— Нет, это не баловство, — твердо ответил Геннадий. — Я люблю ее.
— Спасибо за откровенность. Лида очень хорошая девушка. Я ее давно знаю — мать у нас в санчасти работала, только недавно перешла в больницу. Нелегко им живется. Ты уж по-мужски помоги им.
— Я вот и хотел сегодня помочь убрать подсолнух и кукурузу.
— Иди. Об увольнении я с командиром эскадрильи договорюсь. Лиде привет передай. И ее маме.
Потапенко легонько подтолкнул Геннадия, Тот благодарно посмотрел на инструктора, на ходу крикнул: «Спасибо!» — и стремглав помчался к проходной.
О том, что Геннадий пообещал прийти, Лида ни матери, ни бабушке не сказала. Встала рано, надела сарафан и широкополую соломенную шляпу, собрала узелок с харчами. Пора выходить, а Геннадия нет. Может, не отпустили?
Лида то выглядывала в окно, то выскакивала на улицу, то останавливалась перед зеркалом, чтобы поправить прическу, — даже мать заметила, что она чем-то возбуждена.
— Что это ты перед зеркалом вертишься? В поле идешь, не на танцы. Или ждешь кого?
О встречах с Геннадием Лида маме не говорила, но Елена Степановна уже давно догадывалась, что пришла дочкина пора. Спросить не решалась, ждала, когда Лида расскажет сама.
— Жду, мама. Прости, я долго не говорила… — Она подошла к матери, прижалась, отвела счастливые сияющие глаза. — У меня есть друг, мы встречаемся с ним.
— Кто он?
— Курсант.
— Как же зовут его?
— Геннадий.
— Гена, значит. — Мать вздохнула и обняла дочь. — Ну, дай бог, дай бог. Может, тебе повезет… — И вытерла глаза копчиком выцветшего платка.
В дверь постучали. Лида кинулась было открывать, но остановилась и смущенно оглянулась.
— Иди, иди, — подбодрила ее Елена Степановна. — Открывай. Наверно, твой летчик.
Лида приоткрыла дверь, шагнула в сторону. Геннадий поправил пилотку и одернул гимнастерку:
— Можно войти?
— Заходи, коли приглашен, — ответила Елена Степановна.
Геннадий пригнулся, вошел в комнату, робко поздоровался, чувствуя себя чужим, остановился возле порога.
— Ну что, пойдемте, пожалуй, — сказала Елена Степановна. — По дороге и познакомимся.
Геннадий благодарно кивнул — очень уж неловко чувствовал себя в этой тесной комнате.
Участок с кукурузой и подсолнухами, принадлежавший Елене Степановне, примыкал к небольшой, заросшей камышом степной речушке, вода в которой даже в осенние дни быстро прогревалась. «Искупаемся после работы», — обрадованно подумал Геннадий.
Вооружившись большим, оставшимся, видно, с войны тесаком, он снял пояс и набросился на высохшие стволы подсолнуха — будылья. Рубить их было легко. Изредка смахивая пот, он даже не заметил, как дошел до края делянки, где Елена Степановна и Лида обрывали спелые, успевшие пожелтеть початки кукурузы. Геннадий сложил будылья на середину делянки и принялся помогать женщинам.
Елена Степановна украдкой поглядывала на Геннадия. Дело спорилось в его крепких руках. Он обладал той, не часто теперь встречающейся мужской хваткой, которая издавна ценилась в русском человеке, умеющем и построить дом, и починить амбарный замок, и сложить печь, и осилить матерого медведя. «Работящий парень», — с радостью думала она.
Пока ждали машину, Геннадий предложил Лиде искупаться, и они, помахав матери, опрометью бросились к реке. Вода в ней была не по-осеннему теплой, и они шумно плескались, плавали наперегонки, ныряли, пока их не окликнула Елена Степановна.
Тяжелые мешки с початками кукурузы Геннадий в машину грузил сам, решительно отстранив пытавшихся помочь ему женщин. Брал мешок в обхват, приподнимал, бросал в кузов грузовика и тут же упруго наклонялся за другим. Он ощущал на себе одобрительные взгляды Елены Степановны и Лиды, и это придавало ему силы.
Усталость пришла позже, когда он после отбоя завалился на кровать и почувствовал, как ноют мышцы ног и спины. Утром по сигналу «Подъем» Геннадий долго не мог разогнуться. Пошатываясь, он вышел на улицу позже всех и, пристроившись в хвосте группы курсантов, с трудом передвигая ноги, трусцой направился на зарядку.
До знакомства с Геннадием дежурства на аэродроме изматывали Лиду. Каждый взлет реактивного самолета закладывал уши, вызывал острое желание укрыться где-нибудь в уголке от рева и шума двигателей. Теперь же она с готовностью заменяла подруг. Лида беспокойно вслушивалась в мощное пение турбин, часто выходила за порог медпункта и следила за взлетающими и садящимися машинами. Она тайком выписывала из полетной таблицы время взлета и номер самолета курсанта Васеева и затаив дыхание следила за стрелками часов.
