Всех возвращающихся специально выделенные следственные группы НКВД пропускают через бесконечное количество допросов. Все вернувшиеся рассматриваются, прежде всего, как тягчайшие государственные преступники. Многим каким-то образом удалось захватить и принести с собой как доказательство своей правоты анкеты, которые необходимо заполнить каждому, привезенному из западной зоны. В ней 152 вопроса. Из этих дебрей советской казуистики выбраться и доказать свою невиновность практически невозможно. Виноваты все, и отличаются они друг от друга только степенью наложенного наказания. Одних расстреливают тут же, других везут на медленное умирание в советские концлагеря, третьих, и эти самые счастливые, оставляют в штрафных и рабочих батальонах для работы в самой Германии.
Считается, что организация УНРРА репатриировала из западных зон Германии около 8 миллионов человек. По меньшей мере три четверти этого числа составляли русские. Но УНРРА ведет счет с того момента, как она взяла опеку над этими людьми, зарегистрировала их, внесла в списки. До этого же людей увозили на восток без всякого учета. Первые два месяца в Западной Германии идет настоящая охота за бывшими советскими гражданами. Специальные советские команды вылавливают и увозят длинными караванами машин обреченных. По всем проселочным дорогам рыщут, как ищейки, советские летучие команды, выискивая тех, кто прячется у немецких крестьян.
Официальные представители советского правительства преследуют скрывающихся, пользуясь всеми возможными, находящимися в их распоряжении средствами, до провокации и прямого насилия включительно. Они используют неосведомленность местных союзных властей, симпатии политических поклонников среди военнослужащих союзных армий, используют извечную ненависть к иностранцам немцев — как своей агентуры, коммунистов, так и вчерашних наци, часто прибегают просто к силе вооруженных банд. Останавливают на дороге, сажают в машины и увозят в свои застенки — лагеря и тюрьмы. Расправляются тут же, на улицах, врываются в квартиры с обысками и арестами. Сталин решил раз и навсегда покончить с оппозицией, с политической эмиграцией, способной разоблачить его планы и замыслы. Можно, без опасности преувеличения, сказать, что в первые недели после окончания войны русский антикоммунизм понес миллионные потери в людях.
Перечислить все случаи насилия невозможно. Их было слишком много. Остались документы, свидетельства очевидцев только немногих актов насилия и, вероятно, не самых страшных эпизодов. Эти сведения подтверждены не оставляющими сомнения материалами, опубликованными как в американской военной печати, таки в немецкой. Два из этих документов я привожу ниже.
ПЕГЕЦ
Казачество, как наиболее свободолюбивая и хозяйственно более крепкая часть русского народа, пострадало от большевиков больше всех. Годы владычества советской власти были годами уничтожения казачества как части народа. Сохранились оригинальные приказы советского правительства о поголовном расстреле мужского населения целых станиц и о переселении их семей на медленное умирание с привычного им юга в полярные области страны. Уцелевшие остатки некогда многомиллионного казачества приход немцев поняли как неожиданное спасение.
Когда фронт покатился на запад, казаки, спасаясь от поголовного уничтожения от рук НКВД (оставшихся постигла эта участь), уходили со своими семьями за отступающими немцами. Оставляли веками насиженные, добытые прадедами места и уходили в тяжелую немецкую неволю.
К моменту крушения Германии казачьи семьи — старики, женщины и дети — были сосредоточены на юге. «К середине мая десятки тысяч семей растянулись по реке Драва, между городами Обердраубург и Лиенц, — пишет один из очевидцев и свидетелей происшедшей потом трагедии. В деревянных бараках, на площадях между ними, прямо на улице и на лежащих вблизи дорогах расположились многие десятки тысяч людей. 31 мая 1945 года английскими оккупационными властями было сообщено, что вывоз в советскую зону назначен на 1 июня.
Рано утром вышли священники с иконами и хоругвями. Вокруг них собрались тысячи людей. Начались беспрерывные молебны о спасении. В начале девятого часа прибыли английские военные грузовики и танки. В Пегеце служба еще не кончилась, как было приказано грузиться в машины.
