XXXI
Караваев, дав две короткие очереди с колен, упал на живот в снег и, не мешкая, продолжил вести огонь. Первая его очередь полоснула по укрытию пулеметчика, сметя слой снега и вскрыв желтую рассыпчатую массу. Так и есть – под снегом был песок.
Метко выпущенная Караваем очередь заставила немецкого пулеметчика на время умолкнуть. Каравай тут же принялся за бронетранспортер. Один, потом второй немец с криками покатились по снегу. Тут же, в ответ, с бронетранспортера заработал крупнокалиберный ствол. Пули сорвали штукатурку со стены дома прямо над головой Караваева.
Андрей хорошо видел каску немца, который вел огонь с кузова бронетранспортера. Она торчала поверх защитного бронированного борта. Вскинув карабин, Андрей несколько секунд старался умерить дыхание, стремясь максимально совместить ритм вздымающейся и опадающей груди с ритмом покачивания мушки на кончике ствола.
Наконец, он выстрелил. В прицельной мушке каску на долю секунды сменило мелькнувшее лицо фашиста. Потом каски уже не было видно, и пулемет замолчал.
Этим тут же воспользовался Караваев, вскочив на ноги и бросившись к ближайшему углу дома. Его движение уже прикрывали Аникин, Крапива и Шуля. Андрей и Шулепин вели огонь по залегшим где попало фашистам из карабина и ППШ. Крапивницкий стремглав развернул в сторону врага трофейный МГ и принялся поливать весь сектор улицы непрерывными очередями.
Несколько немцев пытались укрыться за массированными бортами бронетранспортера. Остальные расползались, как тараканы, по снегу, ища спасительную защиту по всевозможным щелям.
– Вот гады… приперли целым гуртом… – выкрикнул Крапивницкий, давая миг передышки своему новоприобретенному оружию.
– Бей по пулеметчику, Крапива! – крикнул ему в ответ Аникин.
Немец занял хорошую позицию, держа под прицелом выход из поворота. Его меткие очереди заставили Андрея отползти на несколько шагов назад. Крапивницкий, наоборот, вдруг выполз почти на середину скрытой под снегом мостовой. Не обращая внимания на свистящие возле него пули, он принялся по прямой поливать очередями засевшего за кучей песка эсэсовца.
Настойчивость Крапивы сделала свое дело. Пули разгрызли затвердевший слой песка, намерзший снаружи, и вклинились в мягкое нутро кучи. В мгновение ока, подобно буру, рой пуль прорыл себе путь в песчаной преграде и настиг пулеметчика, пытавшегося прикрыться ненадежной защитой. Фашистский пулемет замолчал.
Крапивницкий успел вовремя откатиться к обочине, под прикрытие цоколя дома. Град пуль с разных точек улицы обрушился на то место, откуда он вел свой огонь.
Потеря пулеметчика и массированный обстрел бронетранспортера ошарашили противника. Их стрельба перешла в какую-то беспорядочную, малоэффективную пальбу. Истошный крик вдруг донесся со стороны немцев. Видимо, командир приводил их в чувства. Из-за гусеницы бронетраспортера выскочила фигура в белом маскхалате. На фоне белой материи четко выделялась черная поперечная штуковина с ромбообразным утолщением на конце. Труба ручного гранатомета!.. Она была значительно больше и длиннее, чем «фаустпатрон». Вскинув трубу, эсэсовец выстрелил. Граната, оторвавшись от качнувшейся на месте фигуры, выбрасывая след белого пушистого дыма, устремилась в сторону Каравая и Шулепина. В обратную сторону выплюнулась длинная струя пламени.
– Ложи-и-ись!!! – только успел крикнуть Аникин. Вычертив спиралеобразную траекторию, граната прошла над головой Караваева и разорвалась, воткнувшись в угол рядом стоящего дома. Облако пыли и отколовшихся камней накрыло спину Каравая.
Шулепин тут же бросился к товарищу. Схватив обездвиженного Караваева за спину, боец с усилием потащил его от дороги вдоль стены. Аникин потерял их из виду.
После выстрела гранатомета эсэсовцы воспрянули духом. Винтовочная и автоматная стрельба затрещала с новой силой. Пули щелкали о стены домов, ударялись в булыжники мостовой, укрытой снегом, свистели в морозном воздухе над головой Аникина и его бойцов.
– Надо на ту сторону… – крикнул Андрей, обернувшись. Позади он увидел Крапиву, который пытался выправить перекосившийся в пулеметной ленте патрон. Чуть поодаль, прижавшись к стене дома, замер с испуганным лицом Болтян.
– Болтян, ко мне! Ко мне! – закричал ему Андрей.
Не сразу тот сообразил, что командир обращается именно к нему. Когда он подполз, Аникин схватил его за воротник, как щенка – за загривок.
