Подойдя к берегу, они спустили трап на отмель и вывели фронтовика на берег. Впервые за все время, которое князь шел по землям Совдепии, ему настолько было жаль губить человека. Но не мог же отпустить его. Не мог.
— Я же вернулся с фронта! — словно бы уловил старшина состояние души шедшего позади него Курбатова, и глаза его налились слезами. — Я же против немчуры, три года! У меня две раны, контузия! Я же домой вернулся, что ж вы, мать вашу?!
Курбатов сам расстрелял его очередью из автомата. И йотом несколько минут стоял над ним, словно потерял давнего боевого товарища.
— Отнесите его вон на тот холмик, — приказал фон Тирбаху и Власевичу. — Похороните как солдата, воздав все необходимые почести.
Вернувшись на катер, он услышал два выстрела-салюта — все, что он мог сделать для им же расстрелянного.
— Я понимаю: это должно быть невыносимо — воевать против своих, — сочувственно поддержал его фон Бергер.
— Пока что вы только предполагаете, что способны постичь ужасы гражданской войны, капитан. Но боюсь, что очень скоро вам, германцам, придется постигать все ее ужасы на собственной земле.
— Почему вы так считаете?
— Неужели непонятно, что, захватив Германию, комиссары не уйдут из нее, не заразив чумой коммунизма? Напомнить вам историю Баварской республики?
— Так это вы — Марта фон Эслингер? — поинтересовалась Лилия Фройнштаг, подходя к спортивной машине, в которой австрийская аристократка поджидала Скорцени. Она доставила его на виллу, и она же должна была отвезти его к отелю «Корсика».
— Вы не ошиблись, — высокомерно ответила Марта, придерживая рукой приоткрытую дверцу. Появление целого отряда немцев захватило ее врасплох, однако баронесса решила, что благоразумнее будет переждать все эти эсэсовские страсти хоть в каком-то укрытии.
— Ах ты ж паршивая австриячка! — вскипела Фройнштаг. — Ты продалась этим грязным макаронникам, чтобы в услугу им заманить в западню самого Отто Скорцени?!
Ткнув ей пистолетом в щеку, Фройнштаг захватила Марту за волосы, выволокла из машины и, оглушив ударом рукоятки по голове, еще одним ударом, только уже ноги, отшвырнула ее к кусту.
Пока Скорцени расточал любезности по поводу преданности «папессы» своему Эудженио Пачелли, унтерштурмфюрер села в машину, вывела ее за ворота и сигналами автомобильной сирены потребовала от штурмбаннфюрера поторопиться. При этом она была понастойчивее, чем это мог бы предположить любой знающий ее психиатр.
Направляясь к воротам, Скорцени с удивлением заметил выходившую из кустарника фон Эслингер и даже небрежно махнул ей рукой, однако Марта не ответила. Она стояла на садовой дорожке рядом с тем местом, где чуть больше получаса назад они вдвоем оставили ее машину, и, пребывая в каком-то полупьяном-полуобморочном состоянии, панически держалась обеими руками за ветки кустов.
«Неужели пьяна? — поразился Скорцени. — А что странного? У нас был свой пир, у нее свой».
— Я понимаю, что у вас железные нервы, «первый диверсант Корсики», — язвительно прошипела Лилия, с пистолетом в руке подбадривая Скорцени. — Но у меня и моего браунинга они давным-давно расшатаны. Еще немного — и начнем изрыгать свинец.
— Вначале вы, затем браунинг. Я ведь не знал, что эта синьора уступила вам свой лимузин, — оглянулся он на Марту. Теперь баронесса стояла почти у самых ворот с пистолетом в руке. Но Фройнштаг «изрыгнула свинец» на мгновение раньше. Фон Эслингер еще успела нажать на спусковой крючок, однако пуля срикошетила о мостовой булыжник и прошлась по борту стоявшего рядом с машиной Фройнштаг броневика.
На второй выстрел Марты уже не хватило; опустив пистолет, она схватилась рукой за левое предплечье и осела у опоры воротной арки. Дальше разыгрывать спектакль аристократического визита не было смысла. Выхватив пистолет, Скорцени двумя выстрелами уложил ринувшегося к Марте охранника и, прощально пальнув по ближайшему окну, из которого торчал ствол автомата, бросился на сиденье рядом с Фройнштаг. К тому моменту унтерштурмфюрер уже запустила двигатель и держала ноги на педали газа.
Прикрывая их машину бортами и огнем пулеметов, три броневика друг за другом оставляли окрестности виллы, изрешечивая стены очередями крупнокалиберных пулеметов. Последнее, что мог видеть Скорцени через боковое стекло, — взрыв в одной из комнат на втором этаже, куда кто-то из эсэсовцев, очевидно, пальнул из фаустпатрона.
— Вы опять все испортили, Фройнштаг, дьявол меня расстреляй, — усталым безразличным тоном заметил Скорцени, поняв, что история с подпольной корсиканской резиденцией Паскуали-ны Ленерт завершена самым безбожным образом.
— Окончательно я испорчу всю обедню, когда, расстроившись из-за ваших упреков, врежусь в одну из придорожных скал, — пообещала Лилия. Небольшой пистолетик лежал у нее в подоле, и Фройнштаг сжимала его ногами, чтобы не упустить на пол. Но это был не тот швейцарский браунинг, который, как помнил Скорцени, ей подарил Кальтенбруннер. Тот все еще ждал своего часа в более укромном месте. Возможно, поэтому Лилия чувствовала себя предельно спокойно и уверенно.
— Так что же все-таки произошло, унтерштурмфюрер?
— Что вы так посматриваете на мое оружие?
— Ну, допустим, не только на оружие, — отреагировал Скорцени. — Впрочем, не стану искушать судьбу, — осторожно, двумя пальцами, чтобы не прикоснуться к икрам, извлек он из подола пистолетик Лилии. — Итак? Что происходит?
— Вам нужна сводка событий на фронтах? Тогда успокойтесь: на Западном фронте по-прежнему без перемен, как свидетельствовал один довольно известный, хотя и не очень чтимый вами писатель[53]. — На крутом повороте машина с трудом вписалась в изгиб дороги, и только чудом они не свалились с небольшого каменистого обрыва, выбираться из которого было бы куда сложнее, чем из виллы Марты Эслингер. — Если не считать того, что союзники окончательно овладели Римом и его окрестностями и, преодолевая упорное сопротивление частей вермахта, двигаются в направлении Терни и уже известного вам Абруццо.
— Бедная растерзанная Италия! — Скорцени чуть приоткрыл дверцу и на очередном повороте осмотрел колонну. Грузовики с солдатами на всей возможной скорости двигались вперемешку с броневиками. Он видел, как на изгибе дороги броневик, шедший первым, снес с шоссе автомобиль какого-то корсиканца и даже не притормозил по этому поводу. — Если я верно понял, теперь мы, со всем нашим воинством, движемся на помощь Риму? — захлопнув дверцу, штурмбаннфюрер обратил внимание, что Фройнштаг наконец сбросила скорость, чтобы позволить колонне подтянуться.
— Лично вам, господин штурмбаннфюрер, вновь придется отправиться на помощь Муссолини.
Скорцени искоса взглянул на Фройнштаг. Это прозвучало как приказ. Только неясно, кем отданный.
— Что это значит, Фройнштаг? — проскрипел зубами Скорцени.
— Я, очевидно, не так выразилась, — почувствовала Лилия, что переступила черту, которую не могла позволить себе переступать в обращении с «первым диверсантом рейха» даже она. — Имелось в виду, что в штабе Умбарта вас ждет радиограмма, подписанная высшим фюрером СС и полиции в Италии обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом. В ней настойчиво рекомендуется навестить Муссолини по просьбе самого дуче.
— Очень удобное время для подобных визитов.
— Кажется, вы сами обещали посетить его резиденцию в Рокка делле Каминате.
— Об этом тоже говорится в радиограмме?
— Осталось за текстом. Как и орден Ста мушкетеров, обещанный вам Муссолини, но, за неимением оного, так и не врученный вам.
— С тех самых пор я чувствую себя весьма ущемленным, — криво улыбнулся штурмбаннфюрер.
Но как же много знала о нем унтерштурмфюрер Фройнштаг! Он ведь и предположить не мог, как много. Лишь сейчас, впервые,
Скорпени со всей остротой ощутил, что слишком близко подпустил к себе эту женщину. Слишком опасными становятся ее знания о нем. Слишком беспардонно начала вести себя Лилия…
«А что ты мечешься, как затравленный зверь в западне? — успокоил себя штурмбаннфюрер. — Да, подпустил слишком близко. Ну так избавься. Вот именно: пора!»
— Почему вы оказались у виллы «Камаче», Фройнштаг? Кто вас направил туда и кто, дьявол меня расстреляй, помог снарядить это войско?
— Снарядить помог начальник штаба первого батальона корсиканцев гауптштурмфюрер Норвиг.
— Который пытался прикрыть меня там, у виллы?
— Он самый. При этом штурмбаннфюрера Умбарта пришлось арестовать.
Скорцени с удивлением взглянул на Фройнштаг и так и замер с приоткрытым ртом.
— Не понял, унтерштурмфюрер. Что значит «пришлось арестовать»? Я вас спрашиваю, Фройнштаг!
— Он признался, что в вашем похищении замешана его любовница Марта фон Эслингер, — мрачно объяснила Фройнштаг, словно не ожидала такой реакции Скорцени. А ведь боялась она именно этого вопроса. — А к тому времени я уже успела побывать в дивизионе зенитчиков и собрать два десятка добровольцев во главе с лейтенантом. Не опасайтесь, ваше имя там не всплывало, лишняя болтовня нам ни к чему. С этими парнями я и ворвалась в штаб полупьяного, как всегда, Умбарта. Который, вместо того чтобы тотчас же броситься вам на помощь, предложил мне бокал вина.
