Не время паниковать - Кевин Уилсон

Now Is Not the Time to Panic

by Kevin Wilson

Перевел с английского Андрей Шаулис

Художник Анна Вепс

Дизайн обложки Анны Стефкиной

Copyright © 2022 by Kevin Wilson. All rights reserved

© Шаулис А. С., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2023

* * *

Я взяла трубку и услышала незнакомый женский голос:

— Это Фрэнсис Бадж?

Я была уверена, что звонит очередной рекламный агент, поскольку никто не называл меня «Фрэнсис». В гостиной моя семилетняя дочь соорудила себе ударную установку, включавшую в себя жестяную пластину вместо тарелки, поэтому в доме стоял чертовски громкий ритмичный грохот — дзынь-бам-дзынь-бам-дзынь. Поэтому я сказала: «Извините, но мне это неинтересно» — и собиралась уже положить трубку, когда женщина, понимая, что хочу отвязаться от нее побыстрее, предприняла отчаянную попытку удержать мое внимание:

— «Окраина — это лачуги, и в них живут золотоискатели», — произнесла она с восходящей интонацией, и я застыла. Трубка чуть не выпала у меня из рук. И мы закончили фразу в один голос:

— «Мы — беглецы, и закон по нам изголодался».

— В общем, вам эти слова знакомы, — произнесла женщина.

— Да, конечно, я их уже слышала, — отвечаю, лихорадочно соображая, как улизнуть.

Я чувствовала, как земля уходит у меня из-под ног. «Черт, что за хрень, только не это!» — закручивалась сумасшедшей спиралью мысль у меня в голове, так как все это, ну правда, было так давно. Я убедила себя, что никто никогда про это не узнает. Но эта женщина меня разыскала, и я тут же принялась размышлять, как бы мне снова потеряться, чтобы никто меня больше не нашел.

— Меня зовут Мэззи Брауэр, я искусствовед. Я пишу статью для «Нью-Йоркера» — про Панику в Коулфилде в тысяча девятьсот девяносто шестом году.

— Допустим, — говорю я.

— Мам! — кричит тем временем Джуни. — Послушай же меня, ну послушай! Это же «Вайп Аут», верно? Ну ведь правда, звучит совсем как «Вайп Аут» [1]? Мам! Ну послушай!

— И я думаю, что вы ее и устроили, — сказала женщина, тщательно подбирая слова, и голос ее был приятным и честным.

— В самом деле, вы так думаете? — спросила я чуть ли не со смехом.

Но ведь так оно и было. Это я ее устроила. Не в одиночку, да, но и без меня ничего бы не вышло. Без меня и еще одного человека.

— Я почти на сто процентов уверена, что это были вы, — подтвердила Мэззи Брауэр.

— О боже, — сказала я, не сразу осознав, что произнесла эти слова вслух.

Дочка гремела ударными. У меня кружилась голова. В духовке разогревалась пицца. Муж наконец-то решил починить в спальне оконную щеколду, речь о которой шла уже целых четыре месяца. Наша жизнь, такая скучная и нормальная, все еще шла своим чередом. В тот момент, когда все стало меняться, моя жизнь об этом как будто не догадывалась. Не понимала, что надо приостановиться, замереть, поскольку ничто уже не будет по-прежнему. Пусть пицца подгорает. Забудь про этот дурацкий шпингалет. Собирай вещи. Бежим отсюда ко всем чертям. Спалим дом и начнем все сначала. На секунду я задумалась, а могла бы я и впрямь вырваться отсюда и начать все сначала?

— Так это были вы? — спросила журналистка.

И зачем я только взяла трубку?

— Да, — не сразу ответила я, при этом ощущение было такое, будто какая-то сила продергивает мое тело сквозь время. — Это была я.

— Вы и больше никто? — продолжила она.

— Это сложная история, — ответила я.

Рядом со мной стояла Джуни и дергала меня сзади за рубашку:

— Ма-ам? А с кем ты разговариваешь?

— С подругой, — отвечаю я.

— Давай я с ней поговорю, — предлагает Джуни (более уверенного в себе человека я не знаю), протягивая руку за телефоном.

— Мне надо идти, — говорю я Мэззи.

— Мы можем встретиться?

— Нет.

— Могу я вам перезвонить?

— К сожалению, нет, — ответила я и, прежде чем она успела что-либо добавить, положила трубку.

Я принялась расхаживать по кухне, стараясь вспомнить буквально каждое слово нашего разговора, что́ именно я сказала этой женщине. Однако Джуни терпеть не может, когда так расхаживают и когда я ухожу в себя, поэтому принялась дергать меня за штаны.

— А как зовут твою подругу?

— Что? А… Мэззи.

— «Мэззи» звучит как имя воображаемой подруги.

— Может, она такая и есть, — ответила я. — Я не вполне уверена, что она существует.

— Ты такая странная, мама, — улыбнулась Джуни. И тут же, словно это не имеет никакого значения, потому что она уже успела об этом забыть, говорит: — Послушай, как я играю на этих потрясных барабанах!

У меня еще оставалось время. Я села на диван и принялась наблюдать за тем, как дочь, взяв две деревянные ложки, самозабвенно колотит по своей ударной установке. Сердце глухо билось в груди. «Все закончилось, — внушала я себе. — Все давно закончилось».

Все только начиналось. Только начиналось.

В городском бассейне Коулфилда происходило следующее: раздавался свисток, и всем, кто находился в воде, приходилось из нее выскакивать, после чего мы выстраивались в ряд, переминаясь с ноги на ногу, поскольку бетонный пол был таким раскаленным, что обжигал ступни. Затем спасатель, едва ли старше меня (мне было шестнадцать), светловолосый качок, похожий на «плохого парня» из подросткового кино и совершенно не собиравшийся никого спасать (если кто-то и впрямь начнет тонуть), выкатывал жирно смазанный толстым слоем вазелина арбуз; благодаря вазелину арбуз блестел, словно переходил из твердого состояния в жидкое. Спасатель или один из его злых двойников, порой еще более накачанный, с неряшливыми усишками, ронял арбуз в воду и отпихивал его к середине бассейна.

По их свистку надо было прыгнуть в воду, и тот, кому удавалось доставить арбуз к бортику бассейна, его выигрывал. Чтобы получить шанс на выигрыш, требовалось действовать сообща, поэтому игра превращалась в своего рода бандитскую разборку, в ходе которой мальчишки попросту дубасили друг друга, а арбуз выскальзывал у них из рук и уплывал вдаль, точно запоздалая мысль. К тому моменту,