– Да, вот так вышло... не дождалась мать. Но хорошо хоть, не пришлось ей вторую похоронку получить...
– Как – вторую?
– Ну, как... Первая на Колю пришла – в сороковом еще. Не помнишь?
Таня прикусила губу.
– Ах, ну конечно... Бога ради, прости, я совсем...
– Чего там, дело давнее. Мне самому довоенные времена вспоминаются, как... чужая чья-то жизнь, вроде и не с тобой все это было – такая даль.
– А с кем Зина? – помолчав, спросила Таня.
– Там же пока, у тетки в Туле. Семилетку в этом году закончила, небось, уже записочки получает.
– Господи, я ее такой девчушкой помню... А – сын твой как?
– Ну, чего сын? Растет, надо полагать.
– Сколько ему?
– Восьмой месяц пошел, он в ноябре родился. С Еленой... это моя жена, ее Еленой зовут... я встретился в феврале прошлого года. В Энске. Приехал разузнать что-нибудь о тебе...
В дверь деликатно постучали – вошла немолодая фрау чопорного вида, накрыла скатеркой столик, откуда Дежнев убрал радио, быстро расставила приборы и удалилась, пожелав «герр комманданту» и «фроляйн оффицир» приятного аппетита.
– Ну, давай подзаправься, – Дежнев придвинул к столику кресло, сделал приглашающий жест. – Водки выпьешь?
– Грех было бы отказаться в такой день.
Он достал из шкафа бутылку и черный стаканчик, доверху налил принесенную хозяйкой хрустальную рюмку.
– О, даже «московская особая», – заметила Таня, – щедрый у тебя интендант. А что это за стопочка такая мрачная – из чего она, металл какой-то?
– Обычная вороненая сталь. Это деталь от пулемета, пламегаситель. Навинчивается на конец ствола.
– Нашел из чего пить. Не горчит водочка? Ты бы еще корпус от «эф-один» приспособил, там насечка – в руке удобно держать.
– Не мое изобретение. Это мне подарили... в Москве, осенью сорок второго, я тогда ехал под Сталинград. Ну что ж, за встречу...
Выпили не чокаясь. Таня перевела дыхание, закусила посоленной корочкой и нехотя принялась за еду.
– А знаешь, – сказала она, усмехнувшись, – я ведь знала, что ты там был. Нет, не от Дядисаши, потом, а уже тогда знала. Где-то в конце июля... а может, в августе, не помню точно... один немец пригласил меня в «Метрополь» – они там офицерское казино устроили, – забавный такой тип, из остзейских баронов... А через город тогда шла немецкая техника – они сами говорили, что туда, «нах Вольга». Сутками напролет гнали. И как раз в тот вечер... Танцуем мы с этим Валентином Карповичем, а на улице грохот от танковых моторов такой, что стекла звенят. И я вдруг подумала: а ведь Сережа сейчас там, куда едут эти...
– В августе? На Донской фронт я прибыл позже. Не совсем понимаю, зачем ты мне такое рассказываешь.
– Зачем... – Таня пожала плечами. – Не знаю, так просто. Для полноты информации. Вспомнилось к слову, вот и рассказала. Прости, если шокировала откровенностью.
– Тебе что, – помолчав, спросил Дежнев, – часто приходилось... ну, общаться с ними вот так – во внеслужебной обстановке?
– К счастью, нет. В казино раза два всего была, фон Венк приглашал, а отказываться по некоторым причинам было неудобно. Он, кстати, ничего себе не позволял, вполне платонический оказался поклонник. В плену теперь сидит, Дядясаша виделся с ним, когда был в Энске после освобождения.
– Да, он мне писал насчет какого-то фон-барона, который вроде знал там тебя... Так я не очень все-таки уяснил – это у тебя прямое было задание по комсомольской линии идти к ним работать? Кривошеин тебе приказал?
– Что значит, «приказал»... Сказал просто, что это нужно, что хорошо бы иметь там своего человека... В общем, да, я восприняла это почти как приказ. Да что мы тогда соображали? Сколько людей погибло из-за этой проклятой подпольщины, бессмысленной, никому не нужной...
– Извини, я позвоню, – сказал Дежнев, – забыл совсем...
Встав, он подошел к письменному столу, набрал номер.
– Комендатуру мне... Козловский? Да, это я. Ну что там, никаких чепе? Слушай, я не приду сегодня – дома буду, тут ко мне приехали... Да нет, старая знакомая. Одноклассница моя, говорю, учились вместе. В общем, если что – я здесь. Что? Буду, ясно, куда деваться... добро, передам. Ну, до вечера...
– Ты прямо с корабля на бал, – сказал он, положив трубку, – тут у нас сегодня небольшой сабантуй...
– Небольшой что?
