– Пора спать. Ты ведь очень устал, Людвиг, верно?
– Да. Теперь, кажется, опять устал.
Штайнер провел ладонью по волосам женщины.
– Пойди и ты спать, Лило…
– Хорошо. – Она послушно встала. – Спокойной ночи…
Керн и Штайнер улеглись. Штайнер погасил лампу.
Через некоторое время послышался его голос:
– Знаешь, нам надо жить так, словно мы никогда уже не вернемся в Германию.
– Да, – согласился Керн. – Мне это не так уж трудно.
Штайнер закурил. При редких затяжках ярко вспыхивал красноватый огонек.
– Дать и тебе сигарету? – спросил он. – В темноте у них почему-то совсем другой вкус.
– Давай.
Штайнер нащупал ладонь Керна и сунул в нее пачку сигарет и спички.
– Как тебе жилось в Праге? – спросил Штайнер.
– Хорошо. – Керн помолчал и несколько раз затянулся. Потом сказал: – Я там познакомился кое с кем.
– Из-за этого и приехал в Вену?
– Не только из-за этого. Но она тоже в Вене.
Штайнер улыбнулся в темноте.
– Малыш, никогда не забывай – ты странник. Пусть у странников будут приключения. Но ничего, что могло бы вырвать кусок их сердца, когда им надо вновь отправляться в путь.
Керн промолчал.
– Этим я вовсе не хочу осудить приключения, – добавил Штайнер. – И сердце человеческое, конечно, тоже нет. И уж меньше всего тех, кто дает нам в пути хоть крупицу тепла. Если я кого и осуждаю, то нас самих. Брать-то мы берем, а вот дать можем лишь самую малость.
– Мне кажется, я вообще ничего не могу дать. – Вдруг Керн почувствовал себя совершенно обескураженным. Что он, собственно, может предложить Рут? Только свое чувство. Но ведь это, кажется, ничтожно мало. Просто он слишком молод и несведущ, вот и все.
– Знаешь, малыш, – спокойно сказал Штайнер, – мало – это уже почти все…
– Смотря от кого…
Штайнер улыбнулся:
– Не бойся, малыш. Все, что чувствуешь от души, – правильно. Вот ты и окунись в свое чувство. Но смотри не привязывайся! – Он загасил окурок. – Спи спокойно. Завтра пойдем к Потцлоху…
– Спасибо. Уверен, что отлично высплюсь у тебя…
Керн положил сигарету в сторону и зарылся головой в подушку чужой женщины. Он все еще чувствовал себя обескураженным, но вместе с тем и почти счастливым.
IXДиректор Потцлох был расторопным маленьким человечком с взъерошенными усами и огромным носом, с которого то и дело соскальзывало пенсне. Вечно он куда-то спешил, особенно когда делать было нечего.
– Что такое? Говорите скорее! – произнес он, когда Штайнер и Керн пришли к нему.
– Ведь нам нужен помощник, – сказал Штайнер. – Днем для уборки, вечером для телепатических опытов. Вот вам такой помощник! – Он указал на Керна.
– А он что-нибудь умеет?
– Все, что нам нужно.
Потцлох хитро подмигнул Штайнеру:
– Знакомый небось? Чего он требует?
– Еду, жилье и тридцать шиллингов. Для начала, разумеется.
– Но ведь это же целое состояние! – вскричал директор Потцлох. – Гонорар кинозвезды! Вы что же, Штайнер, решили разорить меня? Почти столько же платят молодому чернорабочему, официально зарегистрированному в полиции, – добавил он уже более миролюбивым тоном.
– Я могу работать и бесплатно, – быстро вставил Керн.
– Браво, молодой человек! Именно так начинают будущие миллионеры! Только скромные люди делают карьеру! – Лукаво улыбаясь, Потцлох шумно выдохнул воздух носом и поправил соскользнувшее пенсне. – Но вы еще не знаете Леопольда Потцлоха, последнего из друзей человечества! Я буду платить вам гонорар! Чистых пятнадцать шиллингов в месяц! Гонорар, говорю я вам, дорогой друг! Гонорар, а не жалованье! С сегодняшнего дня вы артист! Гонорар в пятнадцать шиллингов – это больше, чем тысяча шиллингов жалованья. А он что-нибудь особенное умеет делать?
– Немного играю на пианино, – сказал Керн.
Потцлох энергично насадил пенсне на нос.
– Вы умеете играть тихо? Этакую музыку для настроения?
– Тихо я играю лучше, чем громко.
– Отлично! – Потцлох преобразился в фельдмаршала. – Пусть разучит что-нибудь в египетском духе! Распиливание мумии и номер «Дама без ног и живота» должны идти под музыку!
Он исчез. Штайнер посмотрел на Керна и укоризненно покачал головой.
– Ты подтверждаешь мою старую теорию, – сказал он. – Я всегда считал евреев самым глупым и доверчивым из всех народов мира. Ведь ты мог бы запросто выжать из него тридцать шиллингов.
