— Исмаил, все, что ты говоришь — правильно, и мне трудно возразить тебе, но разве зло, творимое другими, делает приносимое тобой зло меньше? Представь, сколько людей рыдает по твоей вине? Сколько могил вырыто поставляемым тобой порошком? Твой бизнес преступен не меньше, чем злодеяния, записанные вон на этой флэш-памяти, — я постучал себя по нагрудному карману, обозначая место, где она сейчас находилась.
— Зло, творимое шайтаном, не оправдает тобой творимого зла, — процитировав какое-то изречение, Исмаил-Хан понурил голову. — Моя печаль в том, что даже если бы захотел, я бы не смог бросить своего дела. Мне надо жить, семье надо жить, племени надо жить. Всем надо жить. А где взять деньги, чтобы одеться, где взять хлеб, чтобы всех накормить?
— Но у вас достаточно земли, можно растить пшеницу, виноград, выращивать скот.
— Зачем растить пшеницу, если ее все равно вытопчут танками, сожгут огнеметами? Зачем выращивать скот, если придут солдаты и все равно перестреляют себе на потеху или зарежут на мясо? Зачем растить, выращивать, а потом пухнуть с голоду? Нет, такого мне не надо. А мак — не пшеница и не животное, мак неприхотлив, он лучше растет, он меньше горит, он больше приносит прибыли. И американцы его не трогают. Почему-то…
— Действительно, странно. Когда мы с Джоном летели на вертолете, внизу доцветало несколько маковых полей, я еще подумал, чего стоит полить сверху гербицидами, и все, хана проблеме. Раньше я считал, что опиумные плантации маскируют, маскировочные сети там или еще что, а их и не прячет особо никто.
— Не прячет, — подтвердил Исмаил, и мы замолчали. У каждого своя правда, и поди разберись, чья весомее. Он думает о своем народе, я о своем. Найдется когда-нибудь кто-то, кто не на словах, а на деле подумает обо всех сразу? «Придут люди с севера и принесут в мир добро и любовь…» Может, они?
Белая «Нива», поднимая клубы пыли, мчалась по извилистой дороге. Точнее, дороги как таковой не было, и водитель машины выбирал путь сам, на большой скорости объезжая попадающиеся на пути камни и рытвины. Не доезжая до нас метров пятьсот, «Нива» уткнулась в непреодолимую преграду и встала.
— Нам надо идти, — Исмаил закинул за спину тяжелый рюкзак — мы загрузили в него винтовки и разгрузки Аллы и Лени. Снаряжение Эда и мое — автоматы и разгрузки — спрятали в нагромождении скал, надежно укрыв полиэтиленовой пленкой и завалив камнями.
— Когда-нибудь заберу, — пообещал Исмаил. Пусть берет, мне без надобности.
Меж тем, пока я раздумывал, Исмаил подтянул лямки рюкзака, перехватил удобнее ствол автомата, обернулся к стоявшим в ожидании вертолетчикам. Обнял одного, второго.
— Удачи вам! — я крепко пожал руку Ахмеда, осторожно обнял Саида. — Выздоравливай.
— Ни пуха, ни пера! — пожелали мне оба. Я помедлил, махнул рукой:
— К черту! — развернулся и пошагал вслед за удаляющимся Ханом.
Мы еще не успели пройти и половины пути, как за спиной послышались звуки раскручивающихся винтов. «Удачи вам, летуны!» — пожелал я мысленно. Хотелось верить — все плохое закончилось. «Вот только как контрабандисты собиралась меня переправлять в Россию?» — подумал я и, догнав Исмаила, не преминул задать ему этот вопрос. Но он только усмехнулся и промолчал.
Встречали нас двое.
— Все, как ты просил, привезли, — вместо приветствия сообщил один из них — широкоплечий, толстый мужик с лицом истинного азиата, вытаскивая из багажника большой мешок. — Вода, вяленая говядина, колбаса, хлеб-лепешки и так по мелочи.
— Хоп.
— Обратно сразу пойдешь? — спросил уже второй, поднявшийся с пассажирского сиденья щуплый парень лет двадцати пяти.
— Что тянуть? — Исмаил стал быстро перекладывать привезенное в свой рюкзак.
— «М-16»? — тощий оказался подле рюкзака Хана. — Где надыбал?
— Там, — Исмаил показал куда-то за спину.
— А америкосы не обидятся? — в голосе тощего прозвучала не наигранная тревога.
— Это на них, — Хан кивнул в мою сторону.
— Это из-за него весь сыр-бор? — они обсуждали меня так, как будто меня тут не было. — И что это Хакимулла из-за него так сильно беспокоился? Мужик как мужик…
— Слушай, ты, — меня этот тощий тип достал, я резко развернулся, сгреб его левой рукой за рубашонку и рванул на себя. — Заткнись, ладно, а?
— Молчу, — покладисто поднял руки вверх тощий, а его напарник начал смеяться. — Кстати, меня Аркадием зовут.
