Кузьма Власович пошел в омшаник. Тюха, подмигнув нам, нырнул в сени, схватил большую алюминиевую кружку и заглянул в кладовку, где стояла фляга с олифой. Он зачерпнул кружку желтоватой жидкости, с жадностью сделал большой глоток. И тут же выскочил на крыльцо, страшно сморщился.
— Ты что, Тюха, разыгрываешь из себя дурачка? — не вытерпел Дмитрий Иванович. — А еще…
— Извините, Дмитрий Иванович.
— Ты, брат, кажись, что-то уже нашел для себя? — строго спросил старик, выходя из зимовника.
— Да вот у вас автолу зачерпнул. В задний мост грузовика залить надо.
Кузьма Власович усмехнулся:
— В задний мост? А себе уже залил?
— Да ты что, дядя Кузя? Я ведь не машина. Дай махры закурить!
Он присел на крыльцо и долго не двигался. А когда невмоготу стало от выпитой олифы, схватился за живот, спрыгнул с крыльца и рысью побежал в лес.
— Т-ю-ха! — крикнул Кузьма Власович. — Слышь, приезжай еще с похмелья. Олифа есть. Не жалко.
Смеялись все, даже Дмитрий Иванович выдавил улыбку. Но заразительнее других хохотал приезжий старик. Он упал на бок и трясся, как будто его била лихорадка. Наконец, успокоившись, вытер тряпочкой глаза. Хотел было снова хихикнуть, но Дмитрий Иванович шикнул:
— Хватит, папаша. Ты не в театре. Зачем пожаловал сюда?
Старик сокрушенно вздохнул и рассказал, что приехал посмотреть, как живут соседи. У него на пасеке дела не ахти какие, ему плохо помогают, мало сеют медоносных трав, ульи старые. За каждую погибшую зимой семью высчитывают деньги. А не подумают, что омшаник старый, насквозь продувается ветром. Вот-вот начнется медосбор, а на Одоевской пасеке нет хороших пчелиных семей. Старик признался, что «агромадная» часть пчелиных семей зимой изрядно повреждена мышами, а он скрыл это от начальства. Весной решил восстановить пчелиные семьи, разделил их пополам, намельчил. Теперь все слабыши. Надо наращивать пчел, а корма нет, в природе взяток слабый. Поэтому пасека к медосбору может оказаться неподготовленной. Что делать?
— Пойдите к директору совхоза, — посоветовал я, — и все честно расскажите. Вы не виноваты, что омшаник худой. Пока не поздно, положение можно исправить: попросите сахару для подкормки пчел.
Он поблагодарил за совет. На прощанье протягивал каждому руку, заглядывая в глаза: нет ли в них обиды или недовольства на него. Дмитрий Иванович не подал, а неловко сунул свою жилистую клешню в живот пчеловода. Тот принял этот жест за шутку, улыбнулся и долго держал в своих руках его узловатые пальцы, приглашал к себе в гости.
— Ладно. Все. Некогда тут с тобой, — нахмурился Дмитрий Иванович.
Старичок живо укатил на своем «Ковровце».
— Ты пошто так с ним обошелся? Нехорошо, — нахмурился Кузьма Власович. — Он ведь не к тебе приехал.
— А, ну его. Не люблю слюнтяев. Я вот к тебе Умербека привез.
— Ну, говори, Умербек, зачем пожаловал, — спросил Шабуров.
— Дело есть, Кузьма Власович, — он посмотрел на меня.
— Говори. Это свой, пчеловод новый, — ввязался Дабахов. — Мы с ним большие приятели, кунаки.
— Хорошо. Скажу. — Умербек покрутил тонкие, как мышиный хвост, кончики усов, свисающие к углам губ. — Я купил три лошади на махан. В городе их держать негде. Сам понимаешь.
— Понимаю. Хочешь, чтобы они паслись здесь? — спросил Кузьма Власович.
— Конечно, верно думаешь! — обрадовался Умербек. — Они поправятся, разжиреют. Осенью зарежу их. А вас всех на бешбармак приглашу. Осенью жениться буду, ребятишкам мать приведу. Свадьбу устрою. Мяса много надо.
Умербек так приятно улыбался, показывая чистые ровные зубы, так горячо упрашивал Кузьму Власовича, что я тоже замолвил за него слово.
— Да пусть гонит своих коняг.
Кузьма Власович подумал, закурил трубку.
— Выпаса есть, травы полно. Не жалко.
— Вот-вот! — закивал головой Умербек. — Конечно, не жалко. Всем хватит. Места много, травы полно.
— Так-то оно так, — подтвердил Кузьма Власович, — но у нас своя лошадь. Кроме того, пригоню корову. За конями нужен досмотр: напоить, спутать. Да мало ли хлопот?
— Совсем маленький досмотр. Сам понимаешь, — говорил Умербек.
— Нет, не маленький. Потеряется конь — я за него отвечать должен. Понимаешь, какое это дело? Совесть будет мучить.
— Какая совесть? Не надо отвечать. Все уладим. Не беспокойся, кунак. Не надо отвечать.
