помог». «Ну, ты озверел! – ответил вор. – Рой могилу, я тебя в неё закопаю!» Вдруг что-то звякнуло по железу. Вор, хоть и пьян был, а заинтересовался. Смотрит, вытаскивает старик из ямы горшочек, а из него деньги золотые посыпались на землю. «Молодец, батя! – вскричал вор. – Не напрасно, выходит, связался я с тобой. Давай делить!». И стал старик деньги делить. Разложил монеты на три кучи. «А кому третью кучу?» – спросил удивлённый вор. Старик хитро ему ответил: «Тому, кто торбочку мою съел». «Батя, так это я же схавал её!» Сказал и вторую кучу золота пригрёб к себе.
Сашка, с испугом, услышал:
– Ерёмин, с вещами на выход!
Его ждала неизвестность. А пока что он попал в камеру для малолеток, которым предстоял этап. Здесь увидел и тех, с кем сидел до суда. И долговязого. Тот зло взглянул в сторону Сашки и о чём-то зашушукался с соседями. «Нужно быть на чеку» – подумал Сашка. В десять утра открылась дверь камеры. Приказали построиться в коридоре. Пересчитали. Тридцать человек. Автомобиль, вокзал. Перед поездом заключённым приказали сесть на корточки, предупредив: «Шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх – побег, стреляем без предупреждения». У каждого с собой в котомке булка чёрного хлеба и три селёдки.
Состав ехал долго, с частыми остановками. Охранники – вооружённые молодые солдаты, все из Средней Азии. До чего злые! Кружки воды не выпросить. А от солёной селёдки пить хотелось жутко. Да и вагон не проветривался. Жара, духота. Долговязый слабаком оказался: ныл.
Наконец куда-то приехали. Это была Свердловская тюрьма. Завели в полутёмную камеру, свод которой поддерживали колоны. Но, как следует, оглядеться не успели: через три дня вновь застучали колёса по стыкам, тюрьмы замелькали – одна за другой. Сашка даже стишок сочинил: «Как птицы, полетели километры. О, что же там, в неведомом краю? Судьба моя… Как злобно воют ветры. Куда несут они судьбу мою?».
Тюрьмы, где пришлось побыть Сашке, были не похожи одна на другую. Например, в Омске тюрьма хмурая, в Вологде – голодная, в Кирове – сытая. До зоны плыли на пароме, пересекли Северную Двину. Когда подвели вымученных за дорогу малолеток к вахте, обратил Сашка внимание на хлопчика примерно его лет, который с охранником разговаривал как-то задушевно. Сашке картина понравилась. Спросил у хлопчика: «Как вам тут?» Тот ответил: «Учись, спортом занимайся, ходи на работу, распорядок дневной выполняй – тогда жить можно».
Выкупали, одели, накормили и раскидали по отрядам, которые располагались в старых рубленных двухэтажных бараках. По восемь спален в каждом. Один барак на два отряда. Командовал отрядом бригадир. В отряде, куда поместили Сашку, бригадиром был Зуев Боря, кликуха – Борюля. Рост средний, лицо деревенское – простодушное и конопатое. Он косил под дурака, но был хитёр, как бес. По морде мог дать, не разбираясь. А разберётся – похлопает по плечу и с поклоном, как шут, извинится. Смотришь – другого колотит. Но ни разу не замахнулся он на дружка – пацана лет шестнадцати, хоть тот постоянно подсмеивался над ним. Этого пацана за близость к бригадиру малолетки уважали и называли Сан – Санычем. Ещё он был хозяином старенькой гитары, на которой вечерами играл, но дёргая лишь за одну струну, пытаясь вымучить мелодию из какого-нибудь репертуара. Когда Сашка спросил его, почему он обходится одной струной, тот ответил, что другие струны не звучат. Сашка взял гитару, подтянул струны, и запела она так, как, видимо, не пела никогда. «Ух ты!» – вытаращив глаза, только и произнёс Сан—Саныч. И тут же приклеилась к Сашке кличка «Гитарист».
Долгими вечерами бегал Сашка пальцами по струнам в окружении отряда слушателей. Через несколько дней в спальню зашёл молодой человек; он, молча, послушал Сашкины мелодии и, схватив его за руку, повёл в музыкальную комнату. Она, кстати, соблазняла Сашку давно текущими из неё гитарными и балалаечными звуками. Руководителем оркестра был парень, играющий на гитаре и носящий солидную кличку «Полковник». Молодой же человек, который привёл Сашку в музыкалку, был пианист Вова Зверев – душа музыкантов, а ещё председатель Совета колонии. Стройный, высокий, сероглазый, носил он кличку «Хося».
В те дни готовился концерт. Второй месяц неотлучно репетировал оркестр. Несмотря на то, что и Сашка оказался в нём, дневную норму распиловки дров ему не сократили. Подумал «Хося» и сказал: «Подыщем работу полегче». И послал Сашку к Лавреньтичу – мастеру. Мастер, седовласый, мордастый, к Сашке подкатившись, загнусил:
– Зверев прислал? Что это он задницу за тебя дерёт? Зверев… Кто он такой? Подумаешь, отец в министерстве. Дудки тебе, – он поднёс фигу Сашке к носу. – Вон пошёл!
Сашка отшатнулся, но услышал:
– Утром завтра заходи.
Низко понурив голову, пришёл Сашка к Звереву, владеющего крохотной, но отдельной комнатой. Тот сидел за столом и строчил письмо.
– Сашок, ходил к мастеру? – спросил он, продолжая писать.
– Был, – махнул Сашка рукой.
– Вижу, не понравился он тебе. Орал?
– Орал.
– Про министерство что-нибудь говорил?
– Говорил.
– А что мне двадцать и пора гнать во взрослую командировку?
– Про это нет.
– Скажет ещё. Ты плохо в людях разбираешься. Лаврентич – милый человек. Сам убедишься завтра.
Утром, на другой день, вошёл Сашка в кабинет мастера уже со Зверевым. Мастер встретил их улыбкой и обратился к Звереву:
– Володя, я твою просьбу помню. Будет твой в конторке щёлкать на счётах.
Выйдя за двери, Зверев криво улыбнулся:
– По-другому и не могло быть: я дочь его в Москве на литфак устроил; конечно, не я, а отец, но это всё равно. Артачиться начнёт, можно обратный ход сделать. Но я и сам тут в авторитете. Посидишь, увидишь.
Стучать костяшками непоседливому Сашке быстро надоело; тогда Лаврентич поставил его вторым напарником – возить с помощью конской тяги чугун, дрова и продукты. Но и это продолжалось недолго: Зверев добился ему месячного отпуска, так как подходило время концертов. Сначала провели их внутри колонии, потом вне зоны, для шефов, в клубе Лесозавода. После каждого концерта вне зоны организовывались танцы с местными девушками. Сашке, после выступления, хлопали особенно долго. Вскоре, по инициативе заместителя начальника зоны, Сашке поручили организовать струнный оркестр. Шефы обеспечили инструментами. Сашка настроил балалайки, мандолины, гитары и выбрал несколько музыкантов из большого числа желающих. Начал обучение с песни «Светит месяц». Через две недели увеличил репертуар до пяти песен. Как-то послушал их исполнение заместитель начальника зоны, ему понравилось. И со следующего дня оркестру назначили поощрительный паёк – по пирожку с рисом к чаю.
В оркестре числился