Лида ухитрялась выспросить позывной Васеева и без труда различала среди многоголосого, нестройного говора — докладов курсантов с воздуха — его голос; радовалась, когда из динамика доносилось: «Задание выполнил. Иду на посадку». Услышав эти слова, Лида пряталась за огромным зданием ангара и следила за самолетом, на котором обычно летал Геннадий. Черная точка росла, увеличивалась, самолет снижался, касался колесами посадочной полосы. Потом машина заруливала на стоянку, и Лида видела, как Геннадий, сняв парашют и доложив о полете инструктору, заправлял ее горючим, и не переставала дивиться в душе, почему, ну почему все это ей так интересно.
Лида любила танцевать. В школе, в медицинском училище она старалась не пропускать ни одного вечера танцев. О своем увлечении Лида долго не решалась сказать Геннадию, боялась, как бы он, такой серьезный и деловой, не счел ее легкомысленной девчонкой, и все ждала, что он первым пригласит ее на танцы. А ему это и в голову не приходило. Однажды, когда Геннадий забежал к ней в медпункт между вылетами, Лида решилась.
— У меня к тебе просьба, — смущенно проговорила она.
— Какая? — удивился Геннадий: Лида впервые обращалась к нему с просьбой.
— Я хочу пойти на танцы.
— И все? — Геннадий рассмеялся.
— Не смейся, пожалуйста, — обиделась Лида. — Я хочу танцевать с тобой. Понимаешь — с тобой!
— В чем же дело? — удивился Геннадий. — Сегодня и пойдем!
Как только оркестр заиграл вальс, Лида подняла на Геннадия полные невысказанной радости глаза и потянулась к нему. «Что же ты стоишь? Я хочу с тобой танцевать! Быстрее же!» — мысленно торопила она Геннадия. Он взял ее за руку и ввел в круг.
Геннадий осторожно поддерживал Лиду, его ладонь едва касалась ее острой лопатки. Она чувствовала прикосновение его руки и, сияя от счастья, кружилась, кружилась. «Как мне хорошо! Милый, дорогой мой, спасибо тебе! Ты самый лучший на свете… Я так ждала тебя!» Танцевала она легко, чуть изогнувшись и запрокинув назад голову; видела только смуглое его лицо и густые темные волосы, и он не мог оторвать от нее восхищенных глаз.
После короткого отдыха они снова вошли в круг. Но оркестр неожиданно умолк. На площадке появилась группа парней — это по их знаку прекратилась музыка. Нагловато ухмыляясь, они двигались на танцующих, оттесняя их в угол. Впереди шествовал крепко сбитый верзила с закатанными рукавами рубашки, потрепанная кепчонка натянута до бровей.
— Пашка Гусь с ремзавода, — шепнула Лида Геннадию. — Местный заводила и хулиган. В одной школе учились.
Верзила подошел к оркестру и громко крикнул:
— Нашу давай, маэстро!
Оркестр заиграл. Парни стали полукругом и принялись петь затасканную блатную песенку о пиратах, кораблекрушениях и девицах, ожидающих моряков в далеких тавернах. Геннадий и группа курсантов направились к разгулявшимся парням. К ним присоединились несколько ребят из ремесленного училища.
— Кончайте, хватит куражиться, — сказал Геннадий. — Люди пришли танцевать, а не на вас смотреть.
Пашка сделал вид, что не услышал, и, повернувшись к оркестру, небрежно сказал:
— Маэстро! Прошу танго! — Плюнул через плечо, бросил на пол окурок и направился к скамейке, возле которой сгрудились девушки. Шел медленно, волоча ноги, смотрел исподлобья. Остановился возле Лиды. Геннадий торопливо подошел, Лида взяла его руку.
— Эй ты, летун, исчезни! — просипел Пашка.
Геннадий спокойно встретил его взгляд и промолчал.
— Чего зенки пялишь? — Пашка громко рассмеялся, оголив редкие желтые зубы. — Я не с тобой хочу иметь дело, а вот с ней.
— А больше ты ничего не хочешь?
— Ха! Ты что ж, купил ее или как?
Геннадий не ответил. Пашка схватил Лиду за руку и рванул к себе:
— Пошли!
Геннадий плечом оттер Пашку от Лиды.
К ним подошли курсанты и ремесленники. Верзила и его дружки попятились: начинать драку в открытую они не решились.
— Ша, пацаны! А ты, летун, фонарей нахватаешь! — зло прошипел Пашка и отошел в угол площадки.
— Гена, уйдем отсюда! — Лида тронула Геннадия за рукав. — Они устроят драку, Геночка!
