— Дурак! — грубо сказал Шломо. — Еще один такой крик в тишине, и нас всех переловят. Я же говорил, что на тебя нельзя положиться.
— А где остальные? — спросил Давид с тревогой.
— Где, где… Вместо того чтобы спрятаться, бросились бежать, дурачье!
— Ты тоже бросился бежать, — сказал Давид.
— Нас сейчас двое, — с намеком сказал Шломо. — Так что ты берегись.
Давид промолчал.
— Куда мы идем? — спросил он немного погодя.
— Я хочу найти то место, где мы сидели возле ручья, — сказал Шломо.
— А ты сможешь его найти?
— Если ты не будешь мне мешать! — крикнул Шломо. — Заткнись, наконец!
Он вдруг остановился. Давид тоже замер на месте. Перед ними, среди деревьев, лежал кто-то. Взрослый человек. Они не сговариваясь отпрянули. Но человек не пошевелился. Его голова лежала в луже свернувшейся крови.
— Он мертвый, — сказал Давид.
Какой-то предмет лежал возле протянутой вперед мертвой руки. Давид подошел поближе. Это были очки. Шломо опустился на колени возле мертвого.
— Пойдем скорее, — попросил Давид.
— Иди, если хочешь, — сказал Шломо.
Давид отошел. Он сел на землю и с отвращением смотрел, как Шломо шарит в карманах мертвого человека и достает оттуда бумаги и другие вещи. Потом он перевернул человека на спину и сунул руку во внутренний карман его пиджака. Наконец поднялся и огляделся вокруг.
— Давид!
«Он меня не видит», — понял Давид, но не ответил и не сдвинулся с места. Шломо снова окликнул его, не услышал ответа и начал искать, внимательно высматривая за каждым деревом. Давид увидел, что Шломо идет в обратном направлении. Он поднялся было, чтобы отозваться, но тут же передумал. Лучше быть одному, чем вдвоем с этим Шломо, подумал он.
Фигура Шломо все удалялась и удалялась, пока совсем не скрылась среди деревьев.
Теперь Давид действительно остался один.
К вечеру небо покрылось облаками, и лес погрузился в глубокую темноту.
Давид решил спать на дереве. Он забрался на высокий дуб и нашел удобное место между большими ветвями. Но он никак не мог уснуть. Встретит ли он снова кого-нибудь из этих ребят? А если нет, то каково ему будет одному в лесу? Давид вынул из кармана свою бабочку, но она почти не светилась. Видно, слишком много времени провела в кармане.
Утром он решил, что лучше всего найти поляков. Тех, о которых рассказывал Иоселе, — к которым стучат в дверь, и они не задают вопросов, а просто дают что-нибудь поесть. Он спустился с дерева и пошел по еле заметной тропинке. Ему очень хотелось пить и, увидев лужу дождевой воды, оставшуюся между деревьями, он наклонился. Лужа кишела какими-то маленькими существами. Давид закрыл глаза и проглотил их вместе с водой.
Неожиданно он вышел к знакомому месту. Он внимательно оглядел все деревья и вдруг увидел среди них дерево с дуплом. Давид обрадовался так, будто вернулся домой. Первым делом он пошарил в потухшем костре. Там действительно осталась одна печеная птичка, которую за малостью никто не заметил. Потом он нашел в дупле немного овощей и несколько яиц. Он решил остаться на этом месте и ждать. А вдруг другие ребята тоже вернутся сюда.
Вторую ночь Давид тоже провел на дереве. Утром он осторожно отошел подальше от ручья, все время поглядывая на мох на древесных стволах. Потом остановился, повернул и пошел обратно. Теперь он понял, как пользоваться помощью мха. Он снова пошел в глубь леса. Время от времени он оборачивался и проверял обратную дорогу, а иногда останавливался, чтобы сорвать немного черники или земляники. На одном из кустов он увидел улитку. Она ползла, выставив вперед свои рожки. Нет, подумал он про себя, он не будет есть улиток. Потом ему попались кусты малины. Он и на этот раз сумел найти дорогу обратно и пожалел, что с ним нет Иоселе и нельзя ему об этом рассказать.
Утром третьего дня Давид спустился с дерева с восходом солнца. Он уже понимал, что потерял ребят навсегда. Он опять напился из ручья, съел два последних яйца, которые были в дупле, и ушел с этого места. На этот раз он шел очень долго. Глаза отчаянно искали просвет, который появляется, когда приближаешься к опушке леса, но просвета не было. Наконец он устал и сел, выбившись из сил. Но тут послышался какой-то шорох. Давид быстро спрятался в кустах. Из своего укрытия он увидел человека в форменной кепке и зеленом пиджаке, который шел через лес с винтовкой через плечо. Это, наверно, лесник, подумал Давид. Тот, который выдает еврейских детей немцам. Он, наверно, идет домой. Но где живут лесники? В лесу или в деревне? Давид решил проследить. Он стал красться за этим человеком, и вскоре тот, сам того не зная, вывел его на утоптанную тропу. Пройдя еще немалое расстояние, Давид увидел наконец бледный свет между деревьями. Он подождал, пока лесник исчез, и лишь тогда вышел из леса.
