И размашистым почерком в углу заявления написал:
«Оформить на должность агронома».
— А теперь пойдемте в сад.
Холодный мартовский ветер рванул дверь и неприветливо бросил в лицо колючим дождем. Хмурое, серое небо повисло над растянувшимся по лощине пустынным селом и, казалось, хотело придавить его своей тяжестью.
Мы, с трудом преодолевая порывы ветра, свернули за угол и вышли на широкую улицу. По сторонам из-за каждого заборчика среди груд развалин торчали обгоревшие черные трубы.
— Сплошное кладбище, — заметила я, оглядывая пустые дворы с торчащими кое-где пеньками — все, что осталось от приусадебных участков.
— Да, особенно в этой части села. Когда-то, рассказывают, здесь было хорошо, весело, эти домики утопали в зелени. А вон там была большая школа и Дом культуры, — указал муж на полуразрушенные дома в конце улицы. — Все это надо строить заново.
На окраине села показались обнесенные плетнем навесы. Трощилов оживился:
— Это наше молочное хозяйство, но скот сейчас на выгоне.
— А что же он может сейчас найти в поле? — взглянула я на серую и неприветливую, голую степь.
— Делать больше нечего, корма нет, скот на ногах не держится, что же им, стойла грызть? Пусть лучше в поле идет, хоть бурьян пощиплет.
Вышли на проселочную дорогу. Она шла в долину. Там на несколько километров вытянулись совхозные сады, а за ними на горе виднелись виноградники.
В стороне, у приземистых строений, работало несколько человек.
— Это наши парники. Когда-то были богатые рассадники, а теперь — без стекол. И не можем их нигде достать. Фанерками застеклили, — горько улыбнулся Трощилов. — Вообще голова кругом идет!.. Все кругом разбито, разрушено, растаскано. Ночами не спишь, все думаешь — что делать? Где достать одно, другое? Корма для скота нет. Сеять скоро — посевного материала тоже нет, и в управлении не дают, все только обещают. Инвентаря нет, людей мало. А самое главное — денег нет. Зарплату полгода не платили, люди отказываются работать.
И, смущенно улыбнувшись, он добавил:
— Знаете, очень трудно здесь, устал я… Кажется, даже на фронте не утомлялся так.
В открытом поле ветер был особенно пронизывающим, он с остервенением трепал длинные полы офицерской шинели директора и концы серенького кашне на шее старого агронома, а с моей головы сорвал берет и покатил его по колючей стерне.
Некоторое время шли молча, а когда спустились в сады, Трощилов сказал:
— Вот здесь над дорогой живет Михеич, старейший садовод. Он вам все расскажет… Хороший старик. Партизанил, два сына у него погибли в лесу.
Среди деревьев показалась полуразрушенная хатенка. Скрипнула дверь, и на порог, натягивая красноармейскую ушанку, вышел сухонький старичок. Маленькое лицо его было величиной с кулачок. Острые глазки, теряющиеся в мелких морщинках, быстро скользнули по нас и вопросительно остановились на директоре.
— Знакомьтесь, Михеич, моя жена, а это новый агроном совхоза.
Бесцветные глазки старика приветливо заблестели, и он охотно протянул нам мозолистую, с узловатыми короткими пальцами руку.
— Давно дожидались мы настоящего агронома, а то все молодых нам присылали, а с них толку мало, — махнул рукой Михеич. — Придут в сад и не знают, с какой стороны приствольный круг начинать копать…
— Это не удивительно, — сказал агроном. — Ведь они как в агрономы попадают? Закончили десять классов — и в институт. А в какой — ему безразлично. А потом приедет в деревню и, конечно, грушу от яблони не отличит.
— Ну ладно, — перебил Трощилов, — вы здесь, товарищи, осмотрите сады, побеседуйте, а мы тем временем побываем в парниках у комсомольцев.
На обратном пути мы встретили стариков в верхнем саду. Агроном внимательно осматривал обледенелые ветки деревьев и что-то записывал в блокнот.
Увидев директора, он подошел и категорическим тоном заявил:
— Пока не началось сокодвижение в деревьях, надо немедленно приступать к обрезке.
— Да чем? — Михеич переступил с ноги на ногу. — Ни пилок, ни секаторов нема. В кладовой валяется только пара тупых ножниц да сломанная пилка. Этим не обрежешь.
— Купите, — сказал агроном.
— Покупать ничего не можем. На счету у нас денег нет, не за что.
— За свои наличные купите, товарищ директор, но обрезку надо начинать немедленно, иначе будет поздно. Если у вас не хватит — я добавлю, а инструмент купить нужно.
