– Рейчел! Рейчел! – позвал ее мужской голос.
И страхи, обуревавшие Рейчел, сразу же отступили, рассеялись.
– Джейсон? – Она задохнулась от волнения, даже испугалась, что у нее от переутомления начались галлюцинации. – Откуда ты здесь? Как тебе удалось?..
– Не мог же я отпустить тебя… не повидавшись. – Он остановился, с трудом переводя дух. – Ривка… Рад тебя видеть.
– И я рада, шеф.
– Как тебе удалось попасть сюда раньше нас? – спросила Рейчел. – Мы добирались до перевала всю ночь, только часок передохнули.
– Шелленбергу так понравился мой репортаж, что он пригласил меня поехать вместе со всей его свитой. Ну а я остановился у первой же лыжной базы. Ему сказал, что у меня редакционное задание – написать о лыжных курортах Баварии и найти причины, по которым иностранцам по-прежнему стоит побывать в Германии нынешней осенью. Потом час добирался сюда пешком.
– А что там с Герхардом?
– Думаю, наш добрый бригадефюрер по горло завалит Шлика работой в концлагерях в Польше, и это будет надолго. – Джейсон подошел ближе. – Лия рассказала мне, где вас искать. В нашем распоряжении слишком мало времени.
Ривка пожала Рейчел руку, бросила: «Пока» – и пошла по тропе вниз, к хижине.
– Сколько у нас времени? – Рейчел не хотелось думать о Герхарде Шлике, не хотелось терять ни мгновения.
– Пять минут. Как раз хватит вам обеим на то, чтобы выпить чего-нибудь горячего и переодеться. Могу предложить тебе свое одеяние вместе с подтяжками. – Джейсон усмехнулся. – Ваш провожатый уже готов тронуться в путь. До рассвета он должен провести вас через перевал на ту сторону границы. – Янг обнял девушку. – Тебя ждет кофе с цикорием. Я хочу, чтобы ты как следует согрелась. Впереди у вас долгая дорога.
А Рейчел хотелось остановить время. Оно летело вперед с такой безумной скоростью, дышало опасностью, а теперь его совсем не осталось.
– Джейсон, когда я смогу увидеться с тобой снова? – Девушка понимала, что нужно поблагодарить его за все: за спасение Амели, за то, что он защитил ее, Рейчел, от отца, который собирался продать ее нацистам, за то, что помог ей отыскать настоящую семью, спас Ривку, познакомил Рейчел с пастором Бонхёффером. Самое важное – он познакомил ее с Иисусом, с его Иисусом, который однажды, возможно, станет и ее Иисусом. Ей необходимо узнать Его лучше. Рейчел нужно было столько всего сказать Джейсону. Но сейчас, в эту минуту, все отошло на второй план.
– Скажи же.
Он обхватил ее голову руками и повернул к звездам.
– Видишь этот полумесяц?
Рейчел всхлипнула, напрасно борясь с подступившими слезами.
– Я хочу, чтобы каждую ночь ты смотрела на луну и знала, что я тоже смотрю на нее и думаю о тебе, и буду считать каждый месяц, пока мы не встретимся снова. В Нью-Йорке.
– А что произойдет, когда ты окажешься в Нью-Йорке? – Ей не хватало дыхания.
– Я буду искать мисс Рейчел Крамер, – ответил Джейсон, снова поворачивая девушку лицом к себе. – Хочу пригласить ее посидеть со мной за чашечкой кофе, потом за ленчем, потом за ужином.
– За ужином? Ты это серьезно? – прошептала Рейчел.
Джейсон привлек ее к себе.
– Очень серьезно. На всю оставшуюся жизнь.
– Твою и мою, – добавила она.
– А это красиво звучит – миссис Джейсон Янг.
– Рейчел Янг, – поправила она.
– Рейчел Янг, – согласился Джейсон и поцеловал ее теплыми губами – решительно, крепко, по-настоящему.
Теплая волна поднялась от кончиков пальцев ее ног выше, к туловищу, наполняя сердце, а потом ударив в голову. Рейчел была уже не способна рассуждать, думать, да в общем, ей было все равно. Она гладила Джейсона по волосам, сбросив на землю его шляпу, и десятикратно отвечала на его поцелуй.
В 1950 году жители Обераммергау объединили усилия и устроили представление «Страстей Христовых» – первое за минувшие шестнадцать лет. Так они хотели показать всем, что в Германии жив дух христианства, что немцы могут проявлять терпимость к другим народам и религиям. Ожидали, что на празднике будет присутствовать генерал Эйзенхауэр со своей супругой Мейми. Вот Джейсон и решил, что это добрый знак, а значит, Рейчел пора вернуться домой, к семье.
