корабли американского военного флота.
Приближающийся развал Советского Союза добирался до Петропавловска-50 медленно и проявлялся пока в том, что по городку бродили странные слухи.
– Вот вам история с местным колоритом, – рассказывал Конькову капитан местного КГБ. – Корякский шаман беседовал с вороном Кукийняку, и ворон сказал ему, что в Нижнем мире для СССР уже сшили погребальную одежду. Мы этого шамана отправили куда следует, но слухи всё равно остались.
Ворон Кукийняку был известным персонажем мифов коряков, ительменов, инуитов и других народов, живущих по обе стороны Берингова пролива, хотя с американской стороны его звали по-иному. Истории об этом вороне начали рассказывать очень давно, ещё до того, как переход с Камчатки в Америку опустился на морское дно.
Камлание местного шамана, о котором рассказывал Конькову капитан, на самом деле происходило так.
Шаман пожелал узнать, долго ли ещё просуществует Советский Союз. Ворон Кукийняку ответил ему сразу, поскольку только что выяснял этот вопрос по просьбе самого духа Советского Союза.
Этот дух (1917 года рождения, рыжий, очень сильный – даже сухие таёжные комары, пьющие его кровь, умирают) неожиданно заболел от тоски и одиночества. На Небо его никогда не пускали, но в последние годы даже Ад отказался с ним разговаривать.
Дух Советского Союза принёс в жертву Аду оленеводческий колхоз, но облегчения не получил. Отчаявшись, он обратился к ворону Кукийняку, подарил ему моржа и просил его о помощи.
Ворон отправился в путь. У ворот Верхнего мира ему, естественно, не открыли, а у ворот Нижнего мира его ожидал серый человек, назвавший себя посланником. Подземный человек взял половину моржа и сказал ворону, что дух Советского Союза обязательно умрёт:
– Этот глупый дух Советского Союза только мужчин хорошо портил. Теперь хотим другого, чтобы портил женщин и детей.
– Придумают же такое! Ворон! – удивился Коньков.
Капитан засмеялся.
– Здесь и не такое рассказывают. Рабочий с судоремонтного говорил, что в Сибири есть огромные курганы. Будто бы эти курганы на самом деле скотомогильники, где во времена Сталина разводили сибирскую язву. Река подмыла землю рядом с курганами, так что язву в любой момент может разнести по течению. Говорят, жители слышат стоны из этих скотомогильников.
– Жуть, прямо дух захватывает. Ещё что-нибудь расскажите, – попросил капитана Коньков.
– Вот ещё один случай, – охотно продолжил капитан. – Наш петропавловский, мичман один, вышел в отставку и объявил себя волхвом. Рассказывает, что была раньше в русском языке магическая буква «Хыть». Похожа на обычную «Ха», но там ставилась такая секретная точка, которая этой букве давала особую силу.
Будто бы только товарищ Сталин знал, где эту точку ставить. Он писал карандашиком на подводной лодке: «Хыть пробьёшь», и, действительно, никакая торпеда эту лодку не пробивала…
– Он у вас пьющий? Мичман этот, – поинтересовался Коньков.
– В том-то и дело, что бросил!
Дни пролетели быстро, и Коньков вновь оказался в аэропорту Петропавловска-Камчатского. Из-за плохой погоды рейс задержали, и ему предстояло маяться часов десять.
Народу в аэропорту было немного.
Он побродил по залу и зашёл в ресторанчик, где выпил две рюмки тёплой апельсиновой водки.
Несколько мужчин, по виду туристов-рыболовов, разговаривали неподалёку.
– Да знаю я этих балерин! Только замахнулся, а они уже визжат как резаные…
– Черчилль сказал…
– Моя в театре работает…
Коньков задремал, и ему приснилось собрание на работе. Генерал Лаков говорил:
– Кое-то распустил слухи о том, что у меня имеется чувство юмора.
Присутствующие начали улыбаться.
– Я говорю совершенно серьёзно! – начал сердиться Лаков.
После этого Конькову снился тёмный берег неизвестной реки, ночь, размытый дождями холм, из-под которого выкапывались наружу скелеты погибших от сибирской язвы животных. Животные мычали от голода и ели землю, которая из них вываливалась.
Потом всё разом исчезло, словно весь этот бред стёрла невидимая рука, и перед глазами Конькова оказалась очень тихая комната, в которой сидела мама отца Леонида.
– Купи платок, касатик.
Коньков открыл глаза. Перед ним стояла женщина и протягивала ему цветастый платок.
– Сколько?
Не дожидаясь ответа, он потянулся за бумажником.
– Сорок, – сказала женщина. – Сама вышивала. Девушке своей покупаешь?
– Маме, – сказал Коньков. – То есть не моей, а одного моего друга.
– Хорошее дело, – похвалила его женщина.
Платок был очень красив: алые, с золотым и серебряным тиснением розы, вышитые по чёрному полю.
– Погадать тебе, касатик? – участливо спросила женщина.
– Нет, спасибо, – сказал Коньков.
– Не бойся, я тебе бесплатно погадаю, – сказала женщина, по-хозяйски беря его за руку. – Хочешь знать, увидишь ты её или нет?
– Я и так знаю, что не увижу, – вздохнул Коньков.
– Ничего ты не знаешь.
Она с минуту разглядывала его ладонь, а потом посмотрела ему в глаза.
– Ты хочешь её увидеть?
– Она уехала и не вернётся, – твёрдо ответил Коньков.
– Значит, и не увидишь, – сказала женщина, взглянув на него как будто с жалостью.
Ангел широко улыбнулся, и его улыбка растянулась в зверскую пасть, а затем в тоннель, втянувший в себя Леонида и Росси.
Их ошеломило чувство падения и вращения, ужасная вонь, а потом они рухнули на что-то скользкое. Было темно, и прошла, наверное, целая минута, прежде чем они разглядели зеленоватый свет, исходящий от почвы и густого, похожего на мокрую бумагу тумана.
Рядом плескались невидимые волны реки или, может быть, моря.
– Где мы? – спросил Леонид.
– На острове, – сказал ангел, материализуясь у них за спинами.
Его покрывала двигались теперь механически, как крылья насекомого.
– А где Олли? – спросил Росси.
– Нужно идти вглубь острова, – ответил ангел.
Они шли, пока не увидели человека, сидящего на большом камне, очертания которого напоминали трон. Человек спал, улыбаясь и о чём-то мечтая во сне. Он был бы красив, если бы не чёрно-красный след от человеческой пятерни, переливающийся на его щеке, как раскалённый уголь.
Над головой спящего мерцала призрачная картина – городская улица, машины и люди.
– Это Олли? – шёпотом спросил Леонид.
– Да, – сказал ангел.
– Что у него на щеке? – спросил Росси.
Ангел тонко улыбнулся.
– Пощёчина. А вот и тот, кто её отвесил.
Что-то хрюкнуло, и им под ноги бросился лохматый сердитый комок.
Уродливый гном принимал воинственные позы, рычал и размахивал палкой, изо всех сил стараясь ткнуть им в глаза.
Они отступили, скорее от неожиданности, чем от страха. Гном хотел было снова броситься в атаку, но вдруг резко изменил направление.
– Out! Get out! – в ужасе заорал он.
Держа свою палку как шпагу, он пробежал мимо них.
К каменному трону подползали чёрные, маслянистые на вид черви. Они пахли обречённостью и, казалось, выделяли болезни, как слизь.
Гном вскрикивал от страха
