Большевистская пропаганда, — было записано в постановлении пленума ЦК КП(б)Б, — должна вестись всеми имеющимися печатными средствами и устно распространяться всюду среди населения оккупированной территории. Это привлечет новые тысячи борцов против оккупантов».
Мы строим аэродром. — Воистину народная стройка. — Боевые успехи партизан. — С первым же самолетом вылетаю в Москву. — Мои встречи с товарищами Пономаренко, Ворошиловым, Андреевым, Сталиным. — О партизанах Белоруссии рассказываю рабочим Казани, Иванова, Коврова.
Для того чтобы иметь возможность принимать у себя крылатых гостей, надо было ускорить подготовку посадочной площадки. А где ее возьмешь, когда вокруг одни леса и болота?
Помню, в начале августа 1942 года мы пошли осматривать островок Зыслов. С нами пошел летчик Павел Анасенко, который оказался у нас в лагере после ранения. Перед этим несколько дней лил дождь. Вода на болоте поднялась, пройти трудно, но у Гальчени везде были свои тропинки. Выйдя из деревни Старосек, Герасим Маркович покружил по зарослям и быстро выбрал тропинку, по которой можно было идти смело.
Он шел впереди, мы за ним. Зеленый островок находился в центре наших основных баз и был незаметен для оккупантов. Найдется ли здесь подходящее место для будущего аэродрома? Если найдется, то сразу же приступим к работе.
Гальченя на острове также шел впереди, шел уверенно, видно, хорошо знал, куда ведет. Не было такого уголка на Любанщине, которого бы Герасим Маркович не знал. Под ногами шелестела густая трава. В некоторых местах она была выше колена и обдавала нас росой, хотя солнце было уже высоко. Пахло болотной сыростью, местами трудно было пролезть: орешник, переплетаясь с березняком, стоял живой стеной.
Пройдя около двух с половиной километров, Гальченя остановился, глянул на солнце и повернул вправо. Через несколько минут он вывел нас на просторную поляну и удовлетворенно проговорил:
— Вот вам и аэродром. Подчистить немного, траву скосить — и считай, что готов.
— Двухмоторный сядет — всю площадку накроет, а хвост вон на том дубе повиснет, — добродушно пошутил Анасенко.
Гальченя недоверчиво покачал головой, однако, посмотрев на столетний дуб, который возвышался на краю поляны, смутился.
— Дуб действительно будет мешать, — согласился он, — придется его выкорчевать, а площадка здесь хорошая. Ты разве не садился на таких?
— Садиться-то садился, только не на таких самолетах, какие к нам летают. Вот когда меня подбили, я сел в кусты. Да только подняться уж не смог.
— Сядешь и здесь, — сказал Герасим Маркович. — Сядешь и взлетишь!
— Для того чтобы взлететь на транспортном самолете, — терпеливо объяснял Анасенко, — нужно самое малое пять-шесть таких площадок. Да землю утрамбовать.
Площадка была мала для тяжелых самолетов, это ясно было и нам, но мы были очень довольны, что удалось найти на острове хотя бы такую полянку. Будто сама природа позаботилась о нас. Оставалось посмотреть, можно ли ее расширить.
— Сколько, вы думаете, тут метров? — спросил Анасенко Герасима Марковича.
Гальченя пошел к восточной стороне полянки и оттуда начал мерять ее широкими быстрыми шагами: «Раз, два, три, четыре…» Нам было слышно, как он, досчитав до сотни, начинал снова: «Раз, два, три, четыре…» Ноги его неслышно ступали по мягкой, пересыпанной курослепом траве.
Мы шли за Гальченей.
— Метров четыреста! — громко сказал он, дойдя до конца площадки. — Но ее можно еще расширить.
Потом начал мерять Анасенко. Он делал шаги примерно такие же, как и Гальченя, старался перешагивать через кочки и пни, чтобы идти по прямой. Скоро летчик исчез в зарослях, и только по его голосу и треску сухих сучьев мы определяли, где он.
— Тысяча пятьсот, — услыхали мы наконец последний счет Анасенко. — Идите сюда!
Гальченя удивился:
— Разве мы эскадрильи тут будем принимать?
Мы прошлись по следам Анасенко. Перед нами вырисовывалась площадка длиной около полутора километров, шириной — около километра. Почва здесь хорошая: кое-где болотники — их нетрудно засыпать, местами холмики — можно срезать. Труднее всего будет с раскорчевкой. Часть площади густо заросла орешником, встречались толстые сосны, березы.
— Будет здесь работки, — со вздохом обронил Долидович.
