Отсюда был эвакуирован в Москву тяжело раненный прославленный партизан Кирилл Прокофьевич Орловский, Герой Советского Союза.
Все годы войны пользовались мы зысловским аэродромом. Он служил важнейшим средством прямой связи с Большой землей для многих партизанских соединений Белоруссии.
Как только аэродром был готов, мы стали с часу на час ожидать самолета из Москвы. Тоска по вестям с Большой земли была настолько сильной, что многие в нетерпеливом ожидании не спали круглые сутки. Волновались все: и те, что дежурили на аэродроме, и те, что оставались в лагере. Да и сам я был очень взволнован. С первым самолетом, который у нас приземлится, я должен буду вылететь в Москву. Центральный Комитет КП(б)Б и Центральный штаб партизанского движения вызывали меня для отчета.
Москва — любимая столица нашей Родины! Во все время суровой партизанской жизни ты была в наших сердцах. Каждую минуту, каждое мгновение мы думали о тебе, великой и могучей, неповторимо прекрасной, по-матерински ласковой и заботливой для своих сынов и дочерей, которые, не жалея жизни, защищали священную землю Советов под знаменем великого Ленина.
При воспоминании о тех днях и сегодня трепетно бьется мое сердце. Помню одну тихую сентябрьскую ночь. Над головой небо будто стеклянное, и звезды стали словно ближе. Тишину нарушал только ветер, сдувающий с ветвей первые осенние листья. Я лежал на взгорке вблизи аэродрома, положив под себя ватную куртку. Глаза блуждали по восточному краю неба. Я ждал, что вот-вот среди множества синих звезд вспыхнут другие, летучие звезды — вестники Большой земли. Перед глазами всплывали волнующие картины Москвы — той Москвы, которую я помнил еще с мирных дней. Красная площадь, гранит Мавзолея, Спасская башня и зубчатая стена Кремля, ровные ряды молодых серебристых елей у стены, высокие рубиновые звезды над кремлевскими дворцами. Сколько раз я ходил и любовался этой красотой! Теперь, на партизанском аэродроме, мне казалось, что я иду знакомым путем, вдоль Москвы-реки, около Манежа и Исторического музея. Но теперь башни Кремля виделись мне могучими воинами-богатырями с нахмуренным челом, несокрушимыми в бою…
Мне очень хотелось побывать в Москве. Зная, что меня вызывают, я все-таки не мог представить себе, что очень скоро окажусь в родной столице. Беспокоило меня одно: надолго ли меня вызывают? Я считал, что я не должен в такое суровое время оставлять товарищей по борьбе. Положение наше было довольно сложным. Гитлер бросил против партизан крупные силы. Отряды нашего соединения вели жестокие непрерывные бои на всей территории Минской, Могилевской, Полесской, Барановичской и Пинской областей. Мы наносили врагу большой урон в живой силе и технике, срывали его планы. Но со дня на день нужно было ожидать подхода новых частей противника.
Время было очень напряженное. Надо больше активизировать деятельность подпольных партийных организаций, усилить их работу среди населения, увеличить боеспособность партизанских отрядов. Я неоднократно задавал себе вопрос: можно ли хотя бы на несколько дней оставить подпольный обком и отряды? И хорошо ли вообще уезжать при таких обстоятельствах и оставлять боевых товарищей и друзей?
Но здраво рассудив, мы все — члены бюро обкома, партийные руководители, командиры отрядов — правильно оценили поездку в Москву: это исключительно важное событие, оно будет иметь большое значение не только для нашего соединения, но и для развития партизанского движения в Белоруссии. Каждый из нас хорошо понимал, что в Москву нужно привезти точные сведения о деятельности белорусских партизан и получить там указания о дальнейшем развертывании всенародной борьбы с врагом.
Надо было видеть, с каким волнением и старанием готовились к моей командировке. Командиры отрядов ходили озабоченные. В своих рапортах им хотелось как можно подробнее рассказать об отрядах, о партизанах-бойцах и об их боевых делах. Члены обкома партии писали об опыте партийной работы в подполье, о политической работе в отрядах и среди населения. Идешь ночью и видишь: светится огонек в лесном шалаше. Заглянешь — и видишь, как после дневных боевых операций сидит при лампе командир отряда и пишет рапорт в Москву.
Приближалось время вылета. Мы вызвали в штаб на беседу командиров и комиссаров отрядов, секретарей подпольных обкомов. Мы не думали, что я задержусь в Москве. Однако всем командирам и комиссарам отрядов надо ясно и точно определить задачи на ближайшее время.