— Как «не надо отвечать»? — удивился старик.
— Еще достанем лошадь. Это пустяк. Кормить негде. Вот беда.
— Нет, я не берусь за это дело, — нахмурился Кузьма Власович.
— Я тебе завтра же барашка приволоку. За работу. Пожалуйста.
— Ничего не надо мне, — отвечал Кузьма Власович.
— Совсем плохо, Кузьма Власович. Как быть? Ты же мой хороший кунак, друг!.. И Дмитрий Иванович мой кунак.
Умербек достал из кармана щепотку табаку, высыпал на ладонь, растер большим коричневым пальцем и понюхал. Он волновался. Видно, отправляясь на пасеку, был уверен, что свое дело обтяпает удачно, а сейчас растерялся и ничего не мог придумать, чтобы уговорить упрямого старика. Он часто моргал и смотрел на Дабахова, как на спасителя.
— Совсем плохо. Придется отогнать их в Гари к Хайдару.
— Как знаешь. Не могу ничем помочь, — твердил свое старик.
— Ну чего ты, Кузьма, ломаешься, как сдобный пряник? — вмешался Дабахов. — Он же просит тебя, как человека: помоги. Что тебе стоит при смотреть за тремя хвостами? Выпаса казенные.
— Некогда мне. У нас своей работы полно. А тут еще твоя рыба. Вас много, я один. На всех все равно не угодишь. Аппетиты ваши растут не по дням, а по часам.
— Умербек, шут с ним, — махнул рукой Дабахов. — Я нашел выход. Переправим лошадей (хоть целый табун) вон на тот дальний остров и пусть себе гуляют без охраны.
— Молодец, Дмитрий Иванович, — воскликнул Умербек. — Совсем хорошо придумал.
Они поспешно сели в ходок и уехали не простившись. А вдали опять появилась машина. Кузьма Власович долго смотрел на нее и тяжело вздохнул:
— Кажись пронесло. Слава богу, не сюда…
Я, очевидно, изменился в лице. Кузьма Власович заметил это:
— Ты что? Болен али устал?
— Нет. Черт знает, что это такое. Не пасека, а какой-то базар! Едут сюда со всех сторон. Да хоть бы с хорошим ехали-то. А еще Сергей Дмитриевич говорил, что я живу, как Робинзон, на необитаемом острове. Между прочим, почему он Дмитриевич?
Я осекая, вдруг вспомнив наш разговор с инженером. Сторож опустил глаза, нахмурился.
— Что ж. Это не секрет. В войну я попал в плен к немцам, потом к американцам. Жена получила похоронную: «Пропал без вести». Ждать некогда. Ну, дело житейское, сошлась с Дмитрием Ивановичем, и когда я вернулся домой, то у нее уже рос Сережа. В глаза мне не могла смотреть. Все крадучись плакала. Вскоре она умерла от чахотки. Я вырастил парня. Война… Ничего не поделаешь, — сказал Кузьма Власович и набил табаком трубку.
— Стало быть, вы были в Америке? Что там делали?
— Всякое бывало. Привелось шофером работать и на лесосплаве, у фермеров трудился, был и сборщиком божьих коровок.
— Божьих коровок? Это зачем же?
Кузьма Власович оживился.
— Там, как у нас, опрыскивают посевы ядом. При этом гибнут всякие вредные насекомые, а с ними заодно и полезные божьи коровки. Вот, значит, американцы собирают в горах божьих коровок и пускают в посевы, чтоб они поедали всяких тлей и червецов.
Кузьма Власович помолчал.
— Я работал в фирме Джоржа Квика в Фениксе. Это штат Аризона. Бывал в штатах Айдахо и Юта. В летнюю жару или осенью божьи коровки улетают с плантаций в горы, где холоднее, поднимаются высоко, до двух с половиной километров, садятся на бревна, палки, камни, складывают крылья и впадают в спячку. Иногда их так много на кустах, что ветки сгибаются до земли. Там их собирают. Вот мы, человек десять, и занимались этим делом. Бывало, подойдешь к кусту, расстелешь на земле целлофановый лист и стряхиваешь насекомых с веток. До весны хранили в холодильных камерах. Весной собирали в лесу сосновые шишки с раскрывшимися чешуйками и ссыпали в мешки вместе с божьими коровками. Они заползали под чешуйки. Так их отправляли крупным зерновым фирмам. Потом я предложил для пересылки божьих коровок картонные коробки, проложенные гофрированной бумагой. Дешево, удобно и красиво. Хозяин радовался и при встрече говорил мне «Корош русски Кузька. Китрий Кузька». Наградил меня дешевенькими штампованными часами. Перед отъездом я подарил их одному негру.
— Ну и сколько же на вас зарабатывал хозяин?
— В год около двухсот тысяч долларов.
Вот тебе и Кузьма Власович! Я не предполагал даже, что он прошел сквозь огонь войны, дважды перемахнул через Атлантический океан, излазил горы Аризоны и Юты, побывал в Калифорнии и после войны вернулся на Родину, к больной жене и чужому сыну, которого вырастил и любит, как родного…