Тревога его была понятна. Для того чтобы быстро оборудовать площадку, нужно бросить сюда значительные силы, а где их возьмешь? Оккупанты наводнили районы эсэсовцами, делали попытки в опорных пунктах создать свои гарнизоны, и нам беспрерывно приходилось вести боевые действия.
— А если взять людей из деревень? Поговорить с ними, объяснить, что это дело очень важное. Они все нам сделают.
Понятно, что некоторые резервы можно было найти в самом соединении, однако, если учесть, что строительство аэродрома — дело срочное, этих резервов было далеко не достаточно.
Подошел Анасенко: энергичное лицо, безупречная воинская выправка.
— Приходилось вам иметь дело с таким строительством? — спросил я его.
— Приходилось, — ответил летчик.
— Дадим вам рабочих, тягловую силу, лопаты, топоры. В полтора — два месяца справитесь?
— Нет, не справлюсь.
— Что вам еще надо? — спросил я.
— Кроме людей мне надо еще около тысячи подвод — без камня и гравия аэродрома не построишь!
— А если мы все это сделаем: дадим транспорт и все необходимое?
— Тогда справлюсь! — уверенно ответил Анасенко.
Тут же мы нашли место для фиктивного аэродрома.
Когда возвращались, Долидович осторожно спросил:
— Где же мы возьмем столько людей и подвод? В отрядах свободных людей не так много, а подвод и совсем мало. Лошади у нас больше верховые.
— А наши зоны?
Долидович задумался.
— Это правда, — в раздумье произнес он, — там люди есть. Но ведь строительство у нас необычное, необходима конспирация.
— Будет и конспирация.
Я верил, что колхозники окружающих деревень помогут нам, как помогали уже не раз. И сами придут и доставят все, что нужно.
Мачульский начал вслух подсчитывать, сколько человек можно взять из деревень Старосеки, Загалье, Альбинск, Калиновка, Нижин, Скавшин, Сухая Миля, Убибачки и других. Он начал перечислять надежных людей из Старосек, которых можно было бы поставить во главе бригад. Перечислил по именам и насчитал больше десяти человек только из одной деревни.
Гальченя внимательно слушал, кивал одобрительно головой, а потом вдруг запротестовал:
— Одних стариков берешь, это неправильно.
— А кто там из молодых? — усмехнувшись, спросил Мачульский.
— Женщин бери, вот кого, — настаивал Герасим Маркович. — Чем плохие будут бригадиры?
На следующее утро Анасенко, Филиппушка и представители штаба соединения отправились в ближайшие деревни, и работа началась.
К болоту подошли люди с лопатами и топорами, подъехали подводы. Пришли все, кто мог быть полезным: пожилые мужчины и старики, женщины и подростки. Предполагалось брать на работу только здоровых и физически сильных людей, но это правило пришлось нарушить. Узнав, что партизанам нужна помощь, на работу начали собираться все. В хатах оставались только малые да совсем старые. Попробуй скажи кому-нибудь, что он не подходит для этой работы! Обидится человек, примет за оскорбление.
В Старосеках был такой случай. Набирая бригаду, Анасенко отвел в сторону пожилого, слабого здоровьем колхозника Антона Синицкого и посоветовал ему:
— Побудь пока дома, пусть идут те, кто поздоровее. Если не будем управляться, тогда позовем тебя.
Синицкий даже в лице изменился.
— Так, значит, не годен? — обиженно сказал он. — На разведку посылали за пятьдесят километров — был годен, фураж отрядам доставлял — годен, а тут — в сторону. Да я не хуже другого молодого потяну!
Женщины, услыхав этот разговор, тоже запротестовали:
— Без него и мы не справимся, он тут у нас всему селу голова.
Подошел Корнеев и как председатель местного Совета порекомендовал взять Антона Синицкого на строительство.
— Таких смело бери, — сказал он Анасенко, — я его давно знаю. Хочешь, скажу тебе один секрет: я тут смотрю, чтобы в каждой бригаде были люди стойкие, проверенные. Сейчас они будут копать, корчевать, а подойдет время — дадим в руки оружие, и пойдут воевать, бить оккупантов. В моем сельсовете можно с десяток отрядов организовать.
Чтобы с самого начала обеспечить необходимые темпы работы, надо было доставить на площадку транспорт, тягловую силу, щебень, катки. Перевозить все это надо через болото, без дороги не обойтись. Начали гатить болото. На трясину насыпалась земля — ее возили, носили. Понадобилось много леса — его рубили тут же. Гать была сделана за несколько суток, и тогда островок впервые за время своего существования заселился людьми. Колхозники были из ближайших деревень, и многим можно ходить на отдых домой, но каждый считал себя мобилизованным, и на время работы люди переселились на остров. Вокруг строительства выросли шалаши и палатки.
