Все спасенные корветом аскольдовцы в один голос уверяли, что в море осталась шлюпка. Но где она? Туман скрыл ее от людей, и если она не перевернулась на полпути от берега, то, может быть, и дотянула до Новой Земли.
Вечером команда «морского охотника» построилась на палубе, обнажив коротко остриженные головы. Три матроса застыли возле орудия, боцман Чугунов распутал фалы Военно-морского флага СССР. Катер медленно приближался к месту гибели «Аскольда».
Волны… туман… ветер…
– Какая глубина? – спросил Вахтанг у мичмана.
– Двести сорок, – взглянул Назаров на карту.
Сняв фуражку, старший лейтенант обратился к матросам:
– Товарищи, здесь, под килем нашего катера, лежат боевые друзья, павшие в борьбе с врагами нашей прекрасной Отчизны. Они отдали свою жизнь за правое дело…
– Вышли в точку назначения! – прервал его мичман, и Вахтанг, не закончив своей речи, скомандовал:
– Флаг приспустить!.. Венок в воду!.. Салют!..
Ударила пушка. Матросы столкнули венок за борт, и он, последний раз сверкнув бронзой, исчез в волнах. Полотнище флага поползло вниз по мачте, дошло до середины и вновь торжественно взметнулось кверху.
– Разойдись! – сказал Вахтанг матросам, надевая фуражку.
Медленно и плавно тонул венок. Много времени понадобится ему, чтобы достичь далекого дна. В сплошном подводном мраке, шевеля чеканными листьями, он будет колыхаться и падать все глубже и глубже, пока не ляжет на грунт или на палубу корабля, посреди разметавшихся матросских тел…
Вахтанг поднялся на мостик и направил катер к берегам Новой Земли.
В первой бухте, куда зашел «охотник», шлюпки не оказалось. На каменистой отмели грелись на солнце несколько тюленей. Услышав рокот мотора, тюлени испуганно вскочили и, загребая ластами по гальке, быстро нырнули в воду. Потом их лоснящиеся головы вынырнули у самого борта, и пока катер разворачивался в бухте, тюлени плыли следом, оглашая мертвые окрестности жалобным протяжным ревом.
Назаров сказал:
– Следующая – губа Торосовая. Заходить не опасно…
Но едва только катер вошел в бухту Торосовая, как его сразу же облепили тысячи и тысячи птиц. Гагары, чайки, бакланы, чистики и буревестники слетались на «охотник», оглушив людей криками. Голоса пернатых сливались в сплошной гвалт, в котором нельзя было разобрать звонков телеграфа и команд. В мгновение ока птицы загадили всю палубу, мачты, орудия и присаживались даже на людей.
Птицы висели в воздухе такой плотной тучей, что из-за них ничего не было видно, и Вахтанг, боясь посадить катер на мель, велел выстрелить вверх из пушки. Орудие развернули, дали залп – «собирай, матросы, перья для подушек!». И только тогда птичий базар угомонился и стая покинула катер.
«Охотник» вышел на середину бухты, и все увидели стоявший на берегу, почерневший от древности деревянный сруб. Радостная надежда охватила Вахтанга. Он подвел катер к отмели и, спрыгнув с мостика, не задумываясь, бросился в воду. Здесь было неглубоко – всего по пояс, и он, путаясь ногами в водорослях, выбрался на берег.
Добежал до избы, с размаху ударил ногой в дверь, и она сразу рассыпалась трухой. В лицо пахнуло сыростью. Вместе с подоспевшим боцманом старший лейтенант вошел внутрь. Низкий топчан с полусгнившей медвежьей полостью стоял у окна. Маленькое оконце было затянуто многовековой паутиной. На столе лежала груда пыльной яичной скорлупы, на подоконнике валялось несколько человеческих зубов, очевидно, выпавших при цинге.
А на бревенчатой стене было вырезано кудрявым старинным письмом:
ЛЕТА 1758 ЗДЕСЬ ГОРЕВАЛРОДИОН ЕВСТИХЕЕВ
А еще ниже, угловатыми буквами, была вырезана свежая надпись:
ЛЕТОМ 1944 ЗДЕСЬ ЧУТЬ НЕ ПОГИБЛИ МАТРОСМОРДВИНОВ И ЛЕЙТЕНАНТ КИТЕЖЕВАКРУШЕНИЕ КАРЬЕРЫ
Все последние месяцы фон Герделер изучал русский язык с таким же рвением, с каким изучал шведский, когда находился на рудниках Елливаре. Для этого у него были особые цели. Как опытный инструктор по национал-социалистскому воспитанию, оберст отчетливо понимал, что пропаганда гитлеровских идей терпит в армий поражение. Крикливые статьи Геббельса, которые печатались в «Вахт ам Норден», только обостряли напряжение обреченности и нервировали егерей.