Люди решившие не сдаваться, не ехать на верную смерть, брались за руки, ложились на землю и всячески сопротивлялись посадке. Тогда их разбивали на отдельные небольшие группы. Взявшихся за руки избивали палками и ружейными прикладами. Падающих подхватывали и бросали в автомобили. Более легкой добычей были, конечно, женщины и дети, которые попадали в первую очередь. Матери бросали детей под гусеницы танков, а вслед за ними бросались и сами. Через полчаса на площади, в лужах крови, лежало несколько сот трупов.
Священники всё это время не прекращали богослужения. Толпа совершенно обезумела, когда какой-то человек, в форме английского солдата, громко закричал на русском языке, что сопротивление бессмысленно и что все равно увезут всех. Многотысячная толпа с ревом бросилась во все стороны, прорвала кордон, повалила окружавший лагерь деревянный забор и стала разбегаться. Многие пытались скрыться в бараках. Их оттуда вытаскивали и, избивая палками, бросали в машины. Толпу охватил массовый психоз самоубийства. Матери привязывали к себе детей и бросались в реку. Многие покончили жизнь, повесившись на деревьях.
Всё происходившее в лагере Пегец повторялось с буквальной точностью на всем протяжении от Лиенца до Обердраубурга. Вывоз продолжался 1-го, 2-го, 3-го и 4 июня. Местные жители после этого в течение двух недель убирали трупы повесившихся в лесу и утопившихся в реке. Только в одном месте последней было извлечено 70 трупов.
Сколько было вывезено на убийство в советскую зону, определенных данных нет. Избиение производилось одной из дивизий 8-ой английской армии. Руководителем называют английского майора Девиса».
Одновременно с вывозом в советскую зону казачьих семей происходила ликвидация и воинских казачьих частей. Цитирую тот же документ дальше:
…26 мая английскими властями было сообщено офицерам, что на сегодня в Шпитале назначено совещание по вопросу реорганизации казачьей армии, на которое приглашаются все офицеры, находящиеся как в строевых частях, так и среди гражданского населения. При этом, ввиду отсутствия на совещании высоких лиц английского командования, было предложено офицерам одеться во все лучшее, имея на себе знаки офицерского звания.
К трем часам дня офицеры в количестве 1800 человек были готовы и на поданных английских машинах выехали в направлении Шпиталя.
Когда они подъезжали к Шпиталю, к колонне их машин присоединились броневики, которых в Лиенце не было. Очевидно, они ожидали колонну где-то по пути.
В Шпитале офицеры переночевали в лагере. А на следующий день под конвоем броневиков были вывезены в направлении Граца, где и переданы советским властям.
К 15 июня в советском лагере, где они были заключены, из 1800 человек в живых были только 600. Остальные были уже расстреляны.
Первая казачья дивизия в составе 12.000 человек была выдана большевикам 29 мая в районе севернее Клагенфурта. Из нее удалось спастись только нескольким офицерам под начальством майора Островского и 40 казакам».
Второй документ:
ДАXАУ
«В бывшем гитлеровском концлагере Дахау, вместе с задержанными эсэсовцами, оказалась группа (около 300 человек) солдат начавшей формироваться второй власовской дивизии Русского Освободительного Движения. Прошел почти год с окончания войны. Эти люди, большинство которых не держало в руках даже оружия, ждали или освобождения, как и все немецкие военнопленные, или суда. Чины охраны им часто говорили, что суда никакого не будет, а что их просто освободят.
В начале января 1946 года в лагерь приехал советский офицер, майор Прохоров. Он беседовал с ротой. Солдаты и офицеры в один голос заявили о своем нежелании возвращаться на родину.
17 января прибыли советские офицеры в сопровождении американских солдат. Построившуюся роту окружили американцы и поляки, несущие охрану лагеря. По просьбе одного из советских офицеров, американский офицер отдал приказание, и конвой направил на роту винтовки и автоматы, добиваясь добровольного согласия на вывоз. Эта процедура продолжалась около трех часов. Русские заявили: «Лучше расстреляйте нас здесь на месте, но к Советам не поедем».
Наступили сумерки. Людей отпустили в бараки. Все выходы бараков были заняты вооруженными солдатами охраны. Рота объявила голодовку. В помещении обреченные накрыли стол белой материей, водрузили на него крест, завернутый в черное, поставили иконы. Вечером, утром 18 января и днем все время молились и пели церковные песнопения. Вели себя спокойно. Часть офицеров и солдат поклялась, что в случае несчастья, то есть насильственной выдачи в советскую зону, они покончат с собой и кровью своей остановят попытку вывезти всех.