Тропа расширилась, превратилась в дорогу, стала петлять среди полей и в конце концов привела к деревне. Давид подошел к первому же дому и постучал. Дверь открылась. У порога стояла женщина. Давид смотрел на нее и молчал. Она тоже смотрела на него и не говорила ни слова.
— Заходи, — сказала она наконец.
Это было похоже на рассказ Иоселе. Женщина действительно не задавала ему никаких вопросов. Как будто знала, кто стоит перед ней. Она просто посадила его за стол и дала ему большой кусок хлеба и стакан молока. Он ел с жадностью. Он уже не помнил, когда в последний раз ел хлеб и пил молоко. В углу комнаты маленький мальчик играл двумя деревянными палочками. Женщина присела возле него. «Юрек», — сказала она и стала кормить мальчика с ложечки.
— Кто там пришел? — послышался мужской голос.
— Мальчик, — сказала женщина.
Ее муж вошел в комнату и задумчиво посмотрел на Давида.
— Хочешь остаться у нас и помогать мне по хозяйству? — спросил он после долгого молчания.
— Да, — сказал Давид.
— Кончай есть, и я дам тебе работу.
Давид кончил есть и остался сидеть у стола. Крестьянин вскоре вернулся. На этот раз он был в плаще и в сапогах. Он вывел Давида во двор, открыл дверь склада, набитого бутылками самого разного размера и цвета, и вошел с ним внутрь.
— Расставь для начала эти бутылки по полкам, — сказал он. — Расставь красиво, по размеру и по цвету.
Давид кивнул.
Крестьянин вышел и закрыл дверь.
— Я прикрою, чтобы никто не мешал тебе работать, — сказал он снаружи.
Давид занялся работой и тут услышал скрежет, как будто снаружи закрывали замок. Он испугался и подбежал к двери. Между досками сарая была узкая щель, и он осторожно выглянул в нее. Сначала он ничего не увидел, но потом в его поле зрения появился хозяин дома. Он толкал перед собой мотоцикл. Когда мотоцикл завелся, мужчина сел на него и выехал со двора. Давид бросился к двери и увидел, что она заперта. Он попробовал открыть ее силой, но дверь не поддавалась, как будто на нее навесили замок. Давид понял, что его поймали в ловушку. Его охватил безумный страх. Он начал колотить в стену, точно животное, попавшее в западню. Он кричал и бил ногами бутылки. И вдруг он услышал женский голос снаружи:
— Подожди минутку, я тебе открою!
Послышались громкие удары топора. Женщина сбила замок с двери, распахнула ее и крикнула:
— Беги, мальчик, беги!
И он побежал.
Глава 5
Один в лесу
Сестра лесника
Он снова вернулся в лес. Деревья шумели как-то по-доброму, и Давиду даже почудилось, что лес хвалит его за возвращение. Это был тот же лес, который он покинул утром, но сейчас он показался Давиду совершенно другим. Сейчас это был их лес — его и Иоселе. Тот лес, который хранит и спасает. Впервые с тех пор, как он встретился здесь с еврейскими ребятами, Давид почувствовал, что не боится леса. Теперь он любил его. Он еще долго продолжал бежать и бежать, пока не оказался в самой густой и дикой лесной чаще.
С того дня он начал по-настоящему жить в лесу. Это были долгие недели. Все это время он спал на деревьях. Постепенно Давид научился карабкаться на них со скоростью обезьян. Он взбирался, спускался и перепрыгивал с дерева на дерево, держась только за ветки, как настоящая обезьяна. Поношенные туфли давно развалились, и он их потерял, но зато кожа на ступнях стала такой грубой, что он мог всюду бегать босым, даже не чувствуя, на что наступает. Он подглядывал из кустов за лесными животными и постепенно научился у них ходить совершенно беззвучно. Ему часто приходилось продираться через колючие кусты, и от этого на руках и ногах появлялись царапины. Иногда эти царапины гноились, и тогда он сам их лечил. Он прокалывал гнойную головку сосновой иголкой, выдавливал гной, а потом немного мочился на рану.
Днем он не думал о своих товарищах и не чувствовал одиночества. Он был слишком занят поиском пищи и воды. И потом, он все время наблюдал за всем, что происходит вокруг, приглядывался к животным и птицам, к их движениям и голосам. Но по ночам, когда Давид забирался спать на очередное дерево, к нему возвращались воспоминания. Он думал об Иоселе, об Янкеле. О своей маме. Даже об Ионе-сапожнике. Иногда его будил крик какого-нибудь зверя или ночной птицы, и он в испуге просыпался.