Паливода задумался. Для проверки «ястребок» имел основания. В базарный день таких возов катило по улицам райцентра немало. Учитывая преступления оуновцев, активизировавшихся в тылу Красной Армии, не надо забывать о бдительности. Разные случаи бывали в освобожденных районах. Об этом предупредил Паливоду и капитана Шульгу секретарь обкома партии Иван Самойлович Грушецкий.
Когда секретарь райкома дал слово Дмитрию Мусиевичу Шульге и тот привел несколько примеров «деятельности» националистов в Каменка-Бугском районе, Паливода подумал: хоть и прибыл начальник райотдела НКГБ вместе с ним только накануне, с состоянием дел ознакомлен неплохо и, видимо, дело свое знает. Высказывался капитан по-военному четко, коротко и образно. Настроен был оптимистически.
Выступление Шульги произвело впечатление и на присутствующих. До тех пор сдержанные и молчаливые, они сразу загомонили и, перебивая друг друга, принялись ругать националистов.
— Товарищи, — поднялся Паливода. — Словами зло не исправишь. Надо действовать. Райком партии принял решение организовать по селам группы охраны общественного порядка. Вам поручается провести необходимую работу и первым делом возглавить «ястребков».
— Правильно! С бандитами кончать надо! — послышались возгласы. — Не пускать оуновцев в наши села!
А вечером начальник райотдела НКГБ обратился в соответствующие инстанции с просьбой выделить оружие для истребительных отрядов.
В пределах области еще продолжались упорные бои. 22 июля перестала существовать бродская вражеская группировка. Была разгромлена и печально известная дивизия СС «Галиция», которую гитлеровцы перебросили на восточный фронт, чтобы прикрыть отступление 13-го корпуса вермахта: десять с половиной тысяч фашистских наемников положили головы за бредовые идеи Гитлера.
Известия об успехах советских войск приходили почти ежедневно. Были и такие, о которых сообщалось в торжественной обстановке, например, когда секретарь райкома с импровизированной трибуны, окруженной людьми, рассказал о стремительном маневре танковых объединений генерал-полковников П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко, о том, как удалось окружить и наконец уничтожить многочисленную вражескую группировку во Львове. И каждый из присутствовавших радовался, что Красная Армия уже освободила Львов и другие города и деревни области, что война уходит туда, где зародилась, где вынашивали ее гитлеровские генералы, и уже не за горами час полного освобождения всех западноукраинских земель из-под ярма оккупантов.
После полудня в последний день июля Ченчевич доложил Тарасюку о своем возвращении из Белоруссии. Сбылись самые худшие его опасения — гитлеровцы расстреляли семью Арсентия Дмитриевича. Не пощадили и детей — их убили вместе со взрослыми.
…Вокруг, сколько хватало глаз, виднелись черные обгорелые трубы когда-то нарядного, а теперь дотла сожженного оккупантами села. Подполковник еле разыскал на этом пепелище остатки хаты, где в сенях висела на двух гвоздях детская зыбка. Молча сел под обгорелым тополем, достал из сумки пачку неотправленных писем. Потом качнул головой и спрятал их. На останках родного гнезда, припав к порогу, на коленях поклялся отомстить оккупантам за кровь и смерть ни в чем не повинных людей.
На обратном пути в корпус Ченчевич никак не хотел поверить в то, что случилось. Начальник контрразведки корпуса думал о жене, детях и, казалось, слышал их голоса. Перечитывал к ним письма, пока не показались силуэты танков в овраге.
— Кому же я писал?.. — спросил Арсентий Дмитриевич Тарасюка, показывая вечером пожелтевшие листки бумаги.
Лицо подполковника, словно выкованное из почерневшего серебра, заострилось, похудело.
О гибели семьи начальника контрразведки тут же узнали его боевые товарищи. С наступлением темноты корпус пошел в наступление. И, может быть, боль Ченчевича высекла ту искру лютой ненависти в сердцах танкистов, от которой загорались и пылали, как свечи, «тигры» и «пантеры» врага. В неудержимом порыве воины стремились на запад.
Ермолай Яковлевич радовался, что в Каменка-Бугском районе дела складываются неплохо. Ко времени освобождения Львовщины от фашистов в райцентре был уже налажен паркетный завод, начали работать кирпичные заводы, маслозаводы, механические мастерские, поликлиники, районная больница, школа, библиотека, клубы. Жизнь входила в привычное русло.