Прежде всего в охранных и экспедиционных фашистских войсках были словацкие подразделения. Нам удалось выяснить, что многие словаки, насильно мобилизованные фашистами, не хотят воевать против нас. Словаки несли охрану на важнейших железнодорожных путях. Нашей задачей было взорвать эти мосты и парализовать движение врага. Надо было немедленно связаться со словаками, развернуть среди них агитацию и перетянуть на свою сторону. С помощью солдат и офицеров, сочувствовавших нам, легче будет выполнить задачу деморализации тыла врага.
Наша разведка доносила, что многие словаки хотят перейти к партизанам, чтобы вместе бороться против фашистов, есть такие и среди насильно мобилизованных поляков, румын, французов и даже среди немцев. Вот эту задачу мы и поставили перед партизанскими руководителями. Моим заместителям — Мачульскому, Бельскому, Бондарю и Варвашене — я посоветовал вести это дело осторожно, чтобы избежать неприятных случайностей.
Другая первоочередная задача — организация взрывов больших мостов на вражеских коммуникациях. Мы и раньше придавали этому особое значение, но в большинстве случаев наши отряды разрушали мосты только на шоссейных и грунтовых дорогах. Большие железнодорожные мосты мы не всегда отваживались взрывать: мало было подрывных средств, не хватало специалистов. Кроме того, эти мосты охранялись крупными силами гитлеровцев.
Теперь же мы были достаточно подготовлены и сильны. Мы могли наносить ощутимые удары по коммуникациям врага: задерживать и уничтожать сотни военных эшелонов с живой силой, вооружением и техникой. Первым надо было взорвать большой мост через реку Птичь. Он находился на стратегически важной железнодорожной линии Брест — Лунинец — Калинковичи — Гомель. Немцы перебрасывали по этой дороге свежие подкрепления в район Сталинграда. Мост охранялся батальоном гитлеровцев. Охрана стояла и на ближайших станциях. Крупные гарнизоны размещались в Петрикове и Копаткевичах. В Петрикове стояли словацкие части.
Начать подготовку к этой операции решили немедленно. Она являлась одной из наиболее важных. Руководство операцией возлагалось на Мачульского и Бельского.
И вот в эти напряженные дни и ночи боевой подготовки пришел наконец долгожданный час вылета. Это было ночью 22 сентября. Над нашим островом появился самолет. Помню, от внезапно охватившей меня радости будто электрические искры пробежали по всему телу, сердце забилось так сильно, что, казалось, слышны были его удары.
Мы зажгли факелы, показывая долгожданному гостю место посадки. Самолет покружился над лесом и, приглушив моторы, пошел на снижение. Все, кто был в это время на аэродроме, замолкли в волнующем ожидании. В это мгновение для нас как будто перестали существовать и фронт и расположенные по соседству немецкие гарнизоны. Необычайно остро, живо почувствовали мы свое неразрывное единство со всем советским народом, с нашей великой, непобедимой страной.
Самолет сел. Я, Мачульский, Бельский, Бондарь, Константинов, штабные работники и партизаны — дежурные по аэродрому — направились к нему. Но из самолета никто не выходил. Летчики еще не были уверены, что попали к своим. Я назвал пароль. Один из пилотов быстро сошел на землю и пошел навстречу.
— Привет вам, товарищи! Привет из Москвы!
Мы по-братски обнялись. Летчик крепко пожал всем руки. Лицо его, простое и открытое, светилось радостью.
— Капитан Груздин.
Героя Советского Союза Груздина мы знали хорошо, хоть и встретились с ним впервые. Он не раз прилетал к нам и вместе с грузами сбрасывал письма. Капитан попросил срочно разгрузить самолет, так как намеревался вылететь немедленно.
Вокруг собралось много народу. Каждому хотелось взглянуть на посланцев Большой земли, побыть с теми, кто вылетал сейчас в родную Москву. Люди жали мне руку, обнимали. В эти пожатия они вкладывали всю душу. И я с особой силой почувствовал, какая ответственность лежит на мне: люди видели во мне своего представителя, того, кто должен доложить правительству, партии, как борются с врагом партизаны, как велико их чувство преданности и горячей любви к Родине. У многих были родные и близкие на Большой земле, у кого жена, у кого родители, братья, сестры. Эвакуировавшись из Белоруссии, они работали в различных братских республиках. Мне передавали для них столько писем, что карманов не хватало. Я знал, что частицу сердца партизана везу любимым, дорогим людям.
