– Как живете? – спросил он Керна. – Все в порядке?
Керн рассказал о своем посещении коммерческого советника Оппенгейма. Биндер внимательно слушал. Он расхохотался, узнав о попытке Керна просить у Оппенгейма протекции.
– Тут вы допустили явную ошибку, – сказал Биндер. – Не знаю более трусливой жабы, чем Оппенгейм. Но ничего, сегодня я предприму против него карательную экспедицию.
Он ушел и вернулся к вечеру, размахивая кредиткой в двадцать франков.
– Вот это да! – сказал Керн.
Биндер брезгливо поморщился:
– Все это было не так уж красиво, можете мне поверить. Националист господин Оппенгейм! У него миллионы, и только поэтому он, видите ли, все понимает. Деньги делают людей совершенно бесхарактерными, вам не кажется?
– Отсутствие денег дает тот же результат.
– Да, но гораздо реже. Я его здорово напугал, наговорив кучу диких новостей про Германию. Он раскошеливается только в состоянии испуга. Думает откупиться от судьбы. Разве я не указал этого в списке?
– Нет, там написано: «Деньги дает только под сильным нажимом».
– Это одно и то же! Но погодите, не ровен час! Не исключено, что мы еще встретим нашего коммерческого советника как вполне равноправного коллегу где-нибудь на шоссе. Это дало бы мне большое удовлетворение.
Керн рассмеялся:
– Он и тогда найдет выход из положения. Но скажите, Биндер, зачем вы приехали в Люцерн?
– В Цюрихе запахло жареным. За мной началась слежка. И кроме того… – он нахмурился, – время от времени я приезжаю сюда для получения писем из Германии.
– От родителей?
– От матери.
Керн замолчал. Он вспомнил собственную мать. Изредка он ей писал, но ответа ни разу не получил – его адрес непрерывно менялся.
– Вы любите торт? – спросил Биндер после паузы.
– Конечно, люблю. А у вас разве есть?
– Есть. Подождите минутку.
Он вернулся с картонной коробкой и извлек из нее небольшой песочный торт, аккуратно завернутый в шелковую бумагу.
– Прямо с таможни, – сказал Биндер. – Знакомые привезли.
– Тогда съешьте его сами, – сказал Керн. – Сразу видно, мама испекла!
– Да, именно она. Поэтому я и не прикоснусь к нему. Не могу!
– Этого не понимаю. Господи, если бы я получил торт от матери! Я ел бы его целый месяц! Каждый вечер по крохотному кусочку.
– Да поймите же! – глухо и резко произнес Биндер. – Торт прислан не мне, а моему брату.
– Но вы же говорили, что ваш брат умер, – удивился Керн.
– Да, говорил. Но она этого еще не знает.
– Как не знает?
– А вот так! Не могу ей написать. Просто не могу. Она умрет, если узнает. Брат был ее любимцем, а меня она никогда особенно не жаловала. Впрочем, он и в самом деле был лучше меня. Потому-то и не выдержал. А я не пропаду! Ни за что не пропаду! Сами видите, какой я ловкач! – Он злобно швырнул на пол деньги, полученные от Оппенгейма.
Керн поднял кредитку и положил ее на стол. Биндер присел и закурил. Затем достал бумажник и вынул из него письмо.
– Вот ее последнее письмо. Оно пришло вместе с тортом. Прочтите и вы поймете, как все это бередит душу.
Письмо было написано на бледно-голубой бумаге, мягким, наклонным, словно девичьим почерком. «Мой искреннейше любимый Леопольд! Вчера я получила твое письмо и так обрадовалась, что сначала должна была присесть и немного успокоиться. Потом вскрыла его и начала читать. После всех этих треволнений сердце начало пошаливать, ты это, конечно, и сам понимаешь. Как я рада, что наконец ты нашел себе работу! Твой заработок пока еще невелик, но ничего, не расстраивайся; будь трудолюбив, и ты выдвинешься, а со временем даже сможешь возобновить свои занятия. Дорогой Леопольд, следи за Георгом, прошу тебя. Он всегда действует так порывисто и необдуманно. Но пока у меня есть ты, я спокойна. Утром испекла твой любимый песочный торт. Посылаю его тебе, надеюсь, он не слишком засохнет. Хотя когда песочный торт немного суховат, то это тоже не страшно; поэтому я испекла тебе именно песочный торт, а то послала бы тебе франкфуртский крендель – ведь его ты любишь больше всего. Но он бы испортился в пути. Дорогой Леопольд, как только сможешь, напиши мне снова. Я все время так волнуюсь. Не пришлешь ли мне какую-нибудь новую фотографию? Надеюсь, скоро мы опять будем все вместе. Не забывай меня. Твоя любящая мать. Привет Георгу».
Керн положил письмо на стол.
– Фотографию! – сказал Биндер. – Где же мне раздобыть его фотографию?
– Она недавно получила последнее письмо от вашего брата?
