2 июля Ставка Верховного Главнокомандования предупредила нас, что наступления противника следует ожидать между 3 и 6 июля. Войска фронта были приведены в полную боевую готовность и заняли свои места в обороне.
В центрально-черноземном районе России — Воронежской, Курской, Орловской областях — июльские ночи непередаваемо прекрасны. На иссиня-черном небе перемигиваются яркие звезды. В рощах и садах слышны соловьиные трели. Воздух чист. Полевые цветы и травы наполняют его чудесным, характерным только для этих мест ароматом.
Вот такая ночь и выдалась на 4 июля 1943 года. Никто, конечно, не мог подозревать, что она будет последней тихой ночью на нашем фронте. Заалел рассвет. Солнце своими теплыми лучами быстро рассеяло предутреннюю дымку. Над землей струилось марево.
Кругом стояла настороженная тишина. Наблюдатели находились на своих местах, стараясь понять, что творится в стане врага. Но и там стояла эта зловещая фронтовая тишина. Погожий июльский день тянулся томительно долго. Наступил вечер. Но и он не нарушил тишины.
В ночь на 5 июля разведчики 15-й стрелковой дивизии 13-й армии пошли за «языком». И вдруг перед нашим передним краем, в районе деревни Тагино, они обнаружили вражеских саперов, которые делали проходы в наших минных полях. Завязалась короткая схватка. 14 были убиты, двое бежали, а один из вражеских саперов был взят в плен. Он оказался солдатом саперного батальона 6-й немецкой пехотной дивизии.: На допросе пленный показал, что наступление назначено на 3 часа утра 5 июля. Мы тогда, конечно, не знали, что в этот час войскам противника был зачитан приказ Гитлера, в котором говорилось: «Колоссальный удар, который будет нанесен сегодня утром советским войскам, должен потрясти их до основания. Помните, что от вашего удара зависит все!»
Показания пленного немедленно доложили К. К. Рокоссовскому. Павел Трояновский, корреспондент «Красной звезды», который находился тогда в нашем штабе, потом правдиво рассказал о том, что происходило у нас.
«Связываться со Ставкой было уже поздно. И командующий фронтом генерал Рокоссовский принимает решение: обрушить на врага всю мощь запланированных для этой цели огневых средств.
Вот что сказали Рокоссовскому другие начальствующие лица штаба фронта.
Генерал Телегин:
— Решение единственно правильное и единственно возможное. Обеими руками, всем сердцем за него.
Генерал Малинин:
— Другого решения не может быть. Я за, за и за. Генерал Галаджев:
— Партийная совесть человека на стороне вашего решения. Отвечать за него будем все вместе.
Генерал Казаков:
— Наши мысли не первый раз идут в одном направлении. Разрешите считать ваше решение приказом».
Помню, тогда Константин Константинович сказал мне:
— Действуйте, Василий Иванович.
Хочу заметить, что до того, как отдать приказ о проведении артиллерийской контрподготовки, штаб артиллерии фронта уже отдал все необходимые предварительные распоряжения командующим артиллерией армий. Ведь до захвата в плен сапера в прошлую ночь перешел на нашу сторону солдат противника по национальности словак. Он тоже сказал, что наступление немцев намечено на 5 июля. Офицеры оперативного отдела штаба артиллерии фронта неотлучно находились на узле связи, требуя того же от офицеров штабов артиллерии армий. Так что у нас все было готово к быстрой передаче артиллерийским полкам и дивизиям приказа командующего фронтом.
В 2 часа 20 минут 5 июля в полном соответствии с разработанным планом сотни орудий и минометов открыли внезапный ураганный огонь по позициям артиллерии, сосредоточениям пехоты и танков, штабам, узлам связи, складам и другим целям врага. Контрподготовка длилась 30 минут, и за это время наша артиллерия выпустила на головы врага около 50 тысяч снарядов и мин. Затем ночная степь притихла, и только изредка тишину июльской ночи разрывала где-нибудь пулеметная очередь.
В войсках и штабах ждали, когда же противник начнет свою артиллерийскую подготовку? Если она не последует, значит, показания пленных были ложными, и наша контрподготовка может пойти нам во вред.
Время тянулось медленно, нервное напряжение росло. Но ждать пришлось не так уж долго. В 4 часа 30 минут противник начал артиллерийскую и авиационную подготовку. Ему понадобилось полтора часа, чтобы привести себя в порядок. Огонь его артиллерии начался неорганизованно и был мало эффективен. Мы не замедлили воспользоваться этим. Уже в 4 часа 35 минут наша артиллерия провела вторую контрподготовку. Она совсем ошеломила врага. Всего было подавлено 90 артиллерийских и минометных батарей, 60 наблюдательных пунктов противника, взорвано 10 больших складов с боеприпасами и горючим. Особенно велики были потери в личном составе вражеских войск.
