У Дамесекских ворот дорога повернула на север, а Иерушалаим остался за спиной. Теперь Бен-Циону приходилось пробиваться сквозь поток паломников, спешащих в Святой город на праздник. Со времен царя Хизкияху из всех областей Эрец-Исраэль в драгоценные для каждого иври дни сюда тянутся люди, чтобы прикоснуться к священным камням Храма. Те, кто жили в пределах одного или двух дней пути, гнали скот, предназначенный для жертвоприношений. Другие везли полные телеги биккурим, свежих смокв нового урожая. Часть из них выложат в Храме для всеобщего обозрения, а остальное раздадут левитам70 и бедным, как предписывает Закон. Жителей дальних областей ХаГалил, Хермона и Башана выдавали изможденные лица. Иешуа знал, что крестьяне прячут под одеждой мешочки с серебром, которое по поручению общин везут для уплаты храмового налога. Так делал отец.
Взмыленные волы тянули повозки, груженые скарбом или набитые женщинами и детьми. Мужчины шли рядом с повозками, подгоняя животных гортанными криками и ударами длинных пастушьих посохов.
Вдоль дороги тоже стояли распятия – оливы с брусьями поперек стволов. Иешуа старался не смотреть на них, отводил глаза в сторону. Так нельзя же идти, все время уставившись себе под ноги! Он шептал молитву, внутренне холодея каждый раз, когда проходил мимо очередного трупа. Иосеф знал о казнях и предупреждал его – будет страшно, но юноша не думал, что зрелище окажется настолько жутким. Господи, тоска-то какая смертная!
Паломники словно не замечали казненных. Несмотря на усталость, многие радовались. Из повозок доносилось пение, смех, звуки флейт и свирелей. Люди проделали слишком длинный путь, чтобы омрачать предстоящее торжество скорбью о мятежниках. Все во власти Всевышнего. Только Его провидением преступник попадает на крест. Только Его властью умерший обретает новую жизнь или навечно остается в шеоле71. Сегодня праздник – да возрадуется истинно верующий! Да воспарит его душа с мыслями о Творце!
Лишь изредка какая-нибудь женщина приглушенно вскрикнет, глядя на распятие, и сразу зажмет ладонью рот, да с перепугу заплачет в голос ребенок.
Дорога петляла между невысокими кряжами по извилистым оврагам. Иешуа вертел головой по сторонам – что-то узнавал: острую скалу, глубокий овраг, сухое дерево… Он уже несколько раз проходил здесь вместе с родителями, когда община поручала отцу отвезти в Иерушалаим дары и подать. Но все равно, словно видел все заново. Ведь каждый год смотришь свежими – повзрослевшими – глазами. А значит, замечаешь то, что раньше пропускал. Некоторые сопки изрезаны террасами с россыпью желтых снопов пшеницы и льна. Кое-где на выкосах виднеются шомеры – каменные зернохранилища. Вдоль межей тянутся ряды оливковых деревьев. На других склонах – сплошь виноградники: лозы прогибаются под тяжестью спелых ягод. Крестьяне оборвали листья вокруг гроздей, а сами грозди перекручены. Так делают, когда хотят понизить поступление влаги к ягодам, чтобы они стали более сладкими, и из них получилось крепкое вино. Еще год назад он этого не знал.
Когда проходили Гиву, Иешуа привычно прислушался к тихому шепоту:
– И отошел Самуил в Раму, а Саул пошел в дом свой, в Гиву Саулову. И более не видался Самуил с Саулом до дня смерти своей; но печалился Самуил о Сауле, потому что Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем72.
Караван вошел в узкую балку, по дну которой протекал ручей с заросшими розмарином и тамариском берегами. Вверх уходили пологие откосы. Иешуа знал, что за хребтом – там, на востоке – зелень курганов сменяется бурыми складками безжизненного плоскогорья, где под ногами только глина да каменное крошево. Лишь в глубоких каньонах есть растительность, а вокруг царит глушь и бездорожье. За пустынной равниной лежат влажные заросли широкой поймы Ярдена, кишащие змеями и дикими зверями. Они тянутся от моря Ям хаМелах73 на юге до озера Ям-Киннерет на севере. Об этих местах ему рассказывал отец: про спуск Адуммим к Ярденской долине, про путешествие в Египет и жизнь в Матарии близ Гелиополя. Вспомнив Иосефа, Иешуа загрустил. Юноша еще не успел смириться с утратой. Когда он думал об отце, слезы наворачивались на глаза.
На высоком холме показалась крепость.
– Что это за город там, слева? – спросил он у Эзры.
– Ха-Мицпа, – ответил погонщик, не оборачиваясь.