Керн улыбнулся:
– Ты забываешь одно: панический страх, порожденный целым тысячелетием погромов и гетто. Если учесть это, то евреев можно назвать даже довольно смелым народом. А я-то ведь и не настоящий еврей, а всего лишь жалкий метис.
Штайнер ухмыльнулся:
– Ну ладно, пошли! Будем есть мацу! А нет мацы – отметим осенний праздник кущей. Лило отлично готовит.
Заведение Потцлоха состояло из трех секторов: карусели, тира и «Панорамы всемирных сенсаций». После завтрака Штайнер посвятил Керна в некоторые из его новых обязанностей. Он должен был содержать в чистоте карусель и начищать до блеска латунные бляхи на сбруе деревянных лошадок.
Керн принялся за дело. Он не только коней надраил, но и привел в полный порядок и плавно качающихся оленей, и лебедей, и слонов. Он так углубился в работу, что не услышал, как к нему подошел Штайнер.
– Пойдем обедать, малыш!
– Что – опять есть?
– Да, опять. Немного непривычно, а? Но ведь ты живешь среди артистов. Здесь господствуют самые что ни на есть буржуазные обычаи. Даже между обедом и ужином сервируется полдник – кофе с пирогом.
– Ну прямо страна молочных рек с кисельными берегами! – Керн выполз из-под гондолы, влекомой китом.
– Господи Боже мой! – сказал Керн. – В последнее время все идет так хорошо, что я начинаю пугаться. Сначала сплошное везение в Праге, а теперь и в Вене. Вчера я не знал, где переночую, а сегодня у меня и работа, и квартира! Да еще обедать зовут! Прямо не верится!
– А ты верь! – ответил Штайнер. – Не раздумывай, принимай все, как оно есть. Старый девиз странствующих людей!
– Надеюсь, это продлится еще хоть немного!
– Это продлится еще по крайней мере три месяца, – сказал Штайнер. – Пока не наступят холода.
Лило поставила на траву перед фургоном шаткий столик. Потом принесла большую миску с овощным супом и мясное блюдо. Все сели обедать. Был светлый день. В воздухе уже чувствовалось легкое дыхание надвигающейся осени. На лужайке среди развешанного на веревках белья порхали желто-зеленые бабочки.
Штайнер потянулся, широко раскинув руки.
– Здоровая пища, здоровая жизнь!.. А теперь встали и пошли в тир.
Он показал Керну винтовки и научил, как их заряжать.
– Есть два типа стрелков, – сказал он. – Честолюбивые и жадные.
– Как и в жизни, – буркнул проходивший мимо директор Потцлох.
– Честолюбивые стреляют по картам и номерам, – продолжал свои пояснения Штайнер. – Эти не опасны. Жадные – те всегда хотят что-нибудь выиграть. – Он показал на этажерки у задней стенки тира. Они были уставлены плюшевыми мишками, куклами, пепельницами, бутылками с вином, бронзовыми фигурками, предметами домашнего обихода и тому подобными вещами.
– Они обязательно хотят выиграть то, что стоит на нижних полках. Но если клиент набрал пятьдесят очков, то он автоматически перекочевывает на верхние этажи, а там каждая вещь стоит уже десять шиллингов и больше. Вот тут-то и надо зарядить винтовку одним из оригинальных волшебных патронов директора Потцлоха. Они выглядят точно так же, как и остальные. Вот они – лежат с этой стороны. Стрелок, конечно, удивляется, когда вдруг начинает попадать только в двойку или в тройку. А все очень просто – в эти патроны заложено чуть меньше пороху, понимаешь?
– Понимаю.
– И главное, молодой человек, никогда не меняйте винтовку! – заявил директор Потцлох, снова оказавшийся сзади. – Насчет винтовок все они очень недоверчивы, а на патрон внимание не обращают. И потом – соблюдайте принцип равновесия! Клиент все-таки должен что-то выиграть. А нам нужно что-то заработать. И то и другое надо как-то уравновесить, так сказать, сбалансировать! Если вам это удается, значит, вы – истинный знаток жизни! Говорю это без преувеличений! Если же какой-нибудь клиент стреляет у нас особенно часто, то его, конечно, можно допустить и на верхнюю полку этажерки.
– Кто распатронил пять шиллингов, тот вправе выиграть одну из бронзовых богинь, – сказал Штайнер. – Ее стоимость один шиллинг.
– Молодой человек, – сказал Потцлох, и в голосе его внезапно зазвучала патетическая угроза, – считаю нужным сразу же обратить ваше внимание на главный выигрыш. Запомните: он не-вы-и-гры-ва-ем! Понимаете? Это – принадлежащая мне лично вещь! Из моей квартиры! Это шедевр! – Он указал на серебряную корзину для фруктов с двенадцатью серебряными тарелочками и соответствующим числом приборов. – Умрите, но не давайте никому выбить шестьдесят очков. Обещаете?