Ведь, как известно, ударные группировки противника заняли исходные положения для наступления и его войска находились в довольно сосредоточенных боевых порядках. Естественно, что удар нашей артиллерии как раз пришелся по ним. Как показали впоследствии пленные, только одна рота 195-го пехотного полка потеряла убитыми 80 человек. 167-й пехотный полк потерял до 600 солдат и офицеров. 216-й штурмовой истребительно-противотанковый дивизион потерял 12 орудий.
По всей вероятности, еще более сильное воздействие оказала наша контрподготовка на моральное состояние фашистских солдат. Они убедились, что «колоссального удара» по советским войскам, какого хотел Гитлер, не получилось.
Наоборот, наша артиллерия нанесла мощнейший удар, и советские войска во всеоружии встретили наступление немцев. Очень любопытны в этом отношении показания командира роты 9-й танковой дивизии:
«Эти 30 минут были настоящим кошмаром. Мы не понимали, что случилось. Обезумевшие от страха офицеры спрашивали друг друга: «Кто же собирается наступать— мы или русские?» Рота потеряла 20 человек убитыми и 38 ранеными… Убит командир нашего батальона… Шесть танков вышли из строя, не сделав ни одного выстрела».
Тем не менее немецко-фашистские войска после своей артиллерийской и авиационной подготовки все же пошли в наступление. Завязалась упорная, изнурительная, ожесточенная борьба. Гитлеровцы верили в свои «тигры», «пантеры» и «фердинанды» и шли напролом, не считаясь ни с какими потерями.
Всю ночь на 5 июля мы не спали. Утром, когда боевые действия развернулись во всю свою силу, все стало предельно ясным. Кончились наши сомнения. Естественно, в штабе фронта все ждали указаний командующего. Но вместо каких-либо распоряжений Рокоссовский спросил нас:
— Все ли уверены в своих планах и в полной готовности подчиненных частей выполнять боевые задачи?
Получив положительный ответ, он неожиданно для нас, тепло улыбнувшись, сказал:
— Ну, раз так, то я советую всем часика два-три отдохнуть. Иначе если мы будем бодрствовать, то наверняка начнем дергать командармов и начальников армейских служб, запрашивать обстановку и тому подобное. Полагаю, им самим нужно еще во всем разобраться, проанализировать поступающие донесения из дивизий и полков, оценить обстановку. На все это уйдет немало времени. Уверяю вас, что, как только им все станет ясно, они сами доложат. Поэтому я иду спать и вам всем советую сделать то же самое. — И он оставил нас.
Не знаю, спал ли тогда Константин Константинович, но достоверно одно: его телефон молчал до тех пор, пока не начали поступать доклады командармов о развитии боевых действий на их участках фронта.
Несмотря на то, что враг понес потери во время нашей контрподготовки и что наступление он начал с запозданием и лишь после того, как привел себя в порядок, все же первые его удары были очень сильными.
Так, например, в полосе 13-й армии враг ввел в бой одновременно пять пехотных и три танковых дивизий, в составе которых находилось около 1200 танков и самоходных орудий. Это была огромная сила, способная смести все на своем пути. На это и рассчитывало гитлеровское командование.
Я не зря первую часть этой главы посвятил рассказу о том, как серьезно мы готовились к летним боям и что для этого было сделано. Теперь вся заблаговременно проделанная титаническая работа приносила нам успех. Первые атаки врага были отбиты. Неприятельская пехота, отсеченная от танков огнем артиллерии и стрелкового оружия, залегла перед нашим передним краем, а танки, встреченные интенсивным огнем прямой наводкой и с закрытых огневых артпозиций, отошли, понеся потери.
С началом боевых действий лавина вражеских танков на большой скорости устремилась к нашему переднему краю, ведя огонь с ходу, угрожая смять оборону. Но вот первая волна танков попала на минные поля. Естественно, часть из них подорвалась на минах. Скорость движения танков резко снизилась. Уцелевшие на минных полях машины, стремясь изменить направление движения, невольно подставляли свои борта (наиболее уязвимая часть танка) под огонь наших противотанковых орудий, расположенных в непосредственной близости от переднего края. Замедлившие скорость своего движения и пытавшиеся маневрировать на минных полях вражеские танки становились хорошей мишенью для наших противотанковых орудий.