— Михалыч, — процедил я, разжимая пальцы.
— Расул, — тощий показал на хихикающего азиата. — И что ржешь? Что ржешь?
— Я же тебе говорил, кореш, когда-нибудь язык тебе обрежут. — Расул перестал хохотать, но продолжал улыбаться.
— Накаркаешь. — И вновь обратившись ко мне: — Так почему за тобой америкашки-то гонялись?
Тощий был неисправим.
— Отвали.
— Пора мне. — Исмаил-Хан взвалил тяжелый рюкзак на плечи, потоптался на месте, проверяя, удобно ли подогнаны лямки, повернулся ко мне: — Обязательно доберись до дома.
— Доберусь! — пообещал я. — Береги себя!
— Хоп. Аркаша, лист бумаги, ручка есть?
— Есть, — ответил, и тут же: — А что?
— Сюда дай да, — потребовал Исмаил.
Тощий нехотя добрел до машины. Полез в бардачок, вытащил оттуда блокнот и перепачканную чернилами ручку.
— Оп… ля, опять вытекла, — видимо, подобное происходило не впервые, что, собственно, и неудивительно, жара разжижала любую жидкость. — А, нет, пишет, — обрадованный открытием Аркадий принес и подал ручку Исмаилу. Тот взял и что-то долго старательно писал — слева направо. Затем вырвал листок и протянул мне. На белой страничке было написано всего несколько цифр — телефонный номер.
— Если когда-то потребуется помощь, позвонишь по этому номеру, спросишь Вячеслава, скажешь, от Хана, тебе помогут.
— Спасибо, — поблагодарил я, не собираясь никогда пользоваться этой любезностью. Но телефон запомнил и бумажку положил в карман куртки к лежавшей там флэш-памяти.
— Бывай, брат! — обнял уходящего Аркашка.
— В камышах аккуратнее, говорят, там какой-то дурак опять мин понаставил, — напутствовал азиат.
— Удачи! — пожелал я.
— Следующий раз как всегда, — Исмаил развернулся и зашагал в южном направлении. Мы какое-то время смотрели ему вслед.
— И нам тоже пора, — Расул направился к водительскому месту.
— Пора, — Аркадий хмыкнул. — А он что, так и поедет? — его скептический взгляд прошелся по моему измазанному в крови камуфляжу.
— Открывай багажник, — Расул был вынужден согласиться, что в таком виде мне ехать нельзя.
— Держи! — заглянув в багажник, Аркашка притащил небольшой пакет, забитый какими-то шмотками. Как оказалось, в нем лежала старая, видавшая виды и измазанная смазкой рубаха и такой же степени сохранности штаны. И все это было на три размера больше меня.
— И куда это мне? — я оттянул пояс спадающих с меня штанов.
— Нормально, сойдет! — Аркашка с оптимизмом похлопал меня по плечу. — Видок, конечно, не ахти, но мимо кордонов проехать поможет. Я, кстати, на заднее сиденье полез. А ты спереди садись. На всякий случай, если остановят.
— Почему спереди? — возмутился я. — У меня ни документов, и вообще ни хрена нет!
— Вот потому и спереди. Спереди если сидишь — значит, никого не опасаешься, значит, все у тебя порядке. А вот сзади такого увидят — обязательно документ спросят. Это тебе, брат, не хухры-мухры, это психология.
— А если все же спросят? — я не собирался сдаваться с такой легкостью.
— Если что, скажем, брат приехал, — Аркадий осклабился, затем, перестав улыбаться, серьезно добавил: — Откупимся.
После этих слов я вспомнил об оставленных в лежавшей на земле камуфлированной куртке долларах, нагнулся, поднял, стараясь не привлекать чужого внимания, сунул их в карман к уже лежавшей там карте памяти и листку с номером московского телефона.
— Так поехали, что ли? — Аркашка полез на заднее сиденье.
— Погоди, — Расул направился к багажнику, достал оттуда канистру с маслом, подошел к моей одежде, обильно полил и, достав зажигалку, поджег. Черная копоть потянулась вслед за ушедшим Исмаилом. Расул же подождал, когда все это разгорится, палочкой разок перевернул камуфляж, удовлетворенно хмыкнул, вернул канистру в багажник и сел за руль. Вставив в замок зажигания ключ с висевшим на нем огромным брелоком-камнем, он повернул его и долго гонял стартер, ожидая, когда двигатель отзовется на его усилия. Наконец раздался хлопок, мотор завелся и затарахтел.
— Барахлит? — поинтересовался я.
— Бензин, — недовольно проворчал Расул, включая скорость и резко выкручивая руль. Развернувшись, он прибавил газа и, объезжая большие камни и игнорируя мелкие, помчался к виднеющейся вдалеке грунтовке. Если все будет, как мне обещают, то скоро я окажусь дома. Дома… А ведь когда-то мы начинали считать себя дома, стоило только нам пересечь «речку». Как давно это было, в другой жизни…
