пошарил ими по сторонам, подыскивая слова и уже возмущенно заговорил:
– Ты ведь уже взрослый парень, должен все понимать… Дэй Сэсэн отдавал свою дочь в невестки твоему отцу, а теперь твоего отца с нами нет…
– Нет, он мне отдавал свою дочь! – резко перебил его Тэмуджин. – Я жил у него в зятьях. Ты сам забирал меня оттуда. И ты не можешь не помочь мне забрать ее… Мой отец перед смертью просил тебя присмотреть за нами, а ты…
Услышав намек на его предательство, Мэнлиг, подумав, неохотно сдался.
– Ну, что ж, ладно, – с тяжелой досадой в голосе сказал он, и через силу улыбнулся, – в одном разговоре дважды отказать, наверно, не смогу. Придется мне поехать с тобой, но заранее тебе скажу: я думаю, что Дэй Сэсэн не отдаст нам свою дочь и вернемся мы с пустыми руками.
– Не отдаст – силой отберем, – с ответной улыбкой заминая нехороший разговор, сказал Тэмуджин. – Пригрозим, что придем к нему всем войском… И еще, я хочу пригласить с собой джадаранского Джамуху.
– Какого еще Джамуху? – удивленно спросил Мэнлиг.
– Старшего сына нойона Хара Хадана.
– А зачем он нам?
– Он мой анда, а я не могу проехать мимо него, когда у меня такое непростое дело.
Мэнлиг помолчал, обдумывая.
– Ну, что ж, брат Тэмуджин, – наконец по-настоящему широко улыбнулся он. – У тебя, оказывается, везде свои люди, и ты все неплохо продумал. Пожалуй, это будет даже лучше: когда Дэй Сэсэн увидит рядом с нами будущего нойона такого большого и сильного рода, он, может быть, еще подумает…
В тот же день они выехали вниз по Керулену. Мэнлиг взял с собой одного из сыновей – младшего брата Кокэчу, а сам шаман был в отъезде по своим делам.
На другой день перед закатом они добрались до джадаранских владений. Знойная, душная жара, с самого утра зависшая над безветренной степью, начинала спадать. В небе кружили поздно вышедшие на охоту коршуны.
За четверть харана до куреня их остановил дозор. Трое мужчин выехали из-за прибрежного тальника, но там, за развесистыми ивами, показалось Тэмуджину, еще оставались люди. Всадники перегородили им дорогу и, настороженно щурясь от закатного солнца, разглядывали их.
– Издалека ли держите путь? – поздоровавшись, спросил старший, пожилой мужчина лет сорока.
– Из-за дальнего запада, из семьдесят пятого белого ханства, – шуткой ответил Мэнлиг и назвал себя: – Я хонхотанский Мэнлиг, а со мной сыновья киятского Есугея-нойона, старший Тэмуджин сыну вашего нойона приходится андой.
Тот недоверчиво посмотрел на него.
– А как зовут сына нашего нойона? – спросил у Тэмуджина.
– Джамуха, – ответил он.
– А какого он года?
– Года собаки.
– Верно, – раздумчиво сказал пожилой воин и, повернувшись лицом в сторону кустов, подал голос: – Кто-нибудь знает этих людей?
– Нет…
– Не знаем таких, – донеслось оттуда.
– Назваться можно и западным ханом, – все еще подозрительно оглядывая их, сказал старший и вынес решение: – Двое наших проводят вас до куреня. Езжайте впереди. Поскачете в сторону – получите по стреле в спину. Уж извините за такое гостеприимство, время сейчас такое. Тайчиуты ваши так и рыскают по степи, все высматривают, что бы у нас украсть. А вдруг вы сами тайчиуты, лазутчики Таргудая? Может быть такое? – спрашивал он, пристально глядя на Мэнлига. – Ну, езжайте вперед.
Под охраной двоих воинов с луками наготове к сумеркам они добрались до куреня.
С гребня высокой сопки увидели в низине огромное число тесно поставленных юрт – они стояли ровными кругами – один внутри другого. Тэмуджин, хотя и раньше знал, что джадаранов относят к числу самых больших родов, был сильно удивлен их многолюдством.
– Сколько здесь юрт? – спросил он у Мэнлига, спускаясь по крутому склону.
– Полторы тысячи, видно, будет, – сказал тот, окидывая взглядом круг. – Их тут заметно прибавилось с прошлого раза и юрты переставили заново. Хорошо укрепились, по-настоящему приготовились к войне. У них вместе с подвластными улусами кроме этого не меньше десяти таких же куреней и на этом и на другом берегу. Да еще скоро к ним прибудет тумэн твоего отца. Таргудаю теперь они будут не под силу.
– Видно, немалой силой владеют джадараны, – сказал Тэмуджин, глядя на Мэнлига.
– Очень сильный род.
Тэмуджин оглянулся на следовавших в двадцати шагах всадников и, понизив голос, спросил:
– А что же они не воевали с пришельцами, а пропустили их на Онон?
– Э-э, об этом долго можно говорить… – протянул Мэнлиг, – но пока одно скажу: джадаранам хорошо, когда ослабятся борджигины, борджигинам хорошо, когда ослабятся джадараны, а чжурчженям и татарам хорошо, когда ослабимся все мы как стада после зимней бескормицы.
Тэмуджин, подумав, добавил:
– А внутри борджигинов тайчиутам хорошо, когда кияты слабы.
– Вот-вот…
– А почему не договорятся люди? – опять расспрашивал его Тэмуджин. – Договорились бы и не мешали друг другу…
– Э-э, люди как волки, – махнул рукой Мэнлиг, – они никогда не договорятся между собой.
