когда арбуз наконец добирался до бортика, он был исцарапан, побит, из него сочилась красная мякоть, и съедобным он казался разве что тому, кто его выиграл. Мне хватало ума в это не лезть, хотя меня и бесило, что девчонки никогда в не участвуют в игре, как будто мы были слишком хрупкими для подобных вещей. Впрочем, в тот единственный раз, когда я попыталась побороться за арбуз (мне было двенадцать), какой-то пожилой дядька с вытатуированной на предплечье змеей заехал мне локтем в лицо и чуть не вышиб передние зубы.
Мои братья-тройняшки прекрасно годились для битвы за арбуз, так как к своим восемнадцати успели здорово вымахать. Были они довольно дикими и обладали не только физической силой, но и психической, делавшей их невосприимчивыми к боли; и эту силу они постоянно испытывали друг на друге. Однако они тоже не участвовали в битве, пользуясь моментом, пока все загипнотизированы арбузом, чтобы красть деньги и еду из оставленных без присмотра сумок.
Я стояла возле бассейна на покрытых волдырями ногах и размышляла, почему бы мне, собственно, не лечь на полотенце и не подождать, пока я смогу спокойно войти в воду и… что? Просто бродить вдоль бортика, чтобы никто не подумал, что я одинока? Я терпеть не могла этот бассейн, однако кондиционер в доме накрылся и, пока его починят, пройдут еще сутки. Я продержалась целых два дня, обливаясь потом и чувствуя себя несчастной, но в итоге в то утро села с братьями в их минивэн. Если честно, раз уж мне пришлось сюда приехать, хотелось поглядеть, как мальчишки будут драться за эту хреновину. Хотелось послушать крики и проклятия. Увидеть насилие, творимое ради веселья.
С противоположной стороны бассейна за мной наблюдал какой-то паренек. Он был худеньким и нервным, примерно моего возраста, и всякий раз, как я ловила его взгляд, он улыбался странноватой улыбкой и начинал пристально смотреть на воду, которая так ярко отражала солнечные лучи, что слепило глаза. Потом я потеряла его из виду. Спасатели вот-вот должны были засвистеть в свои свистки. А потом я почувствовала чье-то прикосновение к локтю, почему-то показавшееся мне очень дружественным и необычным, чьи-то пальцы на своем шершавом, костлявом локте. Моментально развернувшись, я увидела того самого паренька, черноглазого, черноволосого, с белоснежными и очень неровными зубами.
— Привет, — сказал он, а я отвела от него локоть.
— Не дотрагивайся до людей, которые не любят, когда до них дотрагиваются, — сказала я ему.
Паренек примирительно поднял руки, неожиданно смутившись. Ну кто смущается, дотронувшись до локтя девушки?
— Извини, — сказал он. — Извини. Я здесь новенький. Недавно сюда переехал. Никого не знаю. Наблюдал за тобой. Похоже, ты тоже никого здесь не знаешь.
— Я здесь всех знаю, — ответила я, показывая на сборище любителей бассейна. Я их всех знаю. Просто они мне не нравятся.
Он кивнул. Он меня понял.
— Не поможешь мне заполучить этот арбуз?
— Я? — Теперь уже я смутилась.
— Вместе со мной. Думаю, нам это под силу.
— Разумеется, — сказала я, кивнув и улыбнувшись.
— Отлично. — Лицо его просветлело. — А как тебя зовут?
— Фрэнки.
— Круто. Мне нравятся девушки с мальчишескими именами, — заявил он мне, словно был самым непредвзятым из когда-либо живших на свете людей.
— Фрэнки — не мальчишеское имя. Это унисекс.
— А меня зовут Зеки.
— Зеки? — удивилась я.
— Иезекииль, — пояснил паренек. — Это из Библии. Впрочем, это мое второе имя. Я решил его опробовать этим летом. Чтобы проверить, как оно воспринимается на слух.
Я разглядывала его. Он не был красавцем: все его черты были слишком крупными, мультяшными. Но и я не была очаровашкой. У меня было вполне заурядное лицо. Я убедила себя, глядя в зеркало под нужным углом, что, пусть я внешне и заурядная, это временно и скоро я стану привлекательной. Я сказала себе, что я точно не уродка. Вопреки тому, что постоянно твердили мои братья. Плевать. Меня моя внешность ужасно волновала, но я прикладывала массу усилий, чтобы не волноваться. Я — панк. Возможно, лучше было быть уродкой, чем заурядной.
Просвистел свисток, а мы всё глядели пристально друг на друга. И тут он говорит:
— Ну давай! Мы сможем! — и прыгнул в бассейн.
Я прыгать не стала. Просто стояла рядом и самодовольно улыбалась, глядя, как Зеки бултыхается в воде. Он выглядел таким расстроенным. Я почувствовала себя совершенно дерьмово. В конце концов он пожал плечами и погреб в направлении движухи, к бурлящей толпе мальчишек-подростков, дерущихся ради забавы за дурацкий приз.
Зеки попытался несколько раз пробиться к арбузу, но его грубо отпихивали в сторону, окунали вводу, и он выныривал, ловя ртом воздух и кашляя, и выглядел таким потерянным, одиноким. Тем не менее он упорно лез в толпу, стараясь схватить руками арбуз, такой скользкий, что никто не мог им завладеть. А потом кто-то случайно лягнул Зеки ногой в рот, и я увидела, что у него разбита губа. Из нее сочилась кровь, падая каплями в воду, однако спасателям было пофиг. Думаю, они в ту сторону даже не посмотрели. А Зеки попросту прыгнул обратно в толпу, и меня охватила тревога. Я знала, что с таким лопухом обязательно случится что-нибудь скверное.
Едва эта мысль пришла мне в голову, как я бросилась к своему брату Эндрю, у которого было уже семь упаковок «Доритос» [2], и заявила, что мне нужна его помощь. Тут же к нам подошел Брайан, держа в кулаке пачку влажных купюр.
— Пошли, Эндрю, — сказал он, не обращая на меня никакого внимания. — У нас не так много времени.
— Мне нужна помощь, — повторила я, и в этот момент происходящим заинтересовался Чарли и подошел выяснить, что происходит. — Мне нужно, чтобы вы помогли этому парню выиграть арбуз, — заявила я всем троим сразу.
— Да ну его на хрен, — ответил Чарли. — Ничего не выйдет.
— Ну пожалуйста! — взмолилась я.
— Извини, Фрэнки, — сказал Эндрю, и они уже собирались свалить, но тут я закричала:
— Я дам вам двадцать долларов!
— Двадцать баксов? — спросил Брайан. — Без дураков?
— Двадцать баксов, — ответила я.
— И что мы должны сделать?
— Видите того ботана в бассейне? С разбитой губой? — Братья дружно кивнули. — Помогите ему выиграть арбуз.
Хотя задание было довольно простым, они долго и внимательно глядели на арбуз.
— Ты что, в него влюбилась? — спросил Чарли, ухмыляясь.
— Не знаю. Мне его жалко.
— Фу! — скривился Эндрю и взглянул на меня, как на прокаженную. — Ладно, сделаем.
И мои братья, побросав на меня все, что успели собрать, с разбега попрыгали «бомбочками» в воду. Эндрю схватил Зеки, словно тряпичную