Иешуа произнес:
– И удалили сыны Израилевы Ваалов и Астарт и стали служить одному Господу. И сказал Самуил: соберите всех Израильтян в Массифу и я помолюсь о вас Господу. И собрались в Массифу, и черпали воду, и проливали пред Господом, и постились в тот день, говоря: согрешили мы пред Господом. И судил Самуил сынов Израилевых в Массифе74.
Вроде бы негромко сказал, но Эзра обернулся и удивленно посмотрел на него.
Прошли первый парасанг75 от Иерушалаима. Бен-Цион объявил привал. Путники расселись, кто где хотел, – на нагретых солнцем камнях или прямо на земле. Иешуа осмотрелся. Справа от дороги белел город, и юноша догадался, что это древняя Гева Биньяминова. Услышав строки из Книги Царств, он повторил их про себя:
– И вывел всех жрецов из городов Иудейских, и осквернил высоты, на которых совершали курения жрецы, от Гевы до Вирсавии, и разрушил высоты пред воротами, – ту, которая у входа в ворота Иисуса градоначальника, и ту, которая на левой стороне у городских ворот76.
Время шло. Местность, по которой двигались палестинцы, стала более ровной. Караван пересекал широкую каменистую долину, поросшую зарослями иссопа и собачьего шиповника. Иешуа разглядел вдали развалины старинной крепостной стены. Он знал, что это Рама, и не смог удержаться:
– И был Самуил судьею Израиля во все дни жизни своей: из года в год он ходил и обходил Вефиль, и Галгал и Массифу и судил Израиля во всех сих местах; потом возвращался в Раму; ибо там был дом его, и там судил он Израиля, и построил там жертвенник Господу77.
На этот раз Эзра не обернулся, видимо, уже привык к странностям попутчика.
Когда слева на вершине покрытого виноградниками холма показался город Гай, голоса снова певуче и торжественно зазвучали в сердце юноши:
– Иисус из Иерихона послал людей в Гай, что близ Беф-Авена, с восточной стороны Вефиля, и сказал им: пойдите, осмотрите землю. Они пошли и осмотрели Гай. И возвратившись к Иисусу, сказали ему: не весь народ пусть идет, а пусть пойдет около двух тысяч или около трех тысяч человек, и поразят Гай; всего народа не утруждай туда, ибо их мало там78.
Иешуа завороженно смотрел по сторонам. Вроде ничего особенного: сопки, жнивье, овраги. Крик пустельги над головой, покрытая дорожной пылью трава на обочине, несжатые колосья… Все это сейчас наполняло его такими знакомыми и одновременно свежими, счастливыми ощущениями. Привычные звуки и запахи стали частью новой жизни, которая – вот она! – начинается именно в этот момент… Юноша воспринимал их иначе – отчетливо, жадно – и запоминал заново. Была и тревога. Словно где-то поставлена точка. Словно все, чем он дорожил раньше: любовь близких, смех друзей, нежная улыбка матери, стружки на куттонете отца – осталось далеко позади, и уже не вернется никогда. Он чувствовал одновременно и радость, и грусть. Но вскоре печальные мысли отступили под натиском юношеского задора.
Караван приблизился к другому древнему городу, Бейт-Элю. Иешуа, уже не стесняясь, громко продекламировал строки из Писания. Он воздел руки к небу, словно обращался к птицам:
– И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его. И нарек имя месту тому: Вефиль, а прежнее имя того города было: Луз79.
И рассмеялся от переполнявших его чувств. Бен-Цион с Эзрой обменялись ироничными взглядами, но оба промолчали.
Навстречу орхе часто попадались римские конные разъезды. Недавно Иехуда вошла в состав Сирии, и префект Копоний огнем и мечом искоренял неповиновение. Поравнявшись с палестинцами, римляне подозрительно смотрели на тюки. Один раз командир турмы80 потребовал от Бен-Циона предъявить подорожную и спросил, какой груз тот везет. Солдаты спешились, ощупали мешки, а центурион, не слезая с коня, внимательно следил за каждым движением погонщиков.
– Что они искали? – спросил Иешуа у Бен-Циона на очередном привале.
– Оружие. Не указанное в подорожной.
Холмы стали выше, а пестрые заплаты крестьянских наделов сменились зарослями маквиса. Долины тоже изменились. Теперь повсюду виднелись раскидистые кроны сосен и фисташек. Яркими пятнами выделялись увешанные желто-красными плодами земляничные деревья. Среди гущи можжевельника возвышались остроконечные верхушки кипарисов. Вверх по косогорам карабкались кусты благоухающей скальной розы вперемешку с усыпанным маленькими синими плодами миртом. Возле рожкового дерева Бен-Цион остановился, чтобы сорвать шапку темно-фиолетовых стручков.