— Ото правильно, — оживился Михеич. — Сколько я просил директора, а вин каже — грошей нема. Оце верно, свои положим, а купить треба.
В этот вечер в конторе были собраны деньги на покупку секаторов и отданы заготовителю. Уже несколько раз, снаряжая совхозного заготовителя в город на дряхлой полуторке, Трощилов давал ему один и тот же наказ и список, в котором подчеркивались красным карандашом слова:
«Цапки, секаторы, кузнечный уголь, лопаты, запчасти к трактору».
Но каждый раз завхоз возвращался с пустыми руками, зато всегда навеселе.
На этот раз его поездка была решающей. Агроном уверял, что дальше тянуть с обрезкой — преступление. Скоро начнут оживать деревья — почки набухли, начинается сокодвижение. Но заготовитель опять приехал ни с чем…
В эту холодную, ветреную, но уже по-весеннему лунную ночь Михеичу долго не спалось, как рассказывал он потом в конторе.
«Як же так, — думал он. — Опять завхоз приехал пустой. Чем же окапывать и цапать приствольные круги? А главное — обрезка, а пилок и секаторов немае, кто-то пару обещав принести старых. Так то ж мало. Шо же делать?» — ломал голову старик.
В саду, постукивая обледенелыми после дождя ветками, свистел ветер. На крыше сарая он озлобленно трепал оборванный кусок толя и скрежетал старым железом. Прислушиваясь к этим звукам, Михеич, несмотря на поздний час, никак не мог уснуть и, ворочаясь с боку на бок, все думал: «Где бы достать секаторы?»
И вдруг вскочил:
— Мать, а мать?! — толкнул он в бок старуху, перепугав ее насмерть. — Слухай, сходи до нашой Марфы, у ней есть секаторы, новенькие, те, шо они купували перед войной. Попроси, хай одолжит, або продасть, на шо они ей? Лежать у сундуку, а нам нужны, не пропадать же садам. Сходи!
— Вот пристал до меня, як той репяк, — сердилась старуха, но с рассветом, повязав теплый полушалок, пошла.
Сестра ее, Марфа, жила в соседнем селе. До войны оно славилось садами, а два сына Марфы считались лучшими обрезчиками не только в их колхозе, но и во всем районе и за это не раз получали благодарности и премии. Теперь сыновей у Марфы нет, оба погибли на фронте.
Михеич знал, что старая женщина в память о сынах бережет в большом зеленом сундуке жирно смазанные и завернутые в бумагу два новеньких секатора. Только во время обрезки садов она доставала их и, протирая, обливала холодную сталь горячими материнскими слезами.
Вначале, Михеева старуха не решалась идти к сестре, понимая всю силу материнского горя — у самой два сына из партизан не вернулись. Она долго возражала Михеичу, но потом все-таки решилась.
— Ох и плакали мы с сестрой. Вспоминала и я своих сынов, — рассказывала она нам вечером в конторе, выложив перед Михеичем на стол инструменты. — Вспомнили усих диточек, — вздохнула она. — Ну, а потом Марфа и каже: «На, сестрица, и секаторы и пилки — все, что есть у нас. Як бы булы мои сыны, они сами б пошли вам помогнуть», — и Михеева старуха стала вытирать концами белого головного платка красные от слез глаза.
— Оце ж бабы, — буркнул дед и, попыхивая трубкой, вышел, чтобы не видели люди навернувшихся на его глаза слез.
В этот вечер в совхозе состоялось открытое комсомольское собрание. Первой взяла слово я. Рассказала комсомольцам о лучших обрезчиках района и о том, как мать их подарила совхозу два секатора, дорогие ей как память о сыновьях.
— Благодаря таким людям, — говорила я, — мы одержали победу, и теперь наша задача — заменить их в рабочем строю.
После меня выступили несколько молодых ребят и девушек. Они взяли на себя обязательства создать комсомольскую бригаду обрезчиков, которая в самый короткий срок обучится нелегкому искусству обрезки и произведет в садах совхоза под руководством бригадира и агронома необходимую работу.
С того дня работа в садах закипела. Комсомольцы под руководством Михеича и контролем агронома старательно осваивали технику обрезки.
Часть людей была брошена на опрыскивание садов.
Но в целом положение в совхозе оставалось еще очень тяжелым. Вечерами в конторе собирались рабочие. Получая наряды на завтрашний день, они окружали директора, забрасывая его требованиями.
Дояркам нужны были полотенца и ведра, кузнецам — уголь, садоводы и полеводы требовали цапки, лопаты, трактористы — запчасти для ремонта тракторов и косилок.
