положил его на землю, достал лопату, сделал разметки и начал капать яму. Только это была не одиночная могила, а братская.
– Что этот дурень там шумит? – крикнул какой-то мужчина сонным голосом.
– Этот дурень, Алексей Иванович, роет братскую могилу. Парни вставайте, поможем мальку.
Разом подскочили десять мужиков, кто схватил лопаты, а кто пошел искать и переносить наших погибших людей. Слава очень удивился, когда из-за него «молодого дурня» поднялись все и начали ему помогать. Большая часть молчали и просто махали походными лопатами, а наш артист соловей – Павел запел «Священная война», это немного разрядила обстановку. Через некоторое время еще несколько человек поддержали его пение.
Уже начинался рассвет, когда мы кинули последние комки земли на холмик возле поля. Все как один, развернулись и отправились к месту, где были наши вещи, мы хотели пару минут вздремнуть, перед тем, как пуститься в путь. Пару ребят остались стоять возле могилы, наивные юнцы, они думали, что смерть, что это пустяк, что на нее легко смотреть. Вместе с телами товарищей они закопали свои детские мечты и надежды.
В глазах уже не было того огонька, который толкал их в бой, уже не было баек, не было смеха, умерла в них наивная уверенность. Когда-нибудь это должно было случиться.
– Петр, Славик, идите и осмотритесь, может найдете чьи-нибудь вещи и проверьте, чтобы было чисто на нашем пути. Ваше дело осмотреться, на рожон не лезть! Если хотите, возьмите кого–то из более старших ребят.
– Нет, спасибо, сами обойдемся.
– Ну хорошо, все идите, мы через час выдвигаемся, чтобы к этому времени вернулись.
– Господи, хватит нотаций, мы поняли!
«У Славика, наверное, горе от потери, поэтому и такой грубый, как придет надо с ним будет поговорить». С этими мыслями, я заснул. Опять оказался в своем родном селе, увидел родителей, любимую девушку, так хотел, чтобы она родила мне сына, первенца назвал бы – Василием, еще чтобы родила девочку и еще одного мальчика. Я уже представил нашу свадьбу, наш быт и то, как начнется новая жизнь…
Меня кто–то начал сильно трясти и кричать.
– Пантелей, проснитесь! Петра убили! Его убили, они идут сюда! Ну что же вы не просыпаетесь!?
– Слава? Кто? Кого убили? Кто идет сюда?
Все, услышав эти слова подскочили. Каждый начал кричать, пытаясь, чтобы его услышали.
– Так ребята, быстро в поле!
– Какое поле?!
– Нас для чего готовили?
– Сколько их там?
– Человек двадцать или тридцать.
– А что ты как последний трус сбежал? Ночью благородством веяло, а сам как трус убежал.
– Я сбежал, как трус? Я сбежал для того, чтобы вас предупредить!
– Так, что напали на парня?! Вы забыли, что сейчас идет сюда стая стервятников? Отошли от него, сказал! – я начал всех отталкивать от Славика, все сочли его предателем. – Если бы не этот парнишка, вам бы перерезали глотки или пустили пулю в лоб, а вы бы даже не проснулись. Быстро в поле! Нам против них не выстоять.
Вялые попытки спорить оборвались, наш начал движение.
– Слава, я хотел поговорить с тобой, – схватил парня за рукав.
– А я не хочу!
– Почему ты так разговариваешь?
– Что, не нравится что ли? А мне очень нравилось слушать какой я трус!
– Я не называл тебя трусом…
– Не пытайся со мной разговаривать как с другом! Ты не Сергей! И вы все не ровня ему! Вы все думаете только о себе!
– Я и не пытаюсь быть им.
Раздался выстрел, все пригнулись. Снизу мы пытались рассмотреть с какой стороны они идут, но их разговоры были слышны справа от меня.
– Пантелей…
Я повернулся и увидел страшную картину: стоит молодой парень, мишень для иуд, в него попали несколько раз и грохнул он на землю с грохотом.
– Уж думал, что мне долго придется ждать. Я рад, правда, – сказав эти слова, Славик с грохотом упал возле меня. – Теперь иду к матери и Сергею, прости за грубость.
– Да подожди ты умирать! Мы еще страну не отвоевали нашу.
– Похорони меня возле братской могилы, хочу к товарищам…
– Слава, да что же это такое!? Ты не умрешь, не позволю.
Я судорожно начал затыкать тряпкой место выстрелов, руки дрожали, я не мог найти морфий. Слышал еще много выстрелов, немцы что-то кричали, слышал вопли, полные боли, и свист пролетавших пуль. Быстро начал отползать в глубину поля, под пули лезть не хотел, сдаваться в плен так – тем более, уж лучше смерть, чем плен. Как дополз до середины поля, услышал своих и направился к ним.
Они стояли на коленях, двое моих товарищей, у них были опущены головы, как у провинившихся детей. На них были направлены винтовки, перед ними было пятеро немцев, наверно другие неподалеку были. Один из них заговорил на ломаном русском:
– Говори, скольких ващих свяньей мы есче не зарубили!
– Еще двоих, один высокий, у него правое веко западает, он главный.
Вот же сволочь, аж в груди закололо, мне срочно нужно было убираться подальше.
– Куда оно мог пойти?
– Он тут не по далеку должен быть, давайте мы поможем вам его найти.
– Нэт! Сидите собаки сдесь.
Я начал задом отползать все дальше и дальше от них. Замер, когда услышал, что неподалеку от меня прошли несколько немцев, которые искали оставшихся солдат. Как же я еще больше начинаю любить пшеницу, она в который раз меня спасает.
Сколько я пролежал на земле, точно не могу сказать, но выбрался я только к вечеру и смог дойти до наших. После того, как мои солдаты сдались в плен, дела предателей отправил в штрафную роту к Рокоссовскому. Там я опять выделился хорошей и верной службой, за что получил медаль.
Но я все с горестью вспоминаю своих ребят, которые сдались, Андрей и Дмитрий снились мне долгое время, моя жена будила по ночам, я трясся и кричал их имена. Никогда не забуду лицо молодого Славика. Не покинет мою память мой первый обстрел и весь тот ужас, случившийся на пшеничном поле.
преданные
«Как же красиво! Поезд, нескончаемое количество вагонов, звук и скрип колес, металлический запах рельс, запах угля, томившегося в печи. Бесконечные поля, немного правда сожжённые, но все такие же прекрасные, поредевшие леса с смесью пней, оставшихся от их великих собратьев. Река, которая как будто осталась девственна нетронута вокруг происходившим хаусом. И эти, …»
Был июль 1945 год. Уже второй день я со своими сослуживцами – военными медсестрами – Тоней и Тамарой Васильевной, ехали на поезде в небольшом купе в сторону Урала с Ленинграда.
В нашем распоряжении было окно, полочка для вещей, четыре лежака по обеим сторонам пола и на стене, посередине стены напротив входа было окно и под ним столик. Для трех девушек места хватало, но был июль, и в маленькое окно попадало достаточно жарких солнечных лучей, что нам пришлось переодеться в парадные