Семейство Янгов сперва полетело в Израиль, где они провели пять дней в обществе сияющей Ривки (она получила диплом медицинской сестры) и ее новоиспеченного мужа доктора Давида Шехема, который осел в только что основанном кибуце. Супруги Шехем открыли там первую клинику и вместе с другими верующими иудеями стали укреплять общину. Они искренне надеялись, что со временем к ним присоединится еще много новых приезжих. Несколько лет с того дня, когда Джейсон, Рейчел и Ривка узнали о гибели родителей и брата Ривки, они жертвовали средства, которые должны были помочь построить государство Израиль, вырастить деревья и разбить виноградники. Вместе с Ривкой ее друзья горячо молились о том, чтобы их усилия позволили спасти оставшихся евреев, которым довелось пережить ужасы нацистского геноцида.
– И вот мы сюда приехали! – ликовала Ривка. – А ведь это еще только начало!
– Замечательное начало! – Рейчел обняла младшую сестру, которая теперь стала выше старшей и с восторгом предвкушала жизнь среди соплеменников, в созданной при ее участии общине.
Сесть снова в самолет и расстаться с названой сестрой, которую Рейчел полюбила ничуть не меньше, чем родную, оказалось куда труднее, чем ей казалось раньше. Ривка вместе с ней пряталась на чердаке в бабушкином доме и своими глазами видела, как резко менялась жизнь Рейчел. Они вместе перешли через Альпы и на лыжах добрались до Швейцарии. Вместе торговались и упрашивали взять их на два свободных места в дребезжащем переполненном автобусе, который раз в неделю ходил через Южную Францию, где не было оккупантов[59], в Барселону. Там они обе вскочили на ходу в поезд, шедший из Барселоны в Мадрид, и наконец-то добрались до Лиссабона. И вместе же им чудом удалось сесть в Лиссабоне на пароход, доставивший их в Нью-Йорк, где пришлось повоевать за право легально остаться в Америке.
В этой подлинной истории, более удивительной, чем то, о чем пишут в книгах, Ривка на протяжении пяти лет боролась и пробивалась к сердцу Иисуса – Иешуа, Мессии, Спасителя. В юности ни одна из них и помыслить не могла о таком пути, он сделал их совершенно иными, чем прежде.
В Мюнхене, ступив на немецкую землю, Рейчел не могла сдержать дрожь, но рядом с ней стоял Джейсон, обнимал ее за плечи, ласково гладил по спине.
В поезде, идущем до Обераммергау, на Рейчел нахлынули воспоминания, но и тревога о будущем ее не покидала. Каково будет снова увидеться с Амели? Сумеет ли она узнать ее? Ни бабушка, ни Лия, ни Фридрих не написали им ни слова, пока не прошло полгода после того, как в Европе отгремела война. Джейсон и Рейчел, которые теперь уже были вместе и смогли пожениться, сразу же отправили им посылки с гуманитарной помощью. В каждой посылке – а отправляли их ежемесячно – были баночка кофе, баночка чая и четыре шоколадки, завернутые в одежду или вложенные в пару обуви для того или иного члена семьи. Иногда посылки добирались до адресатов.
Совсем недавно бабушка написала, что Амели выросла и превратилась в красавицу, к тому же была очень талантлива: она стала одной из лучших портних во всем городе и подавала большие надежды. Она была теперь так не похожа на малыша с фотографии «Баварская Мадонна с ребенком», что бабушка уверена: Рейчел ее просто не узнает. Никто в городке не сомневается в происхождении Амели. Никто, кроме Генриха Гельфмана, того самого, что учился у Фридриха резьбе по дереву. Когда-то он увидел Амели, еще совсем маленькую, нуждавшуюся в защите и покровительстве, и с той самой минуты навсегда стал ее верным рыцарем.
За годы бомбежек многие стали плохо слышать, а то и вовсе оглохли – на войне без жертв не бывает. Бабушка объясняла всем любопытствующим, что девочка осиротела. Та немолодая женщина, которая жила в Штелле и привезла малышку сюда, приходилась бабушке дальней родственницей. Во время очередной бомбежки она куда-то пропала. Вот Фридрих и Лия Гартман и удочерили малышку – а как же иначе?
Ступая по немецкой земле, Рейчел хорошо понимала, что призраки прошлого стоят перед глазами не у нее одной. Она чувствовала, как напряженно шагает рядом Джейсон, как крепко он сжимает ее руку, видела его решительно сжатые губы. Джейсон уехал из Берлина в 1941 году и потом до конца войны работал в Лондоне. С тех пор он ни разу не видел Дитриха Бонхёффера и не получал от него вестей. От коллег Джейсон узнал, что его друг был арестован в 1943 году. Когда же произошло неудачное покушение на Гитлера и стала известна роль Дитриха в заговоре, его обвинили в государственной измене. После долгих месяцев следствия – и уже незадолго до окончания войны – Дитриха перевели из концлагеря Бухенвальд в Шенберг. В воскресенье, через неделю после Пасхи, едва он провел службу для своих сокамерников, гестаповцы перевезли его во Флоссенбург. Еще через два дня, на рассвете, Дитриха повесили. Перед смертью он успел сказать несколько слов, в том числе стала известна такая фраза: «Это конец, но для меня – лишь начало жизни».