И фон Герделер, будучи энергичным человеком, взялся за изучение русского языка, чтобы легче было понять сущность агитации в войсках противника. Оберст был неглуп и понимал: советские политработники – большая сила, пренебрегать которой в ведении войны не следовало. Он являлся тоже своего рода политработником, и ему хотелось перенять от советской агитации если не сущность, то хотя бы метод, который позволял коммунистам вести за собой массы.
Теперь инструктору доставлялись все, какие удавалось добыть, русские журналы и газеты. Он думал: «Как русская армия, даже в страшную пору своих поражений, могла сохранить стойкий дух, сохранить веру в победу?..» К удивлению фон Герделера, корреспондентами русских газет часто были простые солдаты и матросы.
Инструктор долго и мучительно раздумывал, извлекая выводы из своих предположений, и наконец решился.
– Завтра, – сказал он чиновнику армейского ведомства пропаганды, – вызовите ко мне егеря Франца Яунзена, автора мистерии «Возвращение героев Крита и Нарвика».
* * *
– Герр инструктор, солдат тринадцатого взвода шестого полка девятнадцатого горноегерского корпуса Франц Яунзен прибыл согласно вашему вызову.
– Хайль! Вот вам бумага, вот вам стол, вот чернила и перо – садитесь и пишите. Пишите статью для газеты «Вахт ам Норден». Ваше дело – объективно отразить настроение солдатской массы.
– Будет исполнено, герр инструктор…
Через полчаса статья была готова и представляла собой смесь всего того, что печаталось на страницах множества солдатских газет. Заканчивалась она возгласом: «И есть только одна сила под этими небесами, способная остановить наше движение к победе и величию, – это сама смерть!..»
Разрывая рукопись надвое, инструктор сказал:
– Пожалуйста, без фанфар и барабанов. Вы лучше меня знаете, что думает немецкий солдат. Вот и напишите…
Второй вариант статьи постигла судьба первого.
– Я вызывал вас, Яунзен, не за тем, чтобы вы распинались тут передо мною в верноподданнических чувствах. Сейчас не сорок первый год, и задачи армии уже не те, что были в начале войны. Мне важно получить от вас искреннюю статью о действительном положении вещей на фронте. Но в то же время – проникнутую оптимизмом, какой присутствует в вашей мистерии.
На этот раз Франц Яунзен старался дольше обычного. Он пыхтел, елозил под столом сапогами, протирал очки. Но и третий вариант тоже полетел в корзину.
– Вы что, притворяетесь или действительно не понимаете, что от вас требуется? – уже начиная выходить из себя, кричал оберст. – Разве в вашей землянке егеря разговаривают только одними партийными лозунгами?.. Повторяю: от вас требуется объективность в оценке сегодняшнего положения нашей армии с точки зрения простого солдата… Вам, наконец, ясно?
– Так точно, герр инструктор!
– Тогда какого же черта вы здесь паясничаете?..
Яунзен снова заскрипел пером. Вскрывая на выбор солдатские письма, еще не проверенные цензурой, – это он проделывал ежедневно, чтобы постоянно быть в курсе настроения армии, – фон Герделер изредка посматривал на егеря. Тот старательно скреб бумагу, и лицо у него от натуги было почти синее, как баклажан.
– Герр инструктор, – робко спросил он, вставая, – а про то, что наши войска в Крыму и на Украине пытаются выпрямить растянутую линию фронта, – об этом, герр инструктор, можно писать?
– Можно, – разрешил оберст, слегка нахмурясь.
Четвертый вариант статьи был скомкан и брошен в камин.
– Это уже то и все-таки еще не совсем то, – сказал фон Герделер, раздумывая. – Вы не уйдете отсюда, пока я не буду иметь перед собою того, что мне нужно. Вот, подсказываю вам приблизительно начало статьи…
Он наугад взял со стола письмо какого-то егеря, прочел:
– «…Зиму прожили. Что-то принесет нам весна? Не дай Бог, если таких птичек, которые восьмого марта прилетели к финнам и разворотили им порт Котка. Но пока что у нас спокойно. Утешаем себя тем, что провидение направляет удары русских стороной. Страшно думать, что когда-нибудь и здесь повторится нечто подобное. Надеемся отсидеться за бетоном и камнями, к обороне подготовлены хорошо и не перестаем готовиться дальше…» Усильте, Яунзен, эту мысль о том, что мы будем неуязвимы в обороне, и особенно не канительте!..
Уже к вечеру, исписав целую стопку бумаги, Франц Яунзен наконец-то заслужил одобрение инструктора. Фон Герделер немного сократил статью, кое-что исправил в тексте своим энергичным почерком и отнес ее редактору «Вахт ам Норден».
Прочитав статью, беспартийный редактор, дрожавший от каждого неосторожного слова, испугался:
