И только сейчас в грохот и вопль ворвалась автоматная стрельба.
— Очухалась немчура! — Клим ухватился за автомат.
— Все, сматываем удочки! — скомандовал Усольцев. Лавируя меж кустов, они достигли леса и, углубившись километра на три, сделали привал.
— Вышло, кажется, здорово! — сказал Усольцев, доставая из вещмешка сало с хлебом — Лукерьин дар.
— Как думаете, сколько вагонов там было? — спросил Клим.
— Больше двух десятков, — ответил Емельян.
— На каждой платформе — груз, — добавил Яша.
— А в теплушках что? — все интересовался Клим.
— Кто их знает? — Усольцев делил сало. — Может, солдаты, а возможно, какое-либо снаряжение.
— Два вагона пассажирских я приметил, — сказал Урецкий.
— Это, наверно, для офицеров, — пояснил Клим.
— Спасибо, друзья! — произнес Усольцев, довольный успешно завершившимся делом. — Надежно сработали! Дали фрицам шороху! Всю «железку» завалили обломками. Таскать им не перетаскать.
— Твоя работа, Емельян — Урецкий похлопал Усольцева по плечу.
— Ты что? А вы сторонние наблюдатели?
— Мы у тебя на подхвате, — твердил Урецкий.
— А «удочку» я один придумал? И мерзлый грунт только я долбил? Кто прикрыл меня? Ну да ладно.
На Емельяна нашло вдруг такое настроение, что он решил круто повернуть разговор:
— Знаете, чего мне страшно захотелось? Не отгадаете... Чаю! Настоящего крутого чаю! Из самовара... Эх, кинуть бы в него угольков, снять сапог и голенищем раздуть такой огонь, чтоб загудел. А? Яша, будешь пить такой чаек? А ты, Климушек?
Дожевав последние кусочки хлеба с салом, они дружно поднялись и пошли. Усольцеву по-прежнему хотелось вспоминать былое, чтобы уйти хотя бы в мыслях от только что совершившегося. Желание помечтать, пофантазировать появилось у него оттого, что на душе как-то легко стало. Это после успеха «удочки»! А отчего же еще? Сработано удачно, без потерь в личном составе — все живы-здоровы...
— Ну, Яша, так как насчет чая? Или не по душе тебе этот напиток?
— Угадал. Мы, извозчики, до чаю не охочи. Что-либо покрепче требуется.
— Ах, покрепче! Тогда пельмешки на закусочку нужны! Вот царственная еда! Пельмени с мясом... С грибами... С рыбой... С редькой... И даже с вашей бульбой... Ах да, для вас, белорусов, пельмени — пустой звук, вам бульбу подавай. Верно?
— Можно и пельмени отведать, — включился в игру Клим. — Только скорее мечите на стол.
— Вам с маслом аль с горчицей или уксус обожаете? — смеялся Емельян. — А может, в бульоне?
— Не надо аппетит дразнить, Емельян, — остановился Яша. — Может, свернем к леснику? Отогреемся. И в самом деле чайку попьем.
— Далеко это?
— С версту.
— Ты его знаешь?
— Как же, много раз заезжал к нему. Приветливый дядька.
— Стоит посмотреть эту избу, — Усольцев повел серьезный разговор. — Железная дорога близко. Пригодится! Веди нас, Сусанин!
Дорога, на которую свернули партизаны, скорее угадывалась, чем виделась — никаких свежих следов. Но у Урецкого были свои ориентиры: то сосна с причудливым изгибом, похожим на коровье колено, то три березки будто сплелись в хороводе — все они цепко держались в его памяти. И поэтому партизаны, невзирая на ночь, точно вышли на хутор лесника.
Емельян и Клим, приклонившись к соснам, остановились поодаль, а Урецкий подошел вплотную к избе и постучал пальцами об окно. Отзыва не последовало. Тогда Яша еще раз забарабанил по стеклу.
— Хто бьется? — услышал Урецкий знакомый сипловатый голос лесника.
— Яша, извозчик! Не забыл меня еще, Демьян?
Лесник лбом приник к стеклу.
— А-а, Яков... Ну-ну...
Лесник чиркнул спичкой и зажег фонарь, с которым и вышел на крыльцо.
— Ну, здоров, поздний гость! — сказал лесник и протянул руку.
— Здравствуй, Демьян! Обогрей до рассвета.
— Ну, заходь! Тольки у меня постояльцы...
— Кто такие?
— Бес их ведае... Блудни.
— Погоди, Демьян, я не один... Нас трое.
Быстро подошли Усольцев и Гулько. Лесник поздоровался и рассказал, что уже вторые сутки у него живут двое неизвестных. Завалились поздно вечером, сказали, что поживут с недельку и уйдут. Пьют самогон и спят. Вот и сейчас даже не услышали стука. При них одна винтовка на двоих. Леснику не велят далеко отлучаться и требуют от него закуски.
— Вижу, у вас автоматы. Вы-то кто такие?
— Свои, — ответил Усольцев.
— Недавно штось грохотало, — сообщил лесник. — Должно быть, снова крушение. Поезда часто нонче под откос летят. Не слыхали?
Партизаны промолчали. Их теперь заинтересовали незнакомцы. Усольцев спросил лесника:
— Спят, говорите?
— Так, крепко спят.
— А днем, когда бодрствуют, про что говорят?
— Ересь плетут: кто сколь выпьет да про девок. Правда, раз спросили: нет ли у меня знакомых на станции?
— Ну что, ребята, — обратился Усольцев к своим спутникам, — будим?
— Конечно! — ответил Гулько.
— Веди, Демьян, нас в хату, — сказал Урецкий.
— Минуточку, а винтовка где лежит? — поинтересовался Усольцев.
— Меж ними, — ответил лесник. — На полатях.
— Ясно. Клим, берешь сразу винтовку! Теперь пошли!
Лесник с фонарем вошел в избу первым. За ним — остальные. Гулько сразу подошел к полатям, на которых спали незнакомцы, и легко взял винтовку.
— Наша, мосинская, — произнес он.
— Встать! — зычно воскликнул Усольцев. Оба тут же проснулись и начали шарить руками по полатям — искать винтовку.
— Зря ищете, — сказал Усольцев. — Одевайтесь!
Оба нервно натягивали на себя рубахи, брюки, путались в сапогах, что-то невнятно друг другу бормотали и, конечно, никак не могли понять, что за люди перед ними с немецкими автоматами. Один, у которого все лицо заросло щетиной, а глаза, видно, от самогона налились кровью, осмелился спросить:
— Вы из полиции?
— Вопросы задавать будем мы! — отрезал Усольцев. — Понял?
— Так точно! — вытянулся щетинистый.
— О, ты из военных?
— Так точно! Служил.
— В какой армии?
Щетинистый замялся.
— Чего молчишь?
— Я... понимаете... В Красной, конечно.
— Не врешь?
— Ей-богу, в Красной Армии.
— Фамилия?
— Букрей... Ефрейтором был.
— Что ж ты, ефрейтор, так опустился?.. На бродягу похож.
— Разбили нас. В окруженье попал... По лесам да по болотам... Оборвался... Голодал...
— Служить хочешь? — хитро спросил Усольцев.
Букрей опешил: как потрафить этим автоматчикам?
— Значит, не хочешь?
— Ну, я... конечно... ежели вы прикажете, то могу, — выдавил из себя Букрей.
Тогда Усольцев решил прямо поставить вопрос:
— А кому служить можешь?
— Вам! — выпалил Букрей и, кажется, обрадовался, что не назвал ни немцев, ни русских.
Усольцев понял: скользкий тип, этот Букрей, без сомнения — дезертир. И мародер, наверно.
— Вещи есть?
— Мешочек. Вон лежит на лавке.
Клим взял вещмешок Букрея и все содержимое вытряхнул на стол. Звякнула жестяная шкатулка. Усольцев потрогал ее — внутри забренчало.
— Что там бренчит?
— Так, безделица.
Клим открыл шкатулку и стал извлекать из нее цепочки, кольца — обручальные и с камнями, броши и даже несколько золотых и серебряных монет.
— Где взял?
— Нашел... В одном доме... Богатом... Все убежали.
— В каком городе этот дом?
Букрею не приходило на ум название города: какой назвать, чтоб поверили?
— Мародер — вот ты кто! — зло произнес Усольцев.
— Паскуда, грабитель! — Урецкий сжал руками автомат. — К стенке его!
— Не надо, браточки! — умолял Букрей. — Берите, я вам все отдаю... Только отпустите... К маме в Чернигов иду...
— У, гадина, маму вспомнил, — негодовал Урецкий. — А воевать кто будет? Кто будет защищать твою маму от врагов-кровососов? Падаль!
Второй, с петушиным носом-клювом и узким лбом, сделал вкрадчивый шаг влево и ногой стал толкать свой мешок под нары. Усольцев заметил это.
— И у тебя есть барахлишко? Сейчас посмотрим.
Ну, конечно, и у этого партизаны обнаружили «клад»: серебряные вилки, ножи, ложки, подстаканники.
— А ты где нашел?
— Там же! — нагло ответил узколобый. Этот оказался похлеще Букрея. Кулацкий отпрыск. Сидел в тюрьме за разбой. Явился в эти края, на родину отца, с одной целью — пограбить. Нашел себе напарника, и оба ударились в разгул и грабеж.
Усольцев и его товарищи составили акт, куда внесли все ценное, что было конфисковано у грабителей, и скрепили его подписями. Этот документ вместе с золотом и серебром, как сказал Усольцев, будет передан сегодня же представителям советской власти, а точнее, ее финансовым органам.
Узколобый от удивления выпучил глаза: его, видать, поразило упоминание Усольцевым советской власти.
— Да, подонки, жива советская власть! Мы все и есть ее представители. Запомните это! А вам советую не болтаться у нас под ногами. Если осмелитесь грабить и убивать честных людей — сметем с лица земли! Катитесь отсюда к ядреной бабушке! Вон! — грозно произнес Усольцев.