Биндер отрицательно покачал головой:
– Он застрелился год назад. С тех пор от его имени пишу я. Научился подделывать почерк. Она ничего не должна знать. Ни за что!.. Вы тоже так считаете? – Биндер выжидательно посмотрел на Керна. – Да скажите же, согласны вы со мной?
– Согласен. Так, пожалуй, лучше.
– Ей уже шестьдесят. Шестьдесят лет плюс плохое сердце. Долго ей не протянуть. А я постараюсь, чтобы до самой смерти она ничего не узнала… Не узнала, что он сам… Понимаете?.. Этого она не вынесет.
– Понимаю.
Биндер встал.
– Теперь я опять должен написать ей письмо. От Леопольда. Хоть бы поскорее это осталось позади. Но фотография… Откуда же ей быть?
Он взял письмо со стола.
– Заберите торт, прошу вас! Не хотите есть сами – отдайте его Рут. А рассказывать ей всю эту историю, конечно, незачем.
Керн колебался.
– Торт хорош, – сказал Биндер. – Отрежу себе маленький кусочек… совсем крохотный… – Он достал из кармана складной нож, срезал тонкий ломтик торта и вложил его в письмо матери. – И знаете… – растерянно добавил он. – Мой брат не бог весть как любил мать. Любил ее я… я… Странно, правда?
Он направился к себе в комнату.
Было около одиннадцати вечера. Рут и Керн сидели на террасе. Биндер спустился по лестнице и подошел к ним. Он снова был собран и элегантен.
– Пойдемте куда-нибудь, – предложил он. – Уснуть я не смогу, а оставаться одному сегодня не хочется. Я знаю одно вполне безопасное кафе. Посидим там часок, не больше. Доставьте мне это удовольствие!
Керн посмотрел на Рут.
– Ты устала? – спросил он.
– Не устала.
– Доставьте мне это удовольствие! – повторил Биндер. – Только на часок. Увидите что-то новое.
Он повел их в танцевальный бар. Рут заглянула внутрь.
– Слишком шикарно, – сказала она. – Не для нас!
– А для кого же еще, если не для нас, космополитов? – мрачно сострил Биндер. – Да и не так уж тут шикарно – присмотритесь как следует. Шику здесь ровно настолько, чтобы отвадить сыщиков. А коньяк стоит не дороже, чем в любом другом месте. Оркестр первоклассный. Иногда это тоже нужно. Так что войдем, прошу вас! Вот свободные места.
Они сели за столик и заказали коньяк.
– Все не важно, – сказал Биндер, поднимая рюмку. – Давайте веселиться! Жизнь скоро кончится, и будем ли мы радоваться или горевать – все равно, ни за то, ни за другое нам потом не заплатят.
– Верно! – Керн тоже взял рюмку. – Вообразим, что мы просто швейцарские граждане, что у нас есть квартира в Цюрихе, а сегодня мы приехали развлекаться в Люцерн. Согласна, Рут?
Рут одобрительно кивнула и улыбнулась.
– Или вот что – мы туристы! – заявил Биндер. – Богатые туристы!
Он выпил рюмку и заказал себе вторую.
– Вы тоже выпьете еще? – спросил он Керна.
– Попозже.
– Лучше сразу. Тогда скорее поднимется настроение. Пожалуйста, не возражайте!
– Хорошо, не буду.
Они сидели за столиком и наблюдали за танцующими. Здесь было много молодежи в их возрасте. Но они почему-то походили на трех заблудившихся детей, которые попали в чужую компанию и растерянно глазеют вокруг. Их тяготило не только ощущение безродности и неприкаянности, но и сознание своей безрадостной молодости, почти лишенной надежд на будущее. «Что же с нами творится? – подумал Керн. – Ведь мы хотели радоваться и веселиться! Ведь у меня есть все, что может иметь человек, и даже, пожалуй, больше! Так в чем же дело?»
– Тебе здесь нравится? – спросил он Рут.
– Да, очень, – ответила она.
В баре воцарился полумрак, пестрый луч прожектора заскользил по танцевальному кругу, и на паркете вихрем закружилась стройная, хорошенькая танцовщица.
– Замечательно! – воскликнул Биндер и захлопал в ладоши.
– Чудесно! – Керн тоже зааплодировал.
– А музыка какая!
– Первоклассная!
Они сидели, полные готовности восхищаться всем окружающим, быть легкими и жизнерадостными; но все словно было посыпано пылью и пеплом, и они сами не знали, почему это так.
– Потанцевали бы! – предложил Биндер.
– Хочешь? – Керн встал.
– Кажется, я разучилась танцевать, – сказала Рут.
– И я разучился. Тем проще для нас обоих.
С минуту она поколебалась, потом встала и направилась с Керном к танцевальному кругу. Разноцветные лучи прожекторов шарили по танцующим.
– Вот видишь, дали фиолетовый свет, – сказал Керн. – Теперь нас никто не заметит!
