Вера уже не сомневалась, решительно шагнула поглубже.
Но тут, перебивая Наташу, откуда-то издалека, сверху, донеслись до неё какие-то чужие и тоже детские голоса. Они звучали всё громче, всё настойчивей звали её:
— Вера Никична!
— Вера Никична!
— Доброе утро, Вера Никична!
— Здрасьте, Вера Никична!
— Эй, Вера Никична!
Вера обернулась.
С косогора на пляж с восторженными приветственными криками сбегала кучка детей. Она хорошо знала их всех — Вову Гаврилова, Лену Корниенко, Свету Рагимову, Игоря Фельдштейна, Гошу Зайцева…
Было уже совсем нелепо, просто невозможно дольше стоять в воде, а тем более продолжать идти вглубь.
К тому же там, в волнах, среди бликов, оказалось, уже ничего нельзя различить, зовущие её лица куда-то внезапно поисчезали, пропали окончательно.
Вера вернулась на берег.
Её тут же окружили дети, они восторженно прыгали вокруг, кричали наперебой:
— А мы за вами, Верникична!
— А вы теперь наша учительница, Верникична!
— А мы вас на остановке встречали, Верникична!
— Потому что сегодня у вас первый день!
— И у нас!
— Я так рада, что вы нас учить будете, Верникична!
— А правда, что вы нестрогая, Верникична?
— А я вас первый увидел, Верникична!
— Верникична, а можно я буду с Зайцевым сидеть?
Вера невольно рассмеялась. Её настроение вдруг резко изменилось. Она уже почти забыла о манящих её в глубину видениях, с удовольствием разглядывала оживлённые мордашки детей, пыталась перекричать их:
— Откуда вы взялись? Как вы здесь очутились?
Дети по-прежнему неугомонно скакали, сновали вокруг, весело выкрикивали:
— А нас дядя Глеб привёз!
— А дома у вас никого нет!
— А калитка изнутри была закрыта, это я открыл!
— А Глеб Филиппыч сказал, надо на пляж пойти, посмотреть!
— И я тоже так сказал!
— А это я первая вас увидела, Верникична!
— Нет, я!
— А вот и нет!
— А вы пол мыли, да?
— А дядя Глеб сказал…
Вера наконец сообразила, повернулась, подняла глаза.
По косогору, посмеиваясь, спускался Глеб Кондратов с целой охапкой полевых цветов.
Ей неожиданно стало очень стыдно, что она стоит тут босая, с мокрыми ногами, с липнущим к ногам мокрым подолом.
Вера заторопилась к оставленным на песке туфлям.
Но и Глеб уже заметил их и тоже спешил к ним.
Вера опоздала ровно на полсекунды. Он успел раньше неё схватить туфли свободной рукой.
Оба выпрямились, улыбаясь, смотрели друг на друга. Солнце уже взошло окончательно, полностью окрасило пляж, он мгновенно преобразился, засверкал, заиграл красками.
Они стояли в самом центре округлой песчаной полосы, словно на ярко освещённой арене, но не замечали этого.
— С возвращением вас, Вера Никитична!
Глеб протянул ей туфли и цветы.
Вера смущённо приняла и то, и другое.
Надеть туфли на мокрые ноги не рискнула. Не хотела выглядеть неловко, могло сразу не получиться, туфли были узкие, лодочки. Потому стояла теперь в нерешительности, по-прежнему держала их в руках.
— Спасибо вам, но, ей-богу, не стоило…
— Стоило, стоило! — смеялся Глеб. — Что это вы надумали купаться ни свет ни заря! Вода-то, небось, холодная!..
Она заглянула в его лукавые глаза, но сказать ничего не сумела, только легонько дёрнула плечиком, мол, ничего особенного, нормальная утренняя вода.
Глеб оценил этот жест, он ему показался невероятно женственным и трогательным, всё внутри заныло. Тщательно заготовленные им слова при этом стали совсем лишними, пустыми. Он судорожно начал подыскивать какие-то другие, соответствующие моменту.
Но времени на это уже не было. Дети окружили их, галдели, влекли за собой.
Все вместе начали они подниматься вверх по косогору.
Вера ступала босыми ногами по теплеющей земле и вдруг с необычайной ясностью ощутила, что сегодняшний, стремительно входящий в свои права день вовсе никакой не конец этой странной непостижимой жизни, а наоборот, удивительное начало её нового непредсказуемого витка.
Март — июнь 2005 г. Вудленд-Хиллз, Калифорния