Утром, идя на работу, Паливода беззаботно помахивал букетом георгинов и, встретив у входа в райком капитана Шульгу, смутился.
— Не могу без цветов, Дмитро Мусиевич. Слишком долго нам не хватало красоты. Теперь хочется наверстать. Возьмите-ка вот этого красавца. — Секретарь вынул из букета цветок и протянул его капитану. — Ну-ка! И вид у вас, Дмитро Мусиевич, сразу стал не такой суровый.
Они разошлись, улыбающиеся, позолоченные лучами ласкового солнца.
А в полдень капитан Шульга сообщил по телефону о бандитском нападении на Батятичи. Головорезы банды Белоуса убили там секретаря сельсовета Андрущина, первого организатора колхоза Лигашевского, его жену и дочь.
— На место преступления выехала оперативная группа во главе с лейтенантом Андреем Васильковым, — докладывал Шульга. — В группе пять человек, но, думаю, в селе лейтенант найдет помощников.
— Какова численность банды? — поинтересовался секретарь райкома.
— Пока точно не установлено. В нападении приняло участие человек десять.
Перед поездкой в село Ермолай Яковлевич спросил Шульгу, что известно о банде Белоуса.
— Сам он — сын кулака. Во времена панской Польши учительствовал. В его банде Михайло Дружбляк, по кличке Прометей. Закончил духовную семинарию, а в годы оккупации работал следователем в полиции. К этой же шайке примыкают Степан Радник — кулак, бывший заместитель начальника полиции, и Феодосий Фик — в прошлом полицай, теперь эсбист[10]…
— Проклятые националисты! И теперь не дают людям покоя, — садясь за баранку машины, говорил Паливода. — В годы оккупации верой и правдой служили фашистам. Таких народ не прощает, и они это знают, шалеют от злобы, готовы родную мать зарезать. Нет, вы только вдумайтесь, Дмитро Мусиевич: горстка вооруженных головорезов терроризирует целое село!
— Им недолго разбойничать. Пусть только народ получит оружие. Куда девается бандитский раж, когда они чувствуют силу? Мы на днях захватили нескольких бандитов, и первое, что они сказали: «Мы все сделали по приказу оуновских главарей». Правда, есть и такие, которых националисты действительно загнали в банду силой. После обращения правительства республики и ЦК Компартии Украины к участникам подполья об амнистии тех, кто явится с повинной, дело пойдет по-другому. В некоторых районах многие уже пришли с повинной, и у нас — до двух десятков…
«Да, здесь и райком партии должен найти свое место. Нужно помочь людям узнать об этом обращении», — подумал Паливода. И тут же спросил Шульгу:
— Вы говорили, что некоторые, сдав оружие, просят разрешить им вести борьбу против бандитов.
— А что здесь удивительного? Вот недавно пришла с повинной группа националистов. Они попросили дать им возможность бороться против тех, кто, угрожая смертью, вербовал молодежь в УПА.
— Ну, таким я бы дал оружие…
Проселочная дорога, что петляла между холмами, выбежала на равнину и легла длинным серпом вдоль скошенных нив. Вереницей тянулись белоствольные березы на выгоне.
От райцентра до Батятичей не так уж далеко, но Паливоде путь показался бесконечно длинным. Внешне, как всегда, спокойный, он с тревогой обдумывал, что скажет людям в этот печальный и трагический день.
— Как думаете, — обратился Ермолай Яковлевич к капитану, — не испугали бандиты батятических крестьян? Возьмутся они за оружие, если предложим создать группу самообороны?
Шульга зажег самокрутку и, выпустив струйку дыма, пожал плечами.
— Трудно сказать. Посмотрим на месте. В селах после таких трагедий, как в Батятичах, особенно страшно по ночам. Напуганным людям за каждым сараем мерещится бандит с обрезом.
В центре села было пусто. Только минут через двадцать, когда окончились похороны, появилась группа людей. Среди них — председатель сельсовета. Хмурое лицо, покрасневшие от усталости и недосыпания глаза, сгорбленная, словно надломленная, фигура говорили о пережитом горе.
Гибель активистов вызвала в Батятичах волну возмущения. Пока Паливода вполголоса беседовал с председателем сельсовета, местные жители тесным кольцом обступили капитана Шульгу, прося у него только одного — оружия. Митинговали все — женщины, мужчины, даже подростки. Толпа накатывалась, словно разгневанная стихия, и начальник райотдела НКГБ, чтобы успокоить людей, забрался на ступеньку машины и выкрикнул:
