Так в эту ночь и не удалось комсомольцам добраться до Нижина. Маруся еле стояла на ногах, ей нужен был хотя бы короткий отдых. Да к тому же было ясно, что в эту ночь не будет спокойно ни в Нижине, ни в Кузьмичах…
Подпольщики дошли до Барикова и нашли Настю Ермак. Настя оживилась, стала энергичной, деловой, когда увидела, что партизаны нуждаются в ее помощи. Марусю она взяла к себе и устроила в боковушке, в которой когда-то лежал больной Бондарь. Сейчас же напоила ее отваром мяты, растерла спину и сделала компресс.
Маруся пробыла у Насти несколько дней, а потом совсем перебралась в партизанский отряд. Туда же вскоре пришли нижинские комсомольцы. Все они стали партизанами.
Перед уходом в лагерь они связались со своими односельчанами и передали записку арестованным девушкам.
«Не теряйте веры, дорогие! — писали ребята. — С вами мы все, все наши партизаны и партизанки, все честные люди. Держитесь, скоро мы придем к вам на помощь!»
Спустя несколько дней хорошо вооруженные партизаны во главе с Розовым и Майстренко получили задание освободить арестованных нижинских девушек. Вместе с ними пошла и Феня Кононова.
Проводниками у партизан были нижинские комсомольцы. Приблизиться к школе нужно было тихо и незаметно, без единого выстрела снять часовых, войти в школу и вывести арестованных. Разведкой было установлено, что ночью около школы дежурят местные полицаи. Это облегчало задачу — они не так старательно несут охрану, как немцы.
Партизаны подошли к школе поздней ночью. Патрулей не видно и не слышно. Возможно, они находились на другом конце деревни. Полицейский пост с пулеметом партизаны благополучно обошли. Около школы часовой устало переставлял ноги: ступит шаг, потом остановится, немного постоит, потом снова шагнет.
Розов и Майстренко ползут впереди, вслед за ними — два партизана. Если первых двух постигнет неудача, то двое других придут на выручку.
Часовой остановился около входа в школу, поставил одну ногу на ступеньку и наклонил голову над дулом винтовки. Розов молнией подлетел к нему и схватил сзади за руки. Майстренко выхватил у полицая винтовку и приставил к его подбородку дуло пистолета.
— Тихо! — угрожающим шепотом приказал он.
Полицай послушно закивал головой и опустился на колени.
— Ты один здесь?
Полицай теперь уж закрутил головой, а рта не раскрывал, видно, боялся промолвить слово.
— Где он? — спросил Розов, связывая полицаю руки.
— Там, — тихо сказал он и показал за угол. — Он спит. Мы тут по очереди ходим. Если хотите, я заберу у него винтовку, я все сделаю.
Связав часового, Розов и Майстренко двинулись вдоль стены, но не прошли и нескольких шагов, как послышался шепот.
— Товарищ Майстренко!
Это шептал связанный полицай.
— Там у него граната в кармане, смотрите, осторожно.
— Я тебе дам «товарищ», — пригрозил кулаком Майстренко и пошел дальше.
Другой часовой действительно спал. Проснувшись, он начал яростно обороняться. Пришлось слегка «погладить» его по голове и заткнуть рот.
Первый полицейский показал, где спрятаны ключи от школы, и провел партизан в класс, в котором находились нижинские подпольщицы. Девчата спали на полу, прижавшись друг к другу. Тяжелым и тревожным был их сон, но усталость брала свое. Никто не пошевельнулся, когда Майстренко и Феня вошли в класс. Майстренко включил электрический фонарик, а Феня стала осторожно, чтобы не напугать, будить девчат.
Трудно было узнать их. Лицо Лиды синее, будто неживое, под глазами кровавые подтеки, одежда порвана. Когда Феня осторожно прикоснулась к ней, та вздрогнула и испуганно метнулась в угол.
— Лидочка, это я, — тихо прошептала Феня. — Не бойся, тут все наши. Быстренько буди девчат, и пойдем.
…Операция прошла успешно. Освободили не только нижинских девушек, но и всех, кто находился в фашистском застенке. На следующий день в лагере Кононова ласково обнимала своих подруг.
— Ну, как вы там, мои милые, мои дорогие? — спрашивала она.
— Не волнуйся, Фенечка, — ответила за всех Лида, — как фашистские каты ни издевались над нами, мы ни одного словечка не сказали.
Перед рейдом. — «Партизан должен быть неприступной огневой точкой». — Разгром немецкого гарнизона в Постолах. — «Давайте будем воевать вместе». — Собрание в Обидемле. — Рейд продолжается. — Телеграмма Сталина. — Подводим итоги. — Все новые и новые отряды.
