— Бросайте свою записку, — раздобрился Зерендорф. — От сумы и от губы — не зарекайся, — высказал суворовский военно–философский афоризм.
— Ребята-а! — сделал жалостливо–скорбное лицо Дубасов. — Вон шакал идёт, купите у него чего–нибудь… Век бога за вас молить стану, — снова чуть подумав, выдал свежую мысль.
Разомлевший на солнышке часовой скорчил вид глухонемого инвалида отечественной войны с Наполеоном и отвернулся.
На следующий день рыжебородый Кареев оказал юнкерам божью милость. Выписал всем, кроме дежурных и дневальных, увольнительные в городок Петербург, как он выразился, по вопросу строительства офицерской формы.
Рассосавшись по пригородному поезду, с интересом поглядывали в немытые окошки, попутно ведя умные, офицерские разговоры:
— Любой гвардеец просто обязан шить мундир у поставщика Императорского Двора, старика Норденштрема, — отведя взор от сельского ландшафта, ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс Дроздовский.
— Ну да! А парадную амуницию: погоны, эполеты, портупеи, перчатки, фуражки — в магазине «офицерских вещей» у Фокина, — проявил эрудицию Александр Колчинский.
— Особенно в Туркестанском батальоне тебе это надо, — чего–то подсчитывал Пантюхов. — Бурку, главное, приобрети. А остальную форму можно и в армейских «экономках» выбрать. На дорогу денег больше останется.
Выйдя из вагонов, по–привычке быстро построились и уставились на Зерендорфа.
— Смир–р–на! — тоже по–привычке скомандовал тот и задумался.
— Господа-а! — вышел из строя Аким. — Давайте поделимся по взводам, и одни пойдут к Фокину, другие — к Норденштрему, третьи — к Савельеву… Желающие могут и в другие магазины офицерских вещей направиться. А господин Зерендорф нас только в казарму приведёт, — под хохот юнкеров высказал своё видение предмета Рубанов.
В первых числах августа юнкера провели последние свои манёвры, и с нетерпением ждали производства в офицеры.
Лишь один Дубасов, отпущенный к манёврам с гауптвахты, не волновался.
Полковник Кареев всё ему популярно обьяснил, начав с крика, но постепенно перейдя на спокойный тон:
— Вот что тебе, Дубасов, без приключений не жилось, а? Послезавтра бы офицером стал. Причём был бы выпущен по первому разряду. У тебя и по наукам восемь баллов, а в знании строевой службы все десять. Через три года производство в поручики бы получил. Но перед всем этим — «бы» стоит. А теперь выйдешь даже не по второму разряду, с производством в следующий чин через четыре года, а по третьему… Унтерюгой полгода в 145‑м полку трубить будешь до производства в подпоручики. Лишние полгода выпить в своё удовольствие не сможешь, — схватился за голову Кареев. — Ужа–а–с! А Рубанов в это время будет уже мадерку попивать или водочку, — привёл главный аргумент батальонный командир, отчего вид у юнкера враз стал понурый. — Дошло теперь, что натворил?
Дубасов безысходно кивнул головой.
5‑го августа Кареев распорядился протопить баню.
— Господа юнкера, — важно выхаживал он перед строем. — Завтра у вас великий день… Готовтесь. Чтоб гимнастёрки были белее снега, а чехлы на фуражках белоснежные, как наволочки на подушках купчих.
«Вот и ещё один выпуск, — подумал он, — летит время на царской службе».
Утром, одетый в парадную форму Кареев приказал Зерендорфу строить юнкеров.
— Баталь–о–он! Строиться-я, — привычно заорал Зерендорф. — Р-равняйсь!
День начался с молитвы. День производства в офицеры юнкеров старшего курса всех военных училищ России. Праздник юнкеров. Праздник Преображения Господня.
После молитвы высокий красавец Сергей Антонов, бледный от волнения, принял от батальонного адьютанта знамя и, печатая шаг, пошёл за адьютантом в голову батальона.
Затрещали барабаны и заиграл армейский поход училищный оркестр. Салютовали, опуская шашки, офицеры. Знамя стало на фронте первой роты.
— Баталь–о–он! Справа по отделения–ям… Арш! — чеканя шаг, строй направился к Царскому валику, у подножия которого вскоре должна начаться церемония производства в офицеры.
Неподалёку от него уже стояло несколько экипажей с приглашёнными на церемонию сановниками. Некоторые из них приехали с жёнами.
На валике была разбита белая царская палатка. Более двух десятков генералов о чём–то беседовали наверху, у палатки, и внизу, рядом с лесенкой, с натянутыми верёвочными перилами по краям.
Какой–то маленький и толстенький усатый генерал руководил построением училищ.
— Господа, господа, на правом фланге — пажи. Следом Николаевское кавалерийское… Командиры, стройте юнкеров в две шеренги, а то до самой Лабораторной рощи растянутся. Государь устанет ходить. Полковник, — обратился к Карееву генерал, — ваши павловцы за кавалеристами. За вами артиллеристы: Константиновское и Михайловское…
Наконец суматоха улеглась, и каре было построено.
Не успели юнкера покрутить по сторонам головами, нарушая этим действием священный строй, как усатый генерал–распорядитель закричал:
— Еду–у–т! Государь с государыней едут!
По строю пробежало волнение. Головы юнкеров и генералов повернулись в сторону Красного Села, откуда к Царскому валику неслись несколько экипажей и за ними свита на отборных лошадях.
— Смир–р–на! — раскатисто скомандовал генерал.
Загремели оркестры. Юнкера затаили дыхание.
Государь пересел на белого коня, и, неспеша, поехал вдоль фронта, здороваясь с замершими батальонами.
— Здравия желаем, Ваше императорское величество, — поочерёдно кричали пажи, кавалерия, пехота и артиллерия.
Затем государь вернулся к центру, спешился и произнёс:
— На русском офицере лежит необходимость жертвенного служения Отечеству, — сделал он паузу, чтоб юнкера прочувствовали смысл сказанного.
Прошло уже то время, когда молодой император краснел и стеснялся говорить. Теперь перед юнкерами стоял уверенный в себе человек, и уверенно говорил:
— Долг! Честь! и Родина! Вот девиз русского офицера… Вот смысл его жизни. Что такое воинская честь? — сурово осмотрел ряды замерших молодых людей. — Это верность России! Мужество против неприятеля. Храбрость и дисциплина. Армия погибла, если утеряна её Честь! И уважайте Солдата. Вы и солдаты — главные защитники России! — величественно оглядел замершие шеренги.
Юнкера застыли и, казалось, забыли от волнения дышать.
Этот невысокий человек в полковничей форме был для них центром вселенной. Скажи он им: «Умрите!» Они без раздумий умерли бы…
Перед ними стоял не просто полковник…
Перед ними стоял их Царь!
Символ России!
«Не станет Его, не станет и России», — почувствовав слезу на щеке, подумал Аким.
Он знал, был уверен, что остальные юнкера чувствуют то же самое.
А затем как–то просто и обыденно государь произнёс, чуть улыбнувшись и расслабившись:
— Господа! — замолчал на секунду.
Юнкера замерли и затаили дыхание.
— Поздравляю Вас офицерами!!!
Тишина!!!
Только жаворонок пел в чистом синем небе России.
Николай улыбнулся.
И тут началось!..
— У–р–ра!!!
Загремела музыка…
Государь пошёл к Царскому валику и улыбнулся, глядя, как царица вручает пажам приказы. Те, согласно традиции, свернув их, засовывали под погон.
Дежурный генерал–адъютант вручил стопку приказов начальнику Николаевского кавалерийского училища.
Один из флигель–адьютантов подошёл к Карееву и о чём–то поговорив, передал ему пачку конвертов.
Павлоны что есть мочи орали «Ура» и подбрасывали вверх фуражки.
Пока до них не дошло, что они ОФИЦЕРЫ.
Они знали, что приказ вышел, что они подпоручики, но пока этого не чувствовали. Тем более, что их батальонный по привычке рыкнул, видя нарушение дисциплины:
— Юнкера. Смирно! На право-о, — и повёл их в лагерь, никаких конвертов не вручив.
Ни у кого даже мысли не возникло ослушаться. Напомнить, что уже не юнкера, а подпоручики.
И на главной линейке, перед бараком, Кареев не распустил своих подопечных.
— Господа! — Подпоручиками он их не назвал. Сам не привык ещё. — В Петербург сегодня не поедем, — скрестив руки за спиной, ходил перед строем. — Все поезда будут забиты, — поглядел, как Кусков с офицерами унёсли конверты с приказами в дежурную комнату. — Отдыхайте, — значительно и с лёгким подтекстом произнёс он, иронично хмыкнув, — а завтра к обеду отправимся в Петербург. В училище. Там получите приказы, знаки об окончании Павловского училища, офицерские 300 рублей подъёмных и моё благословение. А сейчас, господа подпоручики.., — сделал паузу.
«У царя научился», — подумал Аким.
— …Вольно. Р-разойдись.
Всё. Учёба закончилась!
В бараке потрясённые офицеры спарывали юнкерские погоны с царскими вензелями, целовали их и бережно убирали, прикрепляя на их место непривычные ещё золотые офицерские.
Некоторые заранее подсуетились, привезли офицерскую форму и переоделись. Но пока до них всё равно не дошло, что они — офицеры.