– Ты чего, сволочь, прячешься? – кричал он. – За спинами товарищей вздумал отсидеться?
– Не могу, товарищ командир… – лепетал в ответ Болтян, беспомощно болтая головой. – Страшно… Не могу…
– А ну, собрался!.. – Андрей тряхнул его еще раз и, отпустив ворот, не раздумывая, ударил ладонью по щеке.
Получив оплеуху, Болтян ткнулся лицом в снег. Выдернув физиономию обратно, он пожевал талую воду и тряхнул головой.
– Ну что? Пришел в себя?… – спросил его Аникин и толкнул в плечо. – Фашиста надо бить, а ты нюни распустил… Что там у тебя, Крапива?
Он обращался к Крапивницкому. Тот деловито, с помощью последнего патрона, присоединил к заправленной в пулемет ленте новую.
– У меня порядок, товарищ командир… – откликнулся штрафник.
Довольный проделанной работой, Крапивницкий как ни в чем не бывало шмыгнул носом и произнес:
– Готово… Щас вдарим по фашисту…
– Слушайте сюда… – сказал Аникин. – Надо перебраться на ту сторону.
Андрей показал рукой на проем между домами на той стороне улочки, куда Шулепин утащил Караваева.
– По улице все равно не пройдем. Тут эсэсовцы броневой заслон возвели. Попробуем через дворы прорваться… – отрывисто говорил Андрей. – Главное – выйти к зенитным батареям аэродрома, – выдохнул он. – Сейчас первым идешь ты, Болтян. Мы с Крапивой прикрываем… Потом я пойду. Ты справа будешь прикрывать, понял, Болтян?! Черт возьми, ты понял или нет?…
– Понял… товарищ командир… – трясущимися губами произнес боец.
– Понял? Готов, Крапива?
– Готов, товарищ командир…
– Ну, тогда первый пошел!.. – прильнув к карабину, выкрикнул Аникин.
Благодаря шквальному огню, который открыл Крапивницкий, Болтян сумел преодолеть смертельный отрезок заснеженной мостовой, отделявший их от противоположной стороны улицы.
Это пройденное расстояние, перебежкой пересеченная зона смерти будто что-то изменили в сознании молодого бойца, включили в нем новую передачу – злости и остервенелого упоения боем. Забыв обо всем, Болтян с колена стрелял из своей «мосинки», то и дело высовываясь из-за угла под пули противника.
– Тебя что из огня в полымя кидает? – отчитал его Аникин. – Куда теперь полез, на рожон?
Только что, под надежным прикрытием трофейного пулемета в руках Крапивы, он повторил траекторию Болтяна.
Тот только что-то рычал в ответ.
– Убью, убью их всех, товарищ командир… – зло бормотал он. – Не извольте… беспокоиться…
– Патроны береги… – подсказывал Андрей, беря на мушку зарывшегося в снег фашиста. – Старайся бить наверняка…
Винтовок для прикрытия Крапивницкого было явно недостаточно. Андрей условился с Крапивой, когда тот начнет свою перебежку. Сигналом для нее послужила граната Ф-1. Андрей, выскочив из-за угла, метнул ее как можно дальше. Он целил в бронетранспортер. Получился сильный недолет, но все равно этого было достаточно, чтобы пугнуть фашистов.
Еще во время броска Аникина Крапивницкий вскочил на ноги и с пулеметом наперевес бросился к своим товарищам. Он стрелял на ходу во всю ширину улицы. Такой ход больше был рассчитан на нервы эсэсовцев, чем на реальный урон живой силе противника. Но расчет оправдался.
Когда громыхнуло, фрицы замешкались. Через секунду они снова ударили из всех наличных стволов, но было уже поздно. Крапивницкий третьим по счету, замыкающим, благополучно пересек улицу.
От угла дома вдоль стены тянулся кровавый след. По нему бойцы выбежали во двор здания. Тут же, за поворотом, они нашли Караваева и Шулепина. Пулеметчик был тяжело ранен. Один из осколков пробил затылок. Еще несколько засели в спине.
– Я попытался перевязать… – будто оправдываясь, тараторил Шулепин, помогая себе взмахами трясущихся рук. – А он кричит: «Больно!» Говорит, чтоб голову на снег положил. Говорит, что горит голова…
Каравай тяжело дышал, то и дело откидывая лицо назад. Он старался прижаться пробитым затылком к снегу. Каждый такой тычок оставлял на белом снегу кровавое пятно.
– Давай тебя перевяжем… – просительным тоном обратился к нему Андрей.
– Не… не надо… – хрипло ответил Караваев. – Не надо… товарищ командир… Я все… помираю… Не тяните меня, товарищ командир… Больно… Идите… Оставьте мне… мой… пулемет… и гранату…
На принятие решения Андрею понадобился доля секунды. Именно столько времени занял взгляд, которым он обменялся с Караваевым.