На протяжении декабря и первой половины января мы готовились к большому партизанскому рейду. Это был очень сложный и тяжелый период борьбы наших отрядов с фашистскими захватчиками. В районах Минской и смежных областей Белоруссии действовали крупные части эсэсовцев. Гитлеровцы поставили своей целью во что бы то ни стало расправиться с белорусскими партизанами. Нашим отрядам приходилось ежедневно вести жестокие бои, маневрировать, часто менять места дислокации. Особенно трудное положение создалось в Старобинском, Краснослободском, Гресском, Копыльском, Слуцком, Руденском, Борисовском и Смолевичском районах. Отрядам Коржа, Меркуля, Бондаровца пришлось перебраться на Любанщину, Глусщину и в район Старых Дорог. Базы этих отрядов, подготовленные к зиме, были оставлены под присмотром партизанских связных, которые остались на месте и жили в деревнях.
Прежде чем отправляться в рейд, нам надо было пополнить отряды людьми, оружием, организовать хороший санный транспорт. Стоять на одном месте со сравнительно небольшими силами было для нас рискованно. А стремительное наступление должно было принести успех.
Зима была снежная и лютая. Чем дальше, тем труднее и труднее было оккупантам передвигаться на машинах, а партизаны на санях могли проникнуть в любое место и двигаться в любом направлении.
Чтобы посадить на сани все отряды, участвующие в рейде, нам нужно было раздобыть шестьсот саней. Кроме того, мы решили сформировать конный отряд, а для него также нужны лошади, седла, уздечки. Нам на помощь, как всегда, пришло население. Народ жил одним желанием: как можно скорее уничтожить врага. Вот почему мы с первых дней нашей борьбы чувствовали под собой твердую почву, смело брались за сложные, широкие по масштабам задачи.
В рейд отправлялись самые сильные отряды. Часть отрядов оставалась на месте, чтобы совсем не оголять наши партизанские районы. На Любанщине оставались Патрин, Столяров, в Октябрьском районе — Павловский, в Глусском — Храпко, Яковенко, в Копаткевичском — Михайловский, в Копыльском — Жижик, в Гресском — Заяц, в Пуховичском — Филиппских, в Осиповичском — Ольховец и Шатура, в Руденском — Покровский. На эти отряды возлагалась также задача помогать нам, когда мы будем проходить через их территории: они должны сковывать силы врага, не давать гитлеровцам покоя ни днем ни ночью.
Перед выходом в рейд погиб наш боевой товарищ член подпольного обкома Евстрат Горбачев. Погиб этот человек так же мужественно, как и воевал, смертью героя, не выпуская из рук оружия. Возвращаясь из отряда Столярова, Горбачев возле хутора Подклетное наткнулся на конный отряд эсэсовцев. Гитлеровцы, как видно, догадались, что им встретился один из партизанских руководителей, и решили взять его живым.
Место открытое: до леса не добежишь и до хутора далеко. Горбачев принял бой в открытом поле. Окопавшись в глубоком снегу, он вынудил спешиться и залечь весь отряд.
Горбачев всегда проявлял силу и выдержку необычайную. Сколько раз доводилось ему сталкиваться с фашистами, и всегда он выходил победителем.
«Партизан должен быть неприступной огневой точкой!» — любил повторять он и сам служил лучшим тому примером. Отправляясь на задание, Горбачев брал два пистолета с запасом обойм, автомат с запасом дисков, штук пять гранат, кинжал. Все это в нужную минуту пускал в ход.
И на этот раз Евстрат Денисович, как только залег, открыл огонь по фашистам, рассчитывая, что боеприпасов у него хватит надолго. Важно было ошеломить гитлеровцев, прижать их к земле, а самому отползти к лесу.
Но эсэсовцы упорно стремились зайти в тыл Горбачеву, отрезать ему дорогу в лес. Спустя некоторое время им это удалось.
Окружив Горбачева, эсэсовцы стали приближаться к нему, и тут Евстрат Денисович, должно быть, понял, что выйти из окружения невозможно. В самый критический момент он швырнул в наиболее плотную группу гитлеровцев несколько гранат, а потом поднялся во весь рост и бросился на прорыв. В этот момент его тяжело ранили. Зарывшись в снег, он снова стал отстреливаться, но скоро силы начали покидать его, да к тому же кончались боеприпасы. Евстрат Денисович решил притвориться убитым и подпустить к себе гитлеровцев как можно ближе. Почти целый час эсэсовцы не подходили к раненому Горбачеву, боялись. А когда они наконец приблизились на пять-шесть шагов, Евстрат Денисович швырнул в них две гранаты, а последней взорвал себя.