– Сабантуй, говорю, вечеринка, по случаю дня рождения одного из наших офицеров. Старик будет, командир полка, увидишь – интереснейшая личность. Прост, как мычание, за всю жизнь одолел две книги: «Краткий курс» и «Боевой устав пехоты», зато обе знает наизусть. И при всем при том отличный мужик. Солдат жалеет, вот что главное, у нас это нечасто. Ну что, еще по рюмке?
– С удовольствием.
– Ты только ешь, приканчивай свой эн-зе.
– Пригодился все-таки, видишь. Это я по своей бродяжьей привычке захватила, в дорогу – как же без еды...
– Да, Александр Семенович вкратце рассказал, как вы сюда пробирались. Через всю Германию, значит?
– Угу... Из английской зоны, через американскую. Твое здоровье, Сережа.
– Тогда уж твое – сначала пьют за здоровье дам.
– Хорошо, поделим, ты за меня выпьешь, а я за тебя. Поднимем, как говорится, бокалы, содвинем их разом...
Стекло звякнуло о вороненую сталь. Таня, расплескивая налитую вровень с краями рюмку, поднесла ее к губам и выпила одним духом, по-мужски.
– Ты, я вижу, тоже напрактиковалась, – одобрительно заметил Дежнев. – Слушай, ну а что они все-таки собой представляют при ближайшем рассмотрении, эти наши союзнички?
– Да как тебе сказать, – Таня пожала плечами. – Англичане... ну, или канадцы, я никогда не умела отличить, обмундирование у них одинаковое... англичане мне показались очень замкнутыми, недоверчивыми. Какая-то в них неприветливость. Не знаю, может, попадались такие. А вот американцы совсем другие. Они гораздо общительнее, добрее, пожалуй... Точнее, так: щедрее. Американцы народ более открытый. Хотя среди них масса хулиганья, пьют много, вечно драки какие-то...
Вот американцев я боялась. Англичан – нет; когда мимо тебя проходит англичанин – особенно офицер, они еще любят с такими коротенькими тросточками ходить, вот так их под мышкой держат, – такое ощущение, что ты для него просто не существуешь, он тебя не видит. А американец – ну что ты, всю оглядит еще издалека, начнет свистеть, подмигивать, обязательно скажет что-нибудь – наверняка что-нибудь такое, знаешь, это ведь по выражению лица видно. И никогда не знаешь, пройдет мимо или облапит. Их я боялась.
– Ну, не так уж, видно, если собралась к ним обратно, – с улыбкой сказал Дежнев, решив воспользоваться ее словами для перехода к обещанному разговору.
Таня вскинула брови.
– Обратно?
– Александр Семенович говорил, что ты вроде так ему сказала. В случае чего, мол, уйду в американскую зону.
– Ах, это. Нет, теперь поздно, Кирилла уже увезли куда-то.
– Поздно? Неужели ты действительно смогла бы?
– Не задумываясь, – сказала Таня. – Только не надо проводить со мной политико-воспитательной работы, хорошо? Я ведь и сама могу провести с тобой такую, что ты не будешь знать, куда деваться.
– Ого, – сказал Дежнев, сохраняя на лице ту же улыбку, теперь уже немного натянутую. – Ну что ж, валяй, если есть что сказать.
– Не будем портить встречу. Сказать я могу очень многое, но майору Дежневу это не понравится так же, как не нравится генерал-полковнику Николаеву.
– Таня, ну зачем ты так?
– Для ясности, Сережа. Дядясаша что, просил на меня повлиять?
– Ну... в некотором роде, – признался Дежнев, подумав, что скрывать тут нечего. – Ясно, что он обеспокоен... твоими настроениями, с какими ты оттуда вернулась.
– Оттуда? – с нажимом переспросила Таня. – Оттуда, Сереженька, я вернулась с другими совсем настроениями. Первого красноармейца, который нас задержал на этом берегу Эльбы, я – ты не поверишь – я просто повисла у него на шее, и ревела, как дура, и целовала, обливая слезами, – он, бедный, не знал, что делать... Небритый, помню, щетинистый, немолодой. Настроение у меня тогда было такое, что если бы мне сказали: нельзя, ступай обратно, сюда мы тебя не пустим, – я бы скорее утопилась, чем вернулась на ту сторону. Так что нынешние мои настроения – это уж они здесь вызрели, под ласковым родным солнышком... Господи, какая дура, какая идиотка беспросветная, – простонала она, запустив пальцы в волосы, – как я могла не подсказать, не посоветовать, надо было хоть полгода выждать, должно же это наконец прекратиться... Да что там, разве он послушал бы!
Хозяйка, снова деликатно стукнув по стеклу ноготками, заглянула в дверь и осведомилась, будут ли господа пить кофе – конечно, увы, эрзац! От эрзацкофе господа отказались, Таня спросила, не найдется ли таблетки аспирина, но фрау Зайдель сожалеюще развела руками.
– Что, голова болит? – спросил Дежнев. – Сейчас позвоню, принесут из санчасти.
– Не стоит, пройдет и так. Налей лучше еще, на вечеринку я с тобой не пойду, так что допразднуем здесь